Кровь алая - Леонов Николай Иванович. Страница 20

Гуров сидел в своей квартирке за столом и занимался делом непривычным: рисовал схемы, составлял графики. Обычно сыщик всю информацию держал в голове, писать, чего он терпеть не мог, не требовалось. Сегодня он запутался – уж слишком много действующих лиц – и, посмеиваясь, взял в руки фломастер. Начеркав несколько страниц, сыщик просмотрел результаты своей работы с изрядной долей отвращения, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

Петр Юсов знаком с водителем Танаевым и провел с ним конспиративную встречу. Танаев – единственная реальная зацепка в деле. Он находился здесь в момент убийства, он опередил Илью Егорова в гараже. Танаев баловался бензином – затирал несуществующие следы в салонах служебных машин? Не факт. А вот встреча Танаева с Юсовым и что последний после встречи проверялся – факт. И факт интересный. Только не следует его переоценивать. Возможно, случайное совпадение, людей связывает дело, не имеющее никакого отношения к убийству. Здесь Гуров начинал путаться и рассуждать противоречиво. С одной стороны, опыт доказывал, что случайные совпадения лишь следствие слабости розыскника, не сумевшего найти логическую связь между событиями. С другой стороны, тот же опыт убеждал, что жизнь порой состоит из самых несуразных совпадений, похожа на бесконечную цепь, кольца которой сцеплял между собой не мудрец, а пьяный шутник.

Когда не удавалось решить задачу, Гуров всегда начинал пересматривать ее условия, проверяя, не вкралась ли ошибка изначально.

Итак. Оксана Строева была убита выстрелом в голову с расстояния тридцать два метра. Оружие с глушителем, систему установить не удалось, калибр 7,65. Можно практически с уверенностью сказать, что стрелял профессионал. Таковы факты, далее начинаются предположения. Убийца проник на территорию вполне законным путем, вошел или въехал через КП, после убийства не скрылся, то есть находился в поле зрения.

Сыщик сложил исчерканные листки в аккуратную стопочку.

Мотив преступления установить не удается. Классический вопрос: «Кому выгодно?» – здесь не подходит. Кому убитая мешала, точнее, могла помешать, но не успела? Гуров чувствовал, вопрос не имеет ответа, его следует пока оставить в стороне, не упираться, не тратить время и энергию. Само преступление нестандартно и в его сыщицком опыте не имеет аналогов.

Гуров достал бутылку коньяка, выпил рюмку и закурил. Он точно знал, что ни алкоголь, ни табак никогда и никого не сделали умнее, но сыщик только человек и уж что иное, а найти оправдание для своих слабостей способен мгновенно. Необходимо снять напряжение, расслабиться, затем легче будет сосредоточиться. Гуров довольно пыхнул сигаретой, подобное объяснение его вполне устраивало.

Изучая потолок, он убедился, что все трещинки и потеки на месте, паутину в правом углу никто не тронул, и действительно успокоился. Не впервые уперся лбом в стенку, случалось неоднократно. Не удается прошибить, попытаемся перелезть или обойти.

Водители. Машины. Гараж. Бензин. Карим Танаев. Он на месте убийства, позже в гараже, еще позже у «России». Здесь конспиративная встреча с Петром Юсовым. Танаев на месте убийства – факт, и встреча водителя с Юсовым тоже факт. Гараж и бензин – предположения, которые связывают факты. Связка красивая, если она реальна, то Танаев либо убийца, либо прямой соучастник. Если связка – плод воображения, принята лишь за красоту и простоту, то факты распадаются, существуют каждый обособленно и Танаев к преступлению отношения не имеет.

Первая версия была бы вполне убедительна, кабы не одно недоразумение. Забросить бы его куда подальше, сделать вид, что нет его, и начинать строительство. Но если в фундаменте гнилая балка, то можно здание построить, а когда начнешь крышу красить, все рухнет к чертовой матери. И ты, хренов строитель, окажешься даже не на пустом месте, а под грудой обломков.

Если Танаев убийца или соучастник, то знает, что никаких следов в салоне машины обнаружить не могут, и пачкать руки в бензине не станет.

Спас Гурова, выдернул его из тупика стук в дверь и появившийся без приглашения полковник Авдеев.

– Я тебя просил, хочешь зайти – позвони, – Гуров сложил лежавшие на столе бумаги, убрал в карман. В записях отсутствовали не только секреты, но и элементарный смысл. Однако Гуров упрятал бумаги аккуратно, даже провел ладонью по пиджаку, проверяя, все ли на месте. Таким жестом фраер указывает щипачу, где именно лежит бумажник.

– Хозяина привезли, – сказал Авдеев, тяжело опускаясь в кресло, – так что ты воздержись. – Он указал на коньяк.

– Что значит – привезли? – несколько растерянно спросил Гуров. – Сам не ходит?

– А вшивый о бане! – Авдеев махнул рукой, улыбнулся через силу. – Целехонький, никто на него не покушался. Давление. Врач сказал – перенапрягся. Так что ему не до нас, в постель уложили. Разреши?

Гэбист взял бутылку, наполнил рюмку Гурова и выпил.

– С тобой все в порядке? – поинтересовался Гуров, наблюдая за бледным, осунувшимся Авдеевым. – Может, помощь требуется?

Авдеев болезненно поморщился, не ответил. Выглядел он плохо, смотрел не обычно, задиристо, а тускло, словно превозмогал боль. Сыщик почему-то подумал, что неприятности у коллеги не служебные, а домашние, решил увести разговор в сторону.

– Вроде бы Гораев мужик крепкий, терпеливый, чего вдруг расклеился? Или в верхах штормит, Россию поделить не могут?

– Не слышал, – Авдеев вновь наполнил рюмку, – а тебе все шуточки. Россия не девка, чтобы из-за нее драться.

– Я так сказал, – Гуров поднялся, достал вторую рюмку, – и на Россию они плевать хотели, их место у камелька волнует. Так ведь Гораев так близко устроился, аж дымится.

– Последний шаг – он трудный самый.

– У поэта подворовываешь. Для меня спикер человек чужой, а ты хоть и не родной, однако и не посторонний. Колись, может, помогу?

– У меня не служебное, оставим, – Авдеев выпил и заговорил нарочито бодро: – Я думаю, у хозяина очко заиграло. Он после выстрела себя в руки взял, мол, несчастный случай и все такое, главное в моей жизни – забота о благе Отечества. Трое суток на нервах продержался, они и сдали. – Авдеев поднялся, зашагал по комнатенке, коньяк достал гэбиста, лицо у него порозовело, глаза ожили. – Ты, Лев Иванович, сам понимаешь, о хозяине разное сказать можно, но не дурак он точно. И просто умнющий мужик. И коли под окнами в кустах пистолет с глушителем, то цель у того пистолета лишь одна. А девку так, для страху пристрелили. Мол, ты, спикер, полагаешь, что ты бог? А мы тебе указываем – ты лишь человек и похоронить тебя, как любого смертного, несложно. Вот Имран трое суток держался, а сегодня его страх и достал. Чего молчишь, или я не прав?

– Возможно, вполне возможно, – согласился Гуров, и если бы не разучился краснеть, то стал бы от стыда пунцовым. Такой кукиш под носом не увидел! Не сыщик, а дерьмо на палочке! Мотив! Мотив! Пугают, силу выказывают, демонстрируют беспредел! А Оксану Строеву выбрали потому, что спикер девушку лично знал.

– Чего задумался? – спросил Авдеев.

– Понял, что ты умный, а я наоборот, и грустно стало, завидно, – признался Гуров. – Может, тебе и рука, державшая пистолет, известна? Тогда чего я тут делаю? Заберу бритву и зубную щетку и на Тишинский рынок карманников выявлять да задерживать.

Авдеев снова погрустнел, криво улыбнулся:

– Много чего бы отдал, лишь бы убраться к чертовой матери! Но сюда, Лев Иванович, без приглашения не пускают и без приказа не выпустят.

– Трусоват ты, Никола! Дисциплина, служба – все верно, однако причину найти всегда можно, известно, у нас нет незаменимых.

– Ты сам за себя, а надо мной господь и долги, я рисковать права не имею. И хватит об этом! Чего делать-то будем? Ты бумажки припрятал, версию имеешь?

Гуров собрался ответить, мол, самое простое дело – строить версии и воздушные замки, но зазвонил телефон.

– Полковник Гуров, – сказал он, сняв трубку.

– Лев Иванович, вас просят к Имрану Руслановичу, – произнес тихий мужской голос.