Дьявол в раю - Леонов Николай Иванович. Страница 3

«Лев Иванович, ты всегда был умницей. Даже твое еретическое убеждение, что Земля круглая да к тому же вертится, оказалось правдой. Рад видеть, что ты наконец выбрался отдыхать. Надеюсь, твоя помощь не понадобится. Наше знакомство не афишируй.

Удачи и отдыха. Твой…» – далее следовала закорючка.

– Ванна цивилизованная, – одобрила Мария и приступила к разборке багажа.

Гуров протянул ей письмо.

– Фраза «надеюсь… и далее» доказывает, – задумчиво, растягивая слова, произнесла Мария, – что писавший либо шутит, извини, очень неуклюже, либо, что скорее всего, положение у него незавидное. Короче, аховое. Ты догадываешься, кто автор?

– В принципе это может быть только Юрка Еланчук, – наморщил лоб Гуров. – Лет пять он служил в нашей разведке. Когда я видел его в последний раз, он уже работал в Интерполе, жил за кордоном. Кажется, в Швейцарии. Что еще? Говорит на нескольких языках. Рафинированный интеллигент.

Мария хмыкнула, но перебивать не стала. Разве переубедишь того, кто считает интеллигентом любого человека, освоившего другой язык, кроме родного. Хотя… Ладно, пусть продолжает, что Гуров и сделал.

– Зачем он обращается ко мне, понятия не имею. Это совсем не в его стиле. Еланчук – человек деликатнейший! – Мария снова хмыкнула. Но Гуров не отреагировал: – Он же прекрасно видит, что я с дамой и явно на отдыхе.

«Дама» Марии определенно польстила. Гуров, похоже, делал успехи. Но… быть только «дамой»! И где? Среди королевской роскоши? «Не дамой, а царицей! И скоро, очень скоро я докажу это всем. Ему, Гурову, – первому, – Мария расхохоталась про себя. – Игра так игра!»

Пока же приходилось изъясняться как обычной российской обывательнице, хотя и в некотором роде «даме».

– Он к тебе и не обращается, – возразила Мария. – Так, шутливая весточка. Но все же удивительно, ведь подобную встречу не запланируешь.

– Не запланируешь, – усмехнулся Гуров, безотчетно удивившись женской проницательности, говоря иначе, интуиции Марии. «Верно, не запланируешь». – Можно, я первым приму душ, пока ты разбираешь свои туалеты?

Не вещи или, еще чище, тряпки, а туалеты! Гуров, несомненно, менялся на глазах.

Мария сияла от радости.

– Конечно, ваше величество! – милостиво разрешила она. И не преминула пустить вслед колкость: – Эгоист!

Гуров стал под душ, задернул штору. Если Юрий пишет записку – факт уже тревожный. Хуже, паршивый. Никогда опытный оперативник не станет без крайней надобности беспокоить коллегу на отдыхе. Слова «надеюсь, не понадобится» – для первоклассников. Если надеешься, то и не пишешь. А коли пишешь, значит, дела у тебя хреновые. Что могло привести сотрудника Интерпола в элитный турецкий отель? Наверняка через Турцию идут наркотики, но ведь не через этот пятизвездочный отель, где, конечно, уйма людей, но каждый из них на виду! Нечего гадать, инициатива у разработчика. Я должен молчать, ждать и не делать лишних движений.

«Шведский стол», ломившийся от изысканных яств и напитков, перечислить какие едва ли возьмется окончивший соответствующий техникум кулинар, мог поразить и не таких гурманов, как Гуров. Но поражало отсутствие пьяных и даже пьяненьких, хотя возможностей здесь – на каждом шагу. Может быть, выражение безотчетного удивления, которое можно было прочесть на лицах отдыхающих, означало одно – они не узнавали сами себя.

Устроившись поудобней в шезлонгах, Гуров и Мария предавались отдыху: он созерцал окружающий их покой, она углубилась в любимого Бунина, с чьим темно-синим томиком не расставалась, кажется, никогда.

«Благодать! Вот так бы и жить всегда», – подумал Гуров.

– Сколько, по-твоему, людей нас, бездельников, обслуживает? – сквозь нахлынувшую дремоту Гуров услышал вдруг голос Марии. Какой же ерундой она интересуется! И ответил первое пришедшее в голову:

– Семь или восемь, – имея в виду мальчишек в фирменных голубых костюмчиках, шнырявших среди лежаков и шезлонгов и разносящих кофе и колу.

– Врешь, изображаешь всезнайку!

– Возможно, и вру, – согласился Гуров лениво.

Марию буквально бесило его мгновенное признание во вранье, которое и доказывало, что человек говорит исключительно правду, а спорить, тем более доказывать, не собирается. Такая манера вести разговор ставила Гурова выше спорящих, демонстрировала безразличие к их суждению о предмете дискуссии, заодно и к ней. Он как бы заявил: «Дети, думайте что угодно, я знаю правду, этого мне достаточно». Из-за подобной ерунды между Марией и Гуровым и происходили стычки, которые временами перерастали в ссоры.

Дремоту как рукой сняло. Гуров глядел на обидевшуюся Марию с детским изумлением, потом рухнул перед ней на колени, подняв руки к небу:

– Помилуй, государыня царица! Больше не буду перечить, ни единым словом, честное пионерское!

Соседи, кто понимал, смеялись; кто же не понимал, улыбались тоже: взрослым ведь тоже надо порой подурачиться! А где как не на отдыхе?

– Ладно, прощаю! – смилостивилась Мария, потрепала Гурова по волосам.

Мир был восстановлен. Так-то оно лучше!

– Добрый вечер, господа соотечественники! Не помешаю? – К их столику подошел незнакомый Марии человек среднего возраста.

– Здравствуйте. Не помешаете. – Улыбочка у Марии вышла не то чтобы гостеприимная.

– Привет! – улыбнулся Гуров, изобразив на лице самое что ни на есть радушие.

– Еланчук Юрий Петрович, – представился подошедший.

Тут и Марии объяснять ничего не надо.

– Привет, Юрочка! – повторил Гуров, предлагая сходить за водочкой. Встреча все-таки! У него же было.

– Спасибо вам, Лев Иванович, я уже и сам большой. – Еланчук поднялся, ушел стремительно.

– Вид у него уж очень несерьезный, – поглядела Мария на Гурова.

– Моя внешность и мне порой мешает работать, – вздохнул тот в ответ, думая между тем, что события развиваются куда стремительней, чем можно было предположить.

Еланчук вернулся с огромной тарелкой снеди и запотевшим бокалом пива.

Гуров представил Марию по имени.

– Лишь у стареющих актрис известно отчество, но у многих до конца жизни остается лишь имя, – польстил Еланчук Марии. – Я видел вас в фильме «Двое на качелях». Здорово!

– Обычно говорят: «Вы были великолепны!» – улыбнулась Мария. – А «здорово» – это когда на стадионе мяч или шайбу забивают!

– Извините, ради бога! – Смущенный Еланчук склонил повинную голову. – Вы были очаровательны! – исправился он, подумав однако: «Ну и язвочка!»

Гуров, осторожно поглядывая на Марию, далеко не был уверен, что инцидент исчерпан; чувствовал по блуждающей на ее губах усмешечке, что она еще кое-что выкинет. «Бедный Еланчук!»

– Юрий Петрович, – подперев кулачком подбородок, Мария ласково смотрела на него, – вы не обидитесь, если я позволю себе дать вам совет?

– Что вы, прекрасная Мария?! – воскликнул Еланчук, не подозревая о подвохе. – Я весь внимание.

– Тогда слушайте. Имей я вашу комплекцию, ужинала бы совершенно иначе.

– Как же именно? – не стушевался Еланчук, решивший не надуваться индюком, хотя и не ожидал подобной подначки.

– Бифштекс с кровью, жареная картошка и непременно грамм сто пятьдесят русской водки!

– Вы желаете моей смерти, а я вам ничего плохого не сделал, – отшутился Еланчук, вяло ковыряя свой салат. Аппетит у него все-таки пропал.

Гуров краем глаза заметил, что приятелю не сидится на месте. «Почувствовал какую-то опасность? Навряд ли. Значит, ему нужно что-то сказать мне с глазу на глаз».

– У нас с Марией выработалась привычка после ужина прогуливаться по набережной, – произнес он специально для Юрия. – Там красивая подсветка, тихо, малолюдно, можно выпить кофе.

– Возьмите меня с собой, – не заставил себя упрашивать Еланчук.

Ночь благоухала пряно, волнующе. Разбегавшиеся в разные стороны аллеи были освещены гирляндами прятавшихся в низких кустах фонариков; фигуры, бредущие в потаенном сумраке, казались призрачными, возникали и тут же растворялись, словно духи.