Мщение справедливо - Леонов Николай Иванович. Страница 38

– Клянусь здоровьем Павлика, не искал я там ничего. А побежал вперед не от смелости, от страха, чтобы на меня никто ничего не думал.

Анна достала из шкафа штоф с рябиновой настойкой, налила две большие рюмки толстого граненого стекла.

– Все выбросить хотела бабкины рюмки, вот и сгодились.

Барчук перекрестил рот, выпил залпом, шумно выдохнул:

– Крепка…

Анна выпила не торопясь, обтерла губы, спросила:

– И чего ты там нашел?

– Винтовку, ты же знаешь.

– Всем показал карабин, а что-то схоронил, скорее выбросил.

– Ну что прилипла? – без злобы спросил Барчук. – То дело скоро замнут. Что с этим письмом и звонком делать?

– Признаваться, – убежденно ответила Анна. – Только правду надо говорить всю, до донышка. Ни милицейских сыскарей, ни прокурорского тебе не обмануть. Я как баба говорю, нутром чую. В одном солжешь, и в другое верить не будут.

– А миллион?

– Нету у тебя, не было никогда. В этом вопросе насмерть надо стоять. Так и так, тебя сверху снимут, а нам больше и не надо ничего, будешь каким-нибудь никчемным министром.

– Могут и поглубже засунуть.

– С глаз долой, из сердца вон. Не можешь ты править, душой мягок, правитель должен быть… – Анна сжала кулак. – Нам-то с тобой к чему лукавить? И двигают тебя и привечают оттого, что не перечишь. А тебе за твою доброту куски с барского стола. А нам и куски сгодятся. Домишко отстроили, землицы прихватили? И хватит, надо меру знать. Конечно, со Скопом, этим недомерком, накладка получилась, кому он мешал, не пойму!

– Вот и я не пойму, оттого и руки дрожат, налей-ка!

Анна налила мужу в бабушкин стопарик, себе немного.

– А пишет и звонит плохой человек. Думает, мы со страху отдадим чего. Ты властям всю правду расскажи, ведь невиновный ты. Тебя охранять должны.

– Невиновных бьют крепче. Меня охраняют от дураков и пьяниц.

– Дом и деньги не отберут. Сегодня в России, слава богу, ни у кого ничего не отбирают. Вон – Булат-кровопийца, сколько невинной крови пролил, на нарах сидел, вышел и снова в квартире Брежнева обитает, ничего ему не сделали. Ты по сравнению с теми, да и нынешними убийцами, святой человек.

– Да не в церкви мы! Дура, простого не поймешь! Когда в другого человека стреляют, то одно, когда в тебя лично – совсем иное. Когда Скоп грохнулся с пулей во лбу, у меня ноги отнялись. То моя была пуля!

Жена подошла к Барчуку, прижала его голову к своей мягкой груди.

Еркин считал деньги. С вечера он старательно пытался заснуть, даже чуток подремал, но вспомнился телефонный разговор, веселый, уверенный голос собеседника, и сон пропал. Стало ясно, звонивший валял дурака, никакого дяди не существовало, просто объявился человек, желающий состояние Еркина, нажитое каторжным трудом, забрать себе. И человек знал: деньги у Еркина имеются, и почему-то не сомневался – депутат свои кровные отдаст.

Он долго лежал, смотрел в потолок, надоело, поднялся поставил чайник. Он давно не считал свои капиталы, справедливо полагая: пересчитывать свои – просто глупо. А тут мелькнула мысль: пусть он, Еркин, такой умный, а чего-то не допер, и деньги могут отобрать. У него больше миллиона долларов, но сколько точно? Вот исхитрятся, миллион заберут, так сколько останется?

Конечно, он не держал деньги в квартире, они были хитро рассованы по норкам. Он даже не поленился, съездил к родителям в деревню – вот старики удивились-то! – и сховал там пакетик, упакованный в баночку стеклянную, знаем мы эти миноискатели.

Список своего состояния он зашифровал под телефонные номера, а места хранения обозвал простыми русскими именами. Книжечку имел в двух экземплярах, одну всегда при себе. То ли нервишки разыгрались, только пересчитывал Еркин в третий раз, и все пятерка куда-то девалась, то она вроде есть, а вот ее и нету. Миллион триста семьдесят пять выходило или восемьдесят, наконец, ровно?

Солидные деньги, да Бог с ними. Он решил, пусть будет без пятерки, а найдется, так в радость. Тогда он умножил сумму на пять тысяч сто пять. И хоть закончил техникум, а выговорить полученный результат никак не мог.

А ведь он, Олег Кузьмич Еркин, на сегодня побогаче самого Саввы Морозова будет. А Савва не бедным мужиком на Руси слыл. Ну, в те времена и рупь иной вес имел. Вот до чего русского мужика довели, поначалу эти большевики разоряли, потом коммунисты принялись, конечно, немец большой урон нанес…

Но Россия была, и мужик русский есть, заработать всегда сумеет. Вот и он, Еркин, казалось бы, из ничего капитал нажил. А подсказку дал Чубайс с этими ваучерами. Только не каждый ту подсказку услышал правильно. Он, Олег Еркин, очень правильно понял.

Что такое приватизация, Еркин не понимал точно. Да и большинство россиян не понимало. Приватизируют завод, который всю жизнь принадлежал государству, его оценят и продадут рабочим завода. И тут начинается ерунда, то есть разбазаривание государственных денег. Государственные деньги всегда были ничьи деньги, а завод всегда принадлежал народу, то есть никому. И Еркин точно понял: кто будет оценивать завод, тот и положит деньги в карман.

Депутат Олег Еркин, происхождение какое надо, образование – нужное, внешность – с него Леню Голубкова придумали, даже артиста подобрали. Чтобы каждый неимущий, не еврей, не шибко умный и уж совсем не интеллигент в нем своего парня почувствовал.

И, не прилагая особенного труда, Еркин начал заседать в различных оценочных комиссиях. А почему нет? Личной заинтересованности нет, пайщиком не является, представляет законодательную власть. Люди, заинтересованные в приобретении зачуханного магазина или модернизированного на Западе завода, быстро разобрались, что Еркин фигура хоть и невеликая, но очень полезная. В общем, попал Еркин на золотое дно и, как всякий житейски хитрый человек, понял: главное – не зарываться, всех поддерживать, со всеми дружить и пить водку, постоянно говорить о равноправии и бескорыстии.

Вскоре Олег Еркин в определенных кругах, где занимаются мелким бизнесом, ничем не отличающимся от обыкновенного воровства, стал фигурой известной, даже заметной. Он ни за что не отвечал, ни в одном денежном документе не расписывался, он лишь вносил предложение от имени народа и от его имени голосовал.

Сегодня он с превеликим трудом заработал один миллион триста восемьдесят тысяч долларов. И отдавать кровью добытое не собирался.

Правда, когда в тот странный вечер Скоп рухнул с дыркой во лбу, то ноги у Еркина подкосились, чудилось: в него метили, да промахнулись. Когда где-то убивают, бог с ним, когда рядом – сильно на нервы действует.

Вероника с телевидения вернулась, только в квартиру вошла, поняла: кто-то приходил.

К приходу жены Ждан малость протрезвел, даже умылся, но лица не приобрел. Она увидела перед ним бутылку, которой быть здесь не должно, собралась устроить истерику, передумала, сказала ласково:

– Расслабиться решил? Тоже правильно. Только как же ты бар сумел открыть?

– Это не я, – быстро ответил Ждан. – Это Лев Иванович.

– Какой еще Лев Иванович? – спросила Вероника, хотя отлично поняла, кто хозяйничал в квартире, лишь не могла понять, чем это кончилось.

– Я ему ничего не сказал. Мол, письмо у тебя, а я и не видел его толком.

Вероника в который раз за время жизни с мужем поняла, что он умный и добрый мудак, привычно удивилась, как такие качества умещаются в одном человеке, взяла бутылку, сделала глоток, безвольно опустилась в кресло. Она еще не старая, но уже и не молодая женщина; она устала пахать в этой жизни, тяжко пахать за двоих, порой невмоготу.

С телевидением ее обманули, устроили цирк. Потребовалось козу из дома увести, сунули под нос морковь, и застучала дура копытами. Она и фамилии той бабы телевизионной не помнила, как пьяная была. А и помнила бы, что докажешь? Что доказывать и кому? Что мент мог здесь вынюхивать? Да ни черта, Юрка и не знает ничего, а письма все получили.