Еще не вечер - Леонов Николай Иванович. Страница 25

– Попробуй доказать. В случае удачи ты выходишь на прямую, – быстро ответил Гуров.

– Как докажешь? Один свидетель, и тот сомневается: может, Кружнев, а может, и нет.

– Раздели задачу пополам. – Гуров говорил быстро, азартно. – Сначала убедись сам. Если ты лично, майор Антадзе, будешь уверен, что в два часа ночи у «Волги» находился Кружнев, тебе станет легко работать, и ты найдешь доказательства и следователю и суду.

– Как? Как убедиться? – спросил Отари раздраженно.

– Это сделать нетрудно.

– Извини, подполковник, за грубость, ты мой гость, но сейчас ты говоришь неправду.

– Человек, который может оказывать давление на твоего начальника, медсестру запугает, купит, съест живьем, костей не выплюнет. Ты сказал: Татьяну знаешь – вызови утром, допроси поподробней, когда, где, при каких обстоятельствах конкретно, какими словами медсестра рассказывала о ночной сцене. Сравни показания Татьяны с официальным допросом медсестры.

– Товарищ подполковник!

– Подожди! – перебил Гуров. – Вновь вызови медсестру и передопроси. Если она от своего первого рассказа станет уходить все дальше и дальше, значит, она попала под пресс, на нее давят, и с Кружневым ясно. Возможно, медсестра сегодня вечером уехала к родственникам, тогда ты, майор, на коне. Никого за ней не посылай, выезжай сам, получи подробные официальные показания.

Отари лишь кивал и без зависти и обиды думал, что против Гурова он, майор Антадзе, вроде как второразрядник против мастера, может на равных лишь на ковер выйти да руку пожать.

– Лева, что означает слово «чучмек»?

Гуров сначала не понял, затем смешался, не знал, как объяснить, не обижая.

– Ну… – Он откашлялся. – Некоторые малоинтеллигентные люди так называют человека неумного, малообразованного, низкого происхождения.

– Не крути, Лева. Я чучмек?

– Когда твои предки, Отари, строили обсерватории, мои еще в шкурах ходили. Из нас двоих если кто и чучмек, то это я, – ответил Гуров.

– Ответ дипломата, а не сыщика, – рассмеялся Отари. – Ты просчитываешь ситуацию быстрее меня. Почему?

– Мне повезло с учителями. Меня тренировали первоклассные мастера.

– Утра я ждать не стану, поеду сейчас, – сказал Отари и пошел к телефону. – Главное – медсестра, остальное подождет.

«Волнуется, – понял Гуров, – и голову мне морочит, сбивает неожиданными вопросами, хочет от меня что-то скрыть».

Отари позвонил дежурному, вызвал машину, но на веранду не возвращался. «Учили тебя мастера, только не все ты знаешь. Да и у преступников в Москве одни правила, а у нас порой другие. В Москве на сотрудника МУРа может поднять руку только потерявший разум от водки либо убийца, у которого стенка за спиной, а у нас…»

– Отари! – Гуров вошел в комнату. – Ты чего так торопишься? Утром можно все сделать, сейчас уже одиннадцать.

– Ты сам сказал, девочка может уехать. – Отари прятал глаза, начал без надобности переобуваться.

– Уедет, даст тебе лишний козырь.

– Лев Иванович, ты меня не учи, – рассердился Отари. – Мне могут не сказать, куда она уехала. Девочка вздумает подняться в горы, там есть и ущелья.

– Даже так? – Гуров потер подбородок, вздохнул. – Извини, тебе виднее. Так мне тоже поберечься?

– Тебе дать пистолет?

– А у тебя есть лишний?

– Слушай, Лев Иванович, ты мне в душу не лезь. – Отари услышал стук мотора приближающейся машины. – Так дать?

– Спасибо, я оружия не люблю.

Они молча поднялись к шоссе, сели в машину. Отари сказал:

– «Приморская».

– Высади в центре, я погуляю.

Водитель полуобернулся, взглянул через плечо вопросительно. Отари сказал по-грузински:

– Кто твой начальник? – и выругался.

В ресторане оркестранты начали неторопливо собирать инструменты, что означало: без наличных они больше играть не станут. Кто-то из посетителей, видимо, завсегдатай, махнул рукой.

– По просьбе наших дорогих гостей, – слащаво улыбаясь, прошептал саксофонист.

Компания занимала все тот же столик. Гуров поклонился молча – перекричать музыку, исполняемую по просьбе гостей, не представлялось возможным. Артеменко наклонился и в самое ухо прокричал:

– Горячее? Иначе кухня закроется!

Гуров кивнул, отстранил руку Кружнева, пытавшегося налить ему коньяка, выпил минеральной и занялся салатом. Толик танцевал с Майей, Артеменко холодно, как всегда, безразлично, смотрел в зал, Таня о чем-то переговаривалась с Кружневым, который казался пьяным.

«Я нормальный человек, не ханжа, не моралист, – рассуждал Гуров, наблюдая за окружающими, – не считаю ресторан притоном, отрыжкой чуждого нам мира, но ведь скучно же, однообразно, здесь можно свихнуться от тоски».

Оркестр взял тайм-аут, наступившая было тишина заполнилась ровным шумом зала, прерываемым пьяными выкриками.

– Надо шевелить мозгами, – сказал Артеменко, – и как-то разнообразить наше времяпровождение, иначе мы покроемся волосами и отрастим хвосты.

К столу вернулись Майя и Толик. Майя обняла Гурова и громко сказала:

– Где ты шлялся? Такие женщины пропадают. – От нее пахло французскими духами и коньяком. – Ты Лева, законченный эгоист.

– Может, вам все надоело, скучно, а мне так распрекрасно! – Кружнев поднял бокал. – У вас – будни, а у нас – праздник!

– Мы, Николай Второй… – усмехнулся Артеменко, увидел кого-то у входных дверей, хлопнул Кружнева по плечу. – На выход, тебя Дульцинея кличет.

– Да? – Кружнев допил бокал и поднялся. – Никитович, расплатись за меня, а я завтра. – Он пошел к дверям.

«Мне чудится, мстится, – глядя ему вслед, думал Гуров, – или он действительно не так пьян, как изображает», – а вслух спросил:

– Куда он заторопился, кто его кличет?

– Лева, ты приехал из Могилева? – Майя не актерствовала, была пьяна. – У Ленечки жуткий роман с горничной второго этажа. Знают все, объявляли в программе «Время». Стихи слагают. Лева, утки все парами… – Она махнула рукой в сторону двери, указала на Артеменко и себя, на Толика и Таню. – Только ты один.

Казалось, Таня не слушает, однако она громко ответила:

– Мы с Толиком – друзья с детства, а влюблена я в Льва Ивановича. А он на меня – ноль внимания! – Она обняла Толика за шею и шепнула: – Ты лишь пикнешь, я из тебя клоуна сделаю. Ты Отари Георгиевича не забыл?

– Татьяна, я в твои дела никогда. – Толик галантно поцеловал ей руку и добавил: – Желания женщины – закон!

– Где нахватался? – рассмеялась Майя. – Сенека!

Официантка принесла «цыпленка», которого зажарили, когда он умер, оплакиваемый правнуками, от старости. Гуров отложил бесполезный нож и взялся за патриарха руками.

Артеменко с Майей поднялись на этаж, а Таня, Гуров и Толик вышли на улицу.

– Разрешите вас проводить? – спросил Гуров.

– Это после моего объяснения в любви? – Таня взяла Толика под руку. – Лев Иванович, я девушка строгих правил. За мной следует ухаживать с утра.

– Извини, старик. – Толик пожал мощными плечами.

Открывая дверь своего номера, Гуров услышал телефонный звонок, вбежал и снял трубку:

– Гуров!

– Ты в служебном кабинете? – скрывая волнение, спросил Отари. – Второй час, я уже ехать к тебе собрался.

– Девушка не ушла в горы, не сорвалась в ущелье, но, к сожалению, не помнит, как выглядел мужчина, которого она видела ночью, – сказал Гуров. – Так?

– Хуже, – ответил Отари. – Она абсолютно уверена, что ночью видела мужчину высокого и полного.

– Прекрасно. Раз Кружнев небольшого роста и худощавый, значит, она видела высокого и полного. Великолепно! А как она тебе объясняет свой первый разговор с Татьяной?

– Говорит, напутала Таня, сплетница…

– Давай вздремнем, поутру начнем думать. Спокойной ночи. – Гуров положил трубку и лег.

Он знал, что заснуть не удастся, и не принуждал себя. Любые логические построения – не математическая формула, возможны ошибки, причем грубейшие. Причин для того достаточно. Ложная посылка, когда ты при конструировании собственной логики подменяешь логику совершенно иного, принципиально отличного от тебя человека. Особенно часто такое случается при попытке моделировать поведение женщин. «Я считаю, – думал Гуров, – что медсестра изменила свои показания под давлением извне. А если неверно было ее первое заявление? Сказала и сказала, что называется, сболтнула для красного словца, а сейчас испугалась. А если сболтнула Татьяна? Нет, Татьяна болтать не станет, она способна сказать неправду умышленно, преследуя определенные цели, только не болтать от глупости или скуки. Жаль, не удалось ее проводить. А почему она отказалась? Толика она не стесняется, значит, существует иная причина. Какая? Насколько легче работать с мужиком любой национальности и вероисповедания – он в поступках руководствуется логикой, а не настроением. Оставим. Вернемся к Кружневу. Кружнев, Кружнев, что-то я в тебе не разберусь. Хватаю, удержать не удается…» Гуров заснул.