Кровь алая - Леонов Николай Иванович. Страница 40

– Тьфу на тебя! – Юдин действительно сплюнул. – Я сделаю что могу, звони вечером домой.

– Договорились. Машины подгони к Петровке, техпаспорт – в ящик для перчаток, пусть позвонят снизу, спросят подполковника Крячко, – Гуров продиктовал номер. – Спасибо и удачи!

– Спасибо и удачи! – ответил Юдин и положил трубку.

– Борис, – Гуров протянул Вакурову листок, – вот адрес частной фирмы. Улочка где-то за метро «Аэропорт». Сергей Мироничев. Получишь у него два комплекта электроники, один для меня, второй вам, зарядите против человека, которого вечером назовет наш убивец. Не стесняйся, спроси, как техникой пользоваться, ты же темный, словно тунгус.

– Обижаете! – Вакуров взял листок, спрятал в карман. – Лев Иванович, ну вы даете, слов нет. Как вам удается?

– Оперативник должен быть щедрым и доверчивым, – усмехнулся Гуров. – Имеешь возможность – отдай человеку все, не торгуйся, ничего сразу не проси взамен, если раз из десяти тебе долг вернут, станешь богатым.

– О доверчивости у тебя здорово получилось, – сказал Светлов, крякнул и поднялся со стула. – Эх, старость не радость.

– Ну, идите. – Гуров взглянул на Крячко: – Я посижу за твоим столом, ладно? Дух перевести требуется, у меня через час тяжелейшая встреча.

– Только один вопрос, – сказал Крячко. – Ты дунул в отношении Профессора. Хочешь, чтобы волны пошли?

– Конечно. Мне надо его напугать, вынудить защищаться. Чтобы он думал не о том, кого еще из окружения спикера убить, а о собственной шкуре беспокоился.

– Ты сам знаешь, что он первым делом предпримет?

– Он уже предпринял, Станислав, – ответил Гуров. – Ты видел, какого дерьмового исполнителя он послал. Нет у него профессионала и быть не может, потому как он личных контактов с убийцами не имеет. Я вот сейчас передохну, поеду встречусь кое с кем, так на него такая волна покатится, что он, Профессор, о полковнике Гурове забудет, норку начнет искать. Мы же его из любой дырки выковыряем.

– Смотри, – с сомнением в голосе произнес Крячко. – Твоими устами да мед бы пить. Отдыхай, и удачи. К вечеру, как я понял, ты прибудешь?

– Обязательно.

Крячко взялся уже за дверную ручку, задержался и, как будто лениво, спросил:

– Ну а коли задерживаться начнешь, где искать тебя прикажешь?

– Иди-иди, заботник! – Гуров подождал, пока Крячко выйдет, опустил голову на скрещенные на столе руки, попытался вздремнуть.

Всплыла перед глазами утренняя встреча с супругами Гораевыми. Холодный взгляд спикера и злые глаза мадам, за которой тащили к лимузину тяжелые чемоданы. Супруги явно повздорили и винили во всем настырного милиционера, который лез куда не следует. Словно сыщик, пусть перестраховываясь, не пытался уберечь их от беды, а из вредности, воспользовавшись случаем, портил высокопоставленным особам жизнь.

Сыщик задремал…

На двери частного кафе висела табличка «Закрыто на ремонт», но здоровенный парень, стоявший в тамбуре, увидев Гурова, открыл дверь и приложил ладонь к форменной фуражке:

– Здравия желаю, вас ждут.

Сыщик вошел в кафе в семнадцать часов, как и было договорено. За столом сидели пятеро мужчин – четыре брюнета и блондин.

В уголовном мире нет ни президента, ни спикера, есть члены парламента – «авторитеты». Рейтинга не существует, и неизвестно, кто первый, кто десятый, но эти пятеро были из элиты.

– Здравствуйте, господа, – Гуров кивнул и подошел к человеку, через которого организовал эту встречу. – Здравствуй, Шалва Давидович, давно не виделись. Спасибо, что пригласил людей. Спасибо всем, что согласились со мной встретиться.

Шалва Гочишвили, по кличке Князь, был невысок, телом грузен, лицом широк, под горбатым нависающим носом – щетинистые усы, огромные черные глаза были доброжелательны, в глубине глаз светилась то ли хитринка, то ли смешинка – не разберешь. Он тяжело поднялся из-за стола, положил широкую ладонь на плечо сыщика и со свойственной грузинам торжественностью произнес:

– Мой старинный неприятель и друг Гуров Лев Иванович. Друзья, он человек серьезный, абсолютно надежный, его слово – мое слово. Присядь, Лев Иванович, я тамада опытный, но за таким столом сижу первый раз. Не знаю, как надо: представлять людей – не представлять?

– Не стоит! – резко сказал блондин.

И по его тону, плохо скрываемой злости Гуров понял, что перед ним враг. Видно, я его где-то когда-то зацепил, по делу он у меня не проходил, но я его знаю. Гуров посмотрел блондину в лицо, замелькали перед глазами строчки рапортов, донесений, ориентировок.

Лет сорока, рост высокий, широк в кости, сутулится, нос прямой, глаза светлые, посажены близко, череп с боков приплюснутый, – видно, при родах накладывали щипцы, – лицо вытянутое, с огромной челюстью. Кличка Челюсть, вспомнил Гуров и в ответ на недоброжелательный взгляд открыто улыбнулся.

– Марат Петрович, вы слишком известный человек, чтобы я, занимающийся своим ремеслом более двадцати лет, не знал вас в лицо. И имя у вас красивое, запоминающееся. – Гуров оглядел присутствующих, каждого одарил улыбкой. – Я каждого из вас прекрасно знаю и еще раз благодарю, что пришли.

– Говорил я вам, люди, на хер нам нужны эти посиделки! – Власов-Челюсть, единственный русский, оказался самым злым и несдержанным. – Толку быть не может, волк собаке не друг и не брат! Кто кого за горло первым схватит, тот и верх держит! И люди нас не поймут! – Он махнул ручищей, опрокинул бутылку водки. – Люди скажут – с ментом связались, водку с ним пили, хлеб ломали!

Элита «авторитетов» Москвы, зачем они взяли такого дебила и открытого уголовника? – недоумевал Гуров. Если я сейчас его не уйму, все полетит к черту.

– Умные поймут, а дураку не объяснишь, – сказал Гуров и, чувствуя, что сидящий рядом Шалва готов вспылить, прижал его ладонь к столу.

– Ты, конечно, умный, – Власов скривился. – Думаешь, я не знаю, сколько на тебе крови людской? Сколько мальчиков ты в железо заковал?

– Много заковал, и крови хватает, Марат Петрович. Но я никогда своим товарищам в затылок не стрелял! Ты слышишь, Челюсть? Я – не стрелял. И женщинам пальцы я не ломал!

Власов-Челюсть вскочил, отшвырнул стул и закричал:

– Вы все меня попомните! А ты, – он ткнул пальцем в Гурова, – ты умрешь первым! – и выскочил из кафе.

– Извините! – Гуров развел руками. – Я не виноват. Зачем же такого человека приглашать к столу?

– Так получилось, Лев Иванович, – сказал «авторитет»-чеченец, по кличке Сека. – Меня Ринат зовут. Ты нас извини.

– Забудем, Ринат Арифзятович, – улыбнулся Гуров. – Очень трудное отчество у тебя. Скажи, а кличка Сека от карточной игры прилипла или нет?

– От карт, – признался Ринат. – В детстве играл, жульничал – вспоминать стыдно. Ты, полковник, меня по кличке не называй. Хорошо?

– Конечно, – Гуров согласно кивнул.

И без того круглое лицо Шалвы расплылось в улыбке, стало еще шире. Князь нервничал, как-то примут его протеже, а тут еще Челюсть прилип, стал возникать. Шалва видел, что мент попадает в цвет. Чеченец его признал, два азербайджанца перестали между собой переговариваться, один даже улыбнулся. Гуров все понимал, он приготовился к встрече, перебрал всех, кто может прийти, знал, что, если он хочет добиться результата, сначала надо произвести хорошее впечатление.

– Мелик Юсуф-оглы? Рафиз Рза-оглы? – обратился Гуров к азербайджанцам. – К вашему столу гость пришел, а вы молчите, не угощаете. Я в Баку давно не был, но хорошо помню, как меня принимали азербайджанцы.

– А ты не гость, ты шайтан! – сказал Рафиз и, показывая, что шутит, громко рассмеялся и схватился за голову. – Клянусь Аллахом, я тебя вижу первый раз! Откуда имя знаешь?

– Кушайте, Лев Иванович, угощайтесь, – вмешался в разговор Мелик. – Пить, я понимаю, вы не станете?

– Не стану, потому как не наливаете, – усмехнулся Гуров, взяв круглый, еще теплый хлеб.

– Откуда человек наши имена знает? – возмущенно взмахнул рукой Мелик. – Ты, Рафиз, уже седой, а говоришь, как женщина или ребенок. Скажи, откуда твой дед любой след отличить может? Только глянет и скажет, кто прошел, когда прошел, куда. Твой дед – охотник и настоящий следо… как по-русски?