Кровь алая - Леонов Николай Иванович. Страница 2

Верочке рассказывали, что однажды на банкете, танцуя с чрезвычайно настойчивой претенденткой, Гуров сказал:

– Мужчина, который стреляет в собственном доме, не охотник, а обыкновенный самоубийца. Красавица, передайте мои слова по селекторной связи.

Из генеральского кабинета вышли двое в прокурорских мундирах, кивнули Верочке, пробурчав нечленораздельное, низенький, плотный, судя по петлицам, старший, зацепил взглядом Гурова, хотел остановиться, передумал и вышел следом за подчиненным в коридор.

– Здравия желаю, – сказал Гуров, войдя в кабинет, – хотели видеть, я тут, готов к выполнению.

– Желаю, желаю, – ответил Орлов, потирая нос, словно только что с прокурорскими не разговаривал, а дрался. – Садись.

Генерал знал, что Гуров не сядет, а встанет у окна. Полковник улыбнулся, прошел к окну, оглядел скромный кабинет с любопытством, словно не бывал в нем ежедневно, присел на подоконник, вздохнул; за неполные двадцать лет знакомства Гуров так привык к внешности начальника и друга, что давно не обращал никакого внимания на мужиковатую простоту генерала, прекрасно зная об аналитическом уме, проницательности и огромном сыщицком опыте Орлова.

– Неважнецкие у нас дела, Лева. – Орлов моргнул, вздохнул, почесал за ухом. – Совсем неважнецкие.

– Когда у тебя дела в норме, Петр, ты за ухом не чешешь, а трешь подбородок, – усмехнулся Гуров.

– Нахальный мальчишка, – Орлов открыл лежавшую перед ним тонюсенькую папочку, вынул листочек, разгладил короткопалой ладонью и брезгливо отодвинул. – Вот девушку застрелили.

– Надо же! – Гуров цинично усмехнулся. – В России убили девушку, ЧП, да и только! И кто же у нас папа?

– Инженер, а мама – учительница средней школы. А ты до того, как стал опером, важняком и полковником, был голубоглазым, чистым, добрым мальчиком.

– Я это слышу, наверное, в сотый раз, Петр. Коли одолела ностальгия, могу напомнить, что ты был старшим опером, стал генералом, но и тогда, и сегодня, прежде чем сунуть меня в дерьмо, долго готовишь. И чем дольше, тем дерьма будет больше.

Орлов вытянул губы дудочкой, взглянул на кончик собственного носа и спокойно спросил:

– Лева, ты за белых или за красных?

Гурова удивить было трудно, но тут он на секунду смешался, взглянул на потолок, указал на него пальцем:

– Ты про них? Так я их не люблю любых цветов и оттенков. Но я избирал президента и обязан его защищать.

– Что обязан, хорошо, а что не любишь – плохо. Людей надо любить, Лева! – Высказав столь свежую и оригинальную мысль, генерал даже поперхнулся, схватил лежавший перед ним лист, положил на край стола. – Полюбуйся! Девчонку застрелили в загородной резиденции спикера! – Неожиданно повысил голос, почти кричал: – Они приказали министру, он приказал мне, я – тебе! Разберись!

– Не надо на меня кричать, господин генерал, – тихо ответил Гуров, бумагу со стола не взял. – Есть прокуратура, Министерство безопасности, личная охрана спикера, в конце концов.

– Лева, не надо, – Орлов потер ладонями лицо. – Прокуратура возбудила уголовное дело. Старший следователь по особо важным делам принял его к производству. – Генерал вновь коснулся лежавшей на углу стола бумаги. – Вот его поручение органам внутренних дел.

– Он что же, будет меня учить, как разыскивать убийцу? – рассмеялся Гуров, взял наконец злополучную бумажку, взглянул мельком, сложил и убрал в карман.

– И учить, и, уж конечно, требовать результата, а вы, полковник, будете молча терпеть. Когда у высшего лица обнаружена язва, вызывают министра здравоохранения. Но министр делать операции не умеет. Он вызывает зама, тот главного врача, – Орлов ткнул себя в грудь. – Но я не оперировал уже несколько лет. Я, Лева, старый, усталый руководитель, а нужен творческий исполнитель, профессионал, у которого скальпель в руке не дрогнет даже над брюхом президента. Кстати, я бы тебя туда никогда не послал, но твое имя назвали там! – И генерал, как недавно Гуров, указал на потолок.

– Откуда они меня знают?

– Слухами земля полнится.

– Так я там потолкаюсь дней несколько, испишу килограмм бумаги, раскланяюсь и разведу руками.

– Хвастун! Ты можешь много, порой слишком много, но столь разумное решение тебе не по силам. – Орлов мягко улыбнулся, смотрел на ученика с гордостью. – Я наперед знаю, как все произойдет. Ты поплутаешь, возьмешь след, двинешься по нему и пойдешь туда, куда ходить совсем не следует. Они, – генерал тронул телефонный аппарат, – потребуют тебя отозвать.

– Вот беда! – по-мальчишески воскликнул Гуров. – Ты дашь команду, я ее выполню с превеликим удовольствием.

– За прошедшие годы я отзывал тебя трижды. Ты хоть раз подчинился? Когда ты вцепишься, тебя нельзя оттащить, тебя можно только убить.

– Ну это вряд ли, – Гуров одернул пиджак, шагнул к дверям. – Так я пошел?

– Иди, – Орлов махнул рукой. – Бессмысленных слов не говорю. Иди!

– Спасибо, Петр Николаевич. – Гуров поклонился и вышел.

– К тому же он их еще и не любит, – пробормотал генерал. – Практически я послал его…

Рассуждения Орлова прервал телефонный звонок.

– Орлов, – сказал генерал, выслушал абонента, усмехнулся и ответил: – Вы, извините, помощник? Так и помогайте, черт вас подери! А полковник Гуров уже выехал!

Шоссе струилось сквозь лес, мелькали посты ГАИ. Обшарпанный «жигуленок» Гурова не останавливали, лишь провожали внимательными взглядами. Шоссе было без трещин и заплат, что наводило на мысль – асфальт в России делать умеют, только на всех его не хватает, и шоссе это не для всех, и у будок ГАИ дежурят не милицейские. Рассуждения, досужие мысли, никаких доказательств, да Гуров последние и не искал, завистлив не был. Если люди могут жить хорошо, пусть живут хорошо, было бы просто великолепно, если бы они такую жизнь заработали, а не получили как приложение к должности за усердную суетню у микрофонов.

Полковник заметил, как от последнего поста следом за «жигуленком» ушла штатская «Волга» и повела – не навязчиво, но и особенно не скрываясь. У сыщика появился соблазн остановиться и поболтать с сопровождающим, но он вспомнил осунувшееся лицо Петра, и желание бутафорить пропало. Позади ударил фарами мощный лимузин, легко обогнал, презрительно фыркнув, стремительно унес свое черное лакированное достоинство. Гуров подумал не о том, кто именно катается в роскошном лимузине, а прикинул, какой бензин он кушает, в каком количестве и на сколько дней хватило бы полковничьей зарплаты, если бы джинн выскочил из бутылки и подарил ему, Гурову, подобную машину.

«Жигуленок» уперся в зеленые железные ворота, «Волга» развернулась и замерла неподалеку. На воротах не было номера, никакой надписи, но, судя по полученным Гуровым инструкциям и сопровождению, он прибыл куда следует. Сыщик, хотя и не сомневался, что за ним наблюдают, посигналил, опустил стекло и закурил. Рядом с воротами открылась дверь, вышел мужчина в штатском, лет тридцати; фигура и лицо охранника свидетельствовали, что он не большой поклонник Мельпомены и свободное от дежурств время проводит за обеденным столом, в постели и спортзале. Гуров сразу оценил легкую, мягкую походку, четкие, неторопливые движения штатского и удивился, какой глубокий, приятный у него голос.

– Здравствуйте, Лев Иванович, – сказал охранник и даже улыбнулся. – Если не возражаете, я сяду в вашу машину, покажу, куда проехать, где припарковаться.

– Здравствуйте, не возражаю, – ответил Гуров.

– Спасибо, – охранник сел рядом. – Я начальник охраны, Егоров Илья Иванович. Мне будет приятно, если вы будете звать меня просто по имени.

Они ехали сосновым бором, никаких строений не наблюдалось. Охранник Гурову понравился, но удержаться он не сумел и, не скрывая сарказма, спросил:

– Судя по речи, вы выпускник Оксфорда или Кембриджа?

– Мы с Тамбовщины, – спокойно ответил Илья. – Кое-чему в столице обучены. – Он обаятельно улыбнулся.

Гуров подумал, что из парня можно сделать союзника, остановил машину, достал сигареты, начал шарить в карманах. Начальник охраны мгновенно щелкнул зажигалкой, протянул Гурову.