Чужой наследник (СИ) - Фишер Саша. Страница 8

ОЛЕГ. После пробуждения

Провожу быстрый осмотр ауры. Кровная печать родового контракта отсутствует. На ее месте что-то вроде шрама, но кабала закончилась. Я сделал это! Я свободен! Я жив! Такого острого ощущения жизни, крови бегущей по венам, воздуха, вздымающего грудную клетку, я не ощущал… уже лет четыреста, наверное. Эйфория на мгновение захватила меня, в моей стопятидесятилетней душе ограненного проснулся какой-то необъяснимый детский восторг. Мои губы растянулись в торжествующей усмешке. ДА! Трепещите эти… как их там… в общем все трепещите! Я вернулся. Будет весело! Ну, мне!

Интерлюдия. Павлоград. Дворец Алмаза.

В недрах императорского дворца, в Столице скучающий дежурный сержант, бормоча себе под нос, заносил в отчетную форму данные, выдаваемые секретным артефактом.

— Так. Рубин. 7,6 по шкале Майнца-Ломоносова. Топаз, — зевок, — 7,4 по шкале Майнца-Ломоносова. Королевский опал — 0,5 по шкале Майнца-Ломоносова, — зевок.

Сержант неуверенно мотнул головой и уставился на стену, с которой он брал данные. Стена была украшена инкрустацией из драгоценных и полудрагоценных камней, в центре которой имелась октограмма из восьми основных кристаллов. И девятый находился в центре схемы. Только вот, он все то время, что сержант дежурил на этом посту, был мертвым. Остальные камни на стене светились с разной степенью интенсивности, которую и определял сержант по специальным таблицам. Интенсивность измерялась по той самой шкале Майнца-Ломоносова.

Сержант не знал этого, но стена, с которой он работал, была очень древним артефактом. Артефактом, связанным с центральным алтарем императорского дворца, в котором главы кланов и родов приносили клятвы верности империи. Инкрустация на Стене примерно показывала распределение магических способностей конкретного клана или рода-семьи и суммарную силу ограненных направления, если они принадлежали к семье, давшей клятву.

Королевский опал раньше не светился. Обычные опалы на краях схемы были и излучали свои 0,1 — 0,3 по упомянутой шкале. А этот — нет. Не светился он уже четыреста с лишним лет. На схеме было и еще несколько потухших камней, но они так и оставались мертвыми. Сержант почесал затылок. Зевнул. И продолжил внесение показателей интенсивности по списку. Не его это дело.

Чиновник из Министерства по делам ограненных, просматривающий ежедневный отчет, пропустил появление нового показателя мимо глаз. И только министр, получивший еженедельную сводку, и внимательно ее просмотревший, увидел наконец странную аномалию. Но произошло это не сегодня.

Возле машины скорой помощи

Кирилл вскинулся, еще крепче сжал мою руку, и, заикаясь, спросил:

— Оолег? Олег, тты?

Я попытался прогнать с лица торжествующую усмешку:

— Кирилл, что происходит? Я помню грохот, а потом… Где я?

Так, надо добавить в голос неуверенности. И дрожи.

Мужик справа от меня дернулся и с расширенными глазами кинулся колотить в крышу машины, с криком:

— Он очнулся, доктор, очнулся, глаза открыл. Говорит!

Лекарь выглянул в овальное окошко, посреди перегородки салона с кабиной.

— Миша тормози! Тут у нас чудо Силы, парень в себя пришел.

Мобиль остановился. Кирилла отодрали от моей руки, в которую он вцепился как зерг в крестьянина. Я, между тем, сел на носилках, высота потолка позволяла. В откатившуюся правую дверь протиснулся лекарь и сразу попытался меня уложить обратно. Однако я не дал ему этого сделать, и поморщившись пожаловался:

— Голова болит. И кружится. Что со мной. Где я?

— Сила! — Пробормотал ошеломленный лекарь, — оно разговаривает! Ты в курсе, парень что у тебя череп пробит, и дух твой уже давно должен бежать к перерождению, сияя гранями?

— Не думаю что пробит, возразил я. Но помощь мне бы не помешала. Вы кто вообще?

— Алексис Ноберт меня зовут. Я врач. А ты парень… попал в аварию. Мы думали ты отходишь уже. Везли в Пирожок, для реанимации. А ты вон как. Ну-ка дай я тебя осмотрю! Можешь ноги на землю спустить?

Я сел в дверном проеме, придерживая левой рукой свой медальон под рубашкой. Очень уж у него вид приметный, да и золотую цепь из плоских пластин демонстрировать здесь никому не надо.

Руки целителя, или доктора, врача… Что за слова такие дурацкие⁈…начали излучать зеленоватую ауру. Я сделал свою собственную прозрачной. Мужчина с удивлением обследовал мою голову, затем я почувствовал изменения в его ауре и активацию грани. Голову словно омыли потоки свежести и прохлады. Сразу уменьшились головная боль и опухоль. Еще одно воплощение грани, и кости черепа встали на место, сомкнулись окончательно. Это я удачно зашел!

— Поразительно! — целитель, вынув из кармана большой клетчатый несвежий платок, отер со лба внезапно выступивший пот. Лицо его покраснело, на шее вздулись синие вены. Как будто он не две грани воплотил, а камни неделю таскал без передышки. — Поразительно, ты почти в норме…

Поразительно то, что ты едва активировал две грани из своих трех. Вот это поразительно! Измельчал ограненный. Мужик уже взрослый, в огранка как у восемнадцатилетнего пацана. Не мог же мир так измениться. Или мог? С другой стороны здесь жопа мира, и присутствие ограненного пусть и такого жалкого, на месте рядового происшествия, тоже в своем роде нонсенс.

— Мы сейчас отвезем тебя в больницу, обследуем, как положено…

— Об этом не может быть и речи! — резко возразил я. Это здесь на месте слабый ограненный не почувствовал мою ауру. Что там у них в больнице будет, Сила знает. — Я иду домой. Что с родителями? Кирилл, ты как здесь?

Я встал, слегка покачнувшись и опершись рукой на машину.

— Я из дому прибежал, а там коляска вдребезги, кровь, и ты лежишь, бомба, — глаза парня наполнились слезами и он зарыдал навзрыд.

— Мы вам что-нибудь должны? — я повернулся к лекарю, — За помощь и за транспортировку?

За использование Силы надо платить, думаю этот принцип за четыреста лет не изменился.

— Да, — ответил шокированный мужик. — Счет вам пришлют из больницы Пирогова.

— Тогда не смею вас задерживать. Благодарю за помощь, но дальше мы сами.

— Вы уверены? Вы ведь только что были в коме!

— Алексис, вы мне очень помогли. Я чувствую себя в силах добраться до дома самостоятельно. Не думаю, что у нас имеется избыток средств, чтобы тратить их на мое пребывание в лечебнице.

Я спокойно и твердо извлек Кирилла из цепких лап санитара и прижал к себе. Неловко обнял и потрепал по плечу.

— Не рыдай, брат. Мы разберемся кто это сделал. Обещаю! И отомстим.

Сзади захлопали двери лекарского мобиля и загудел двигатель.

Интелюдия. Наемники.

Лека быстрым шагом удалялся от небольшой площади, образованной пересечением трех улиц Форпоста. Он ничем не выделялся среди остальных горожан, кроме того, что двигался от места происшествия, а не к нему. Позади к небу тянулась жирная струйка дыма, слышались крики, прохожие доставали коммы, чтобы связаться с полицией или скорой. Навстречу Леке неуклюже пробежала парочка городовых, придерживая свои дурацкие «селедки» (селедка — жаргонное название полицейской шашки). Акция прошла успешно. Лека набрал сообщение Серому: «Акция завершена. Успешно. Кривошеева. У вас максимум час». Затем еще одно, на другой номер: «Отработал. Успех». Убрал комм в нагрудный карман, и углубился в узкие кривые переулки Периметра.

Минут через тридцать, он взбежал по ступенькам неприметного серого многоэтажного дома, ничем не отличающегося от своих соседей. Здесь у их группы были сняты апартаменты. Он рванул тяжелую дверь и нырнул в подъезд.