Глориана, или Королева, не вкусившая радостей плоти - Муркок Майкл. Страница 7
Помпезное окно за спиной Глорианы проливает свет, фильтруемый тысячью цветов исполинского витража, что изображает Императора и Дань: отец Глорианы запечатлен в виде Короля Артура, Лондон предстает Новой Троей (легендарная цитадель Мистической Британии Златого Века, основанная предком Глорианы, князем Брутием, семью тысячелетиями ранее), что наводнена представителями всех народов мира, приносящими дары, дабы возложить их на девяносто девять ступеней престола Империи, окаймляемого девами Мудростью, Истиной, Красотой и Жалостью, кои образуют сияющую корону. Про себя Глориана полагает сей витраж пошлятиной, но уважение к традиции и память об отце требуют от нее сохранять окно. По шестеро с каждого края темного стола, с гравированными серебром роговыми чернильницами, гусиными перьями, песочницами и бумагой, разложенными перед каждым в строгом порядке, дюжина Тайных Советников Королевы, двенадцать знакомых лиц, восседают сообразно иерархии. Одесную от Глорианы – лорд Перион Монфалькон в черном и сером, с огромной седой головой, полусклоненной, будто он дремлет, Лорд-Канцлер и Верховный Секретарь; ошую – задумчив, орлообразен, с длинной белой бородой, подстриженной квадратом, в коричневых шапке и плаще, в перехваченном поясом дублете, со златой цепью из шестиконечных звезд – доктор Джон Ди, Советник Философии. За лордом Монфальконом – сир Орландо Хоз, арап, тонкий и клиновидный, в сплошном темно-синем, с воспевающим бережливость кружевном воротнике чуть светлее, с цепью из серебра, черные глазки уперлись в бумаги, Лорд Верховный Казначей; напротив, недвижный на манер камня, не подающий виду, но мучимый подагрическими болями, багроволицый строгий старик, достославнейший мореплаватель Альбиона Лисуарте Армстронг, четвертый барон Ингльборо, Лорд-Адмирал Альбиона, в лиловом бархате и белом кружеве, с цепью массивной, почти якорной, на шее, с глазами голубыми, как бледнейшие океаны Севера. Далее справа – Кровий, лорд Рэнслей, Лорд Верховный Камергер Альбиона, с бледно-золотыми брыжами и манжетами, в стеганом орельдурсовом дублете, с должностной цепью, разукрашенной рубинами; затем сир Амадис Хлебороб, Хранитель Королевской Мошны. В шелках в бело-синюю полоску, отвернутых вкруг шеи и запястий, дабы открыть малиновую подкладку, поверх коей покоились огромный просторный воротник и широкие манжеты, из чистого льна; и с серебряной цепью, тонкой и изящной, намеренно перекликающейся с серебряными пуговицами верхнего платья, то был статный, сардоничный, большеротый, темновласый щеголь, серьезно относящийся к своим обязанностям. Он, казалось, изучал ранее не замеченный им аспект окна. На противоположной стороне от сира Амадиса – сир Вивиан Сум, пухл и волосат, в домотканой одежде, делающей его схожим с мелким землевладельцем, Вице-Камерарий Королевы. Совсем близко к сиру Амадису – мастер Флорестан Уоллис, выдающийся ученый, с ног до головы в черном, цепей не жалующий, зато с небольшим значком на груди, с волосами тонкими и длинными, стелющимися по плечам, с губами сильными и сжатыми; он – Секретарь Высокой Речи Альбиона, языка официальных воззваний и церемониала, а равно сочинитель коротких пьесок, что ставили при Дворе. Следующая пара: Периго Стрелдич, Мастер-Конюший, в темно-коричневом, и Исадор Бьюцефал, Военный Секретарь, в кроваво-красном. Оба бородаты, почти близнецы. Последним справа – мистер Оберон Орм, Мастер Королевского Гардероба, в сиреневом и ярко-зеленом не очень-то по сезону, с гигантскими брыжами обоих цветов, подчеркивающими длину его носа и невеликость губ, с намеком на багрянец в белках глаз; слева же – мистер Марчилий Галлимари, смугл, веселый наполитанец в дублете с разрезами, буфами и галунами, что являли глазу разноцветье не хуже заоконного; с завитыми волосами, с брильянтом в одном ухе, смарагдом в другом; с тонкой бородкой клинышком и тенью усиков – талантливый Мастер Гуляний.
Королева улыбнулась.
– Сколь легка и радостна атмосфера в палате ныне утром. Должна ли я понимать сие так, что празднество продолжается?
Монфалькон пугающе восстал из-за стола:
– По большей части, Ваше Величество. Мир спокоен. Как могила – сегодня. Однако сир Томашин Ффинн несет весть…
– Я знаю. Я намереваюсь увидеться с ним по окончании сего собрания.
– Значит, Ваше Величество ведает, что именно он сообщит? – Многозначительное кряхтение.
– Еще нет, лорд Монфалькон.
– Ну же, ну же, мой Лорд-Канцлер! – Доктор Ди соперничал с ним издавна. – Ваш намек столь зловещ, что можно в кои-то веки заподозрить конец света! Вы недовольны тем, что над Альбионом не нависла никакая опасность? Вам надобно дурное знамение? Обратиться ли мне к Талмуду? Состряпать вам катастрофу? Выпустить пару-тройку бесов из бутылей, обнаружить в звездах темное будущее, устрашить присутствующих разговорами о возможных напастях, что нас поразят, если не внимать одним знакам и пренебрегать другими?
Его голос, в сущности лишенный тембра, неизменно наводил кого-нибудь на мысль, что он вещает, как сейчас, сардонически; другие всегда воспринимали его буквально. Так он окружался двойственностью, недоступной его пониманию, и часто бывал весьма озадачиваем иными советниками по той простой причине, что, сам того не зная и не желая (он ничего не мог поделать со своим голосом), озадачивал их.
Перион Монфалькон не озадачился ни в малейшей степени, ибо насмешки Ди были ему привычны. Оба они ничуть не любили друг друга. Лорд Монфалькон, хвастая терпеливостью, внимал исключительно Королеве.
– Ваше Величество, речь о пустяке, что может сделаться орехом, из коего произрастет до чрезвычайности перепутанный корень.
Яростно стремясь избегнуть полномасштабной драмы с участием двух заядлых игроков, Королева Глориана воздела обе руки.
– Тогда, быть может, призовем Тома Ффинна пред наши очи, дабы услышать объяснения?
– Что ж… – Лорд Монфалькон повел плечами. – Вреда от сего не будет. Он за стеной, в Первой Приемной Палате.
– Так велите привести его сюда, милорд.
Лорд Монфалькон вышел из-за кресла и поплелся к дверце за ним, ведшей в комнатку, что отделяла Тайную Палату от его ведомства. Отворив дверцу, он отдал приказ лакею; после паузы о пол ударила деревянная нога Ффинна. Сообразно случаю сир Том чуть подстриг бороду, шляпа его хвастала пятеркой багряных страусиных перьев, с левого плеча свешивалась плиссированная накидка цвета бутылочной зелени, сияли накрахмаленные брыжи, изумрудно зеленел дублет, перехваченный поясом на затянутой корсетом талии, широкие, цвета канавной жижи штанины под коленями стянуты были лентами, белели чулки, посверкивали золотые пряжки на черных туфлях. Сир Том нарядился в лучшее. Маленькие, часто мигающие глаза при виде Королевы чуток расширились, и он снял шляпу, отвесил низкий поклон, неуклюже заковылял на резной ступне, сконструированной таким образом, чтобы в ней удобно гнездилась перепиленная лодыжка.
– Ваше Величество.
– Доброго дня вам, сир Томашин. Мы ожидали вас ранее. Вы попали в бури?
– Во многие, Ваше Величество. Всякую лигу пути. Наш урон был преизряден. Снесло всю снасть, кроме пары стакселей, и мы почти лишились арсенала ко времени, когда показался берег Иберии. Протащились через Узкое море и встали в порту Гавры на мелкий ремонт, после чего двинулись далее. Сие было четыре дня назад.
– Итак, ваша весть из Франции?
– Нет, Ваше Величество. Она лишь получена во Франции. Пока мы стояли в гавани, задерживаемы сверх срока невежами, коих прислали к нам под видом столяров и парусных дел мастеров, в порт зашел преогромный старомодный галеон вёсел на сорок. Он плыл под полонийским флагом, пробудив во мне любопытство, ибо корабль был явно церемониальный, раззолоченный и с золотыми шнурами в канатах и леерах. Галеон тяжело вплыл в гавань и бросил якорь почти по соседству с нами. Заинтересовавшись судном, я послал поклоны его капитану, и, как следствие, тот пригласил меня на свой борт. То был пожилой джентльмен из штатских. Еще и благородный. И радостный ввиду встречи, поскольку он пребывал без ума от Королевы Глорианы и Альбиона и жаждал любых счастливых сведений по обоим пунктам. Он восхвалил нашу землю и ее Королеву и принялся льстить мне, узнав мое имя и вспомнив мое собственное приключенчество.