Беспредел - Леонов Николай Иванович. Страница 4

– Нашел человека? – сухо спросил Костылев.

– Да. Мой агент. Псевдоним – Солдатов. Боец, убийца, умен, находчив. Я ему, естественно, ничего не сказал.

– Ты, естественно, ничего и не знаешь, – без улыбки отозвался Костылев. – Как сообщил обо мне?

– Мол, есть человек, нуждается. Остальное – дело ваше. Я могу идти?

– Ступай и забудь. Я, конечно, благодарен и не забуду.

– Очень тронут, – ухмыльнулся, не сдержавшись, Зотов. – Я только обязан предупредить, предостеречь: агент полагает вас особью преступного мира. Задание, которое дали агенту мы, – помочь нуждающемуся человеку. Ясно: мы несем ответственность только в рамках задания. Так что будьте крайне осторожны.

На этом и распрощались.

Костылев нашел Рощина на согласованном месте точно и в срок. Всмотрелся: и правда, глаза – два шила, злющие. Но в лице точечки, россыпью, некоего интеллекта. Не дурак, хитер, силен. Решил держать себя как преступный авторитет – на вора в законе, подумал, не вытянуть, обхождения не хватит.

– Здесь говорить не станем. В «Савое» бывал?

– Бывали-с… – Рощин тонко улыбнулся. – Любите хорошую кухню?

– Идем. – Костылев рассыпаться не стал, не положено. Они ведь не друзья.

В зале Рощин заинтересованно обвел взглядом золоченую лепку, зеркала на потолке и вздохнул:

– Правильно «Комсомольская правда» писала когда-то… Жизнь прошла мимо.

– Она вернулась, считай, что так. На мгновение. А если сладимся… И навсегда.

Приступили к закуске. Костылев жадничать не стал и из авансированной азерами суммы заказал икры разной, рыбки красной и белой, «Смирновской».

– Мне мучительно больно за бесцельно прожитые годы, – произнес сквозь кашу во рту Рощин. – Премного благодарны.

Ирония не понравилась, но поезд тронулся, отступать было поздно.

– Дело стоит тридцать тысяч баксов, – сказал Костылев ровным голосом. – Задержишь на срок указанных лиц, а еще лучше, отправишь на луну – получишь все сполна. От меня лично. С благодарностью. Попытка выкрутиться безжалостно пресекается. Никаких вбок-назад. Любой инициативе – стоп. Все понял?

– Вы так говорите… – протянул Рощин. – Здесь? – огляделся. – За этим столом?

Костылев поймал изучающий глаз. «А он не прост, совсем не прост, этот агент ментовский… Надо держать ухо востро».

– Не держи за лоха. О чем базар? То и исполняй. А об вечном покое мы позаботимся без тебя. Здесь все жуки, но «жучков» не ставят. Если не велено. Все понял?

– Ладно. Мне – тридцать. А общий гонорар – он каков?

«Вот сволочь… – Костылев обмер. – Подставил суку чертов мент… Да ведь это – явный прокол!»

– Я бы тебе ответил на языке… Но скажу, как в детстве мама говорила: любопытной Варваре нос оторвали. Усек?

– Я пошутил. – Рощин тщательно вытер рот крахмальной салфеткой и громко рыгнул. – Давайте о деле.

Еще полчаса Костылев объяснял – где получить милицейское обмундирование и оружие, документы и транспорт. Назвал несчастного Рафика. Напоследок сурово сдвинул брови:

– Все должно выглядеть как чрезвычайное задержание. Что бы он там ни орал на публику – никто не поверит. Азеров в Москве не любят, чем они шикарнее одеты – тем больше ненависти в русском человеке. Так что вы работаете безопасно и наверняка. Деньги выдам тебе, а вот станешь ли ты делиться с братвой… Твое дело. Из личного опыта скажу так: чем денег лично у меня больше – тем лично мне лучше. Все понял? Тогда пошли.

У парадного Костылева ждал ничем не примечательный «жигуль» шестой модели. Перехватив удивленный взгляд «подельника», Костылев выдавил улыбку:

– Главное – не светиться. Тебя подвезти?

– До метро. А если не жалко – до Марьиной, там обретаюсь.

Что заставило многоопытного Костылева принять предложение? Это навсегда останется загадкой. Рощин сел рядом, на переднее сиденье, машина рванулась с места и понеслась по счастливым демократическим улицам в некогда обетованное воровское место – Марьину Рощу.

По дороге не разговаривали, Костылев вдруг ощутил несварение от обильной острой пищи и тоску в сердце. Рощин косил волчьим глазом и тоже молчал. В тихом переулке велел остановиться и, посматривая загадочно, произнес со значением:

– Человек – располагает, а бог – предполагает.

– Наоборот, – отозвался Костылев, нетерпеливо уже ожидая, когда же наконец скользкий пассажир опростает автомобиль. В этот момент Рощин и нанес удар ножом в шею, под правое ухо. Генерал всхлипнул и потек под сиденье.

Машину Рощин отогнал на безлюдный угол кладбища, у стены. Здесь не хватятся до утра, если не дольше. Путь к единоличному успеху был открыт. Совесть не мучила по причине ее полного отсутствия, оковы сотрудничества с Зотовым наконец-то пали навсегда. Пусть теперь Зотов объявляет всероссийский и всеэсэнговский розыск, обращается к Интерполу – все это говна-пирога. Ничего боле не может милиция, нарыв на теле народа, куча бездельников и лоботрясов…

Собирая нехитрые пожитки на «хазе», Рощин думал о том, что затея возникла дурацкая, исполнить ее будет крайне сложно. Во-первых, все «пункты», указанные покойником-заказчиком, отпали сами собой. Там ни машин, ни оружия, ни форменной одежды более не получишь. Да и зачем? Этот ныне мертвый придурок из госбезопасности (а откуда же еще? Рощин сразу все понял, как только собеседник стал рассказывать об арсеналах и каптерках. У мафии этого ничего нет и быть не может за ненадобностью. Прокололся фээсбэшник чертов, скиксовал, гаденыш неживой…), может быть, всерьез уверовал, что, кроме государства, никто в стране ничем не владеет и сделать ничего не может. А зря…

Есть друзья. Сколько их служит в той же московской милиции? До гроба преданные не присяге несуществующему «народу» и еще менее существующему «руководству», а фронтовой, боевой, кровавой дружбе, выстраданной не речами о том, «как надо», а выжженными кишлаками, спаленными женщинами, детьми, выколотыми глазами душманов, выжженной землей, и без того, впрочем, мертвой…

Соберем друзей, сделаем дело, а выйти на «заказчика мероприятия» – это раз плюнуть. Это недолго и затрат не потребует.

Первое дело – хата, думал Рощин. Где держать такую ораву? Известно, лист следует прятать в лесу, человека – среди людей. Из Москвы не вывозить ни в коем случае. В другом месте они будут светиться, как фонарь над дорогой. Второе – разделить. Отца держать с сыном, мать – с дочерью. Искать будут в Подмосковье, решат, заготовлена дача. Вообще они будут считать, что имеют дело с умными, расчетливыми людьми. Потому умных ходов не делать.

Как увезти четырех людей, Рощин знал, а не получится, значит, не судьба. Жить в Москве без денег нет смысла. Как получить деньги, он тоже знал, а не выйдет, значит, не судьба. Она занимала в его планах процентов пятьдесят, если не больше. Такой шанс он считал очень высоким, часто в бою у него не набиралось и десяти.

Теперь люди. Он позвонил Леше, спокойному, флегматичному сержанту, который оставил два пальца в Чечне, воевал и в Афганистане, где получил Красную Звезду, но дошла до него лишь медаль «За боевые заслуги», и Леха за ней в военкомат не пошел.

Рощин знал, Леха годился: он жил бедно, вкалывал чернорабочим, любил Родину умеренно, чтобы не сказать жестче, называл ее мачехой.

Был еще Юрка, блондинистый, горбатый, сильный, словно плоскогубцы. Сирота. Нищий. Умеренно пьющий. Он боялся только ранения в живот, так как имел язву, порой повторял: если в живот влепят, могут язву убить, как я без нее жить буду? Юрка тоже годился, был смел, два раза умирал, единственный недостаток – безумно любил детей. Чеченский пацаненок ему пулю в бедро засадил, так он его на одной ноге поймал и в госпиталь с собой уложил, сказал, мол, брат. А пареньку грозил, мол, будешь шуметь, я тебе пулю, что ты мне в ногу засадил, не подарю. Позже Юрка достал серебряную цепочку, продел сквозь пулю и соорудил парню амулет. Они были действительно словно братья, только один черненький, другой беленький.