Наемный убийца - Леонов Николай Иванович. Страница 2
Комиссар взглянул испытующе, но так как старик не спрашивал, а утверждал, Дитер продолжал молча слушать.
Ну а если бы комиссар спросил, то Дитер бы ответил, что даже в России без ошибок пишут лишь немногие, а говорит он с легким акцентом, и русские принимают его за прибалта.
– Задание понятно, с чего ты думаешь начать? – спросил комиссар.
Инспектор хотел встать, но шеф жестом остановил, подвинул поднос с рюмкой коньяка.
– Приглашение наемных убийц из России в последнее время не такая уж редкость. Подобных профессионалов приглашают даже в Америку, где своих исполнителей более чем достаточно. Русский значительно дешевле, главное же – он прибыл, выполнил контракт и убыл. Он не может шантажировать заказчика, не может быть захвачен ни полицией, ни конкурирующей стороной, значит, никого не выдаст. Ты сидишь и думаешь, мол, все это мне известно, старик выжил из ума и посылает меня искать человека, которого давно нет в городе. Верно?
– Извините, господин комиссар, но вы абсолютно правы, – произнес наконец инспектор. – Я только не считаю…
– Не лги, мой мальчик, считаешь, – перебил комиссар. – Получая подобное задание, и я бы усомнился в здравом уме начальника. Ты служишь у меня десять лет. Ты слышал когда-нибудь, чтобы старик столько говорил?
– Никак нет.
– Я поручаю тебе скверное дело, хочу, чтобы ты понял – не у меня, комиссара Гюнтера, а у нас, немцев, сейчас другой решения нет. Мы подписали с русскими соглашение о совместной работе по борьбе с организованной преступностью и наркобизнесом. Русские доставляют нам много неприятностей, и, если мы их здесь не прижмем, будет еще хуже. Совершено варварское преступление. Мы имеем основания обратиться за помощью в розыске убийцы. Но ты не можешь прилететь в Москву. – Комиссар выдержал паузу, отметил, что рука инспектора, державшая рюмку, не дрогнула, и продолжал: – Ты не можешь прилететь в Москву и сказать: «Господа, у нас имеются данные, что зверское убийство в Мюнхене совершил ваш человек. У нас с вами соглашение, найдите убийцу и выдайте Германии».
Предположение было настолько абсурдно, что инспектор позволил себе пошутить:
– Почему нет? Россия страна небольшая, преступников там всего ничего. Такой вариант вполне возможен.
Комиссар взглянул одобрительно, поднял рюмку, пригубил и кивнул:
– Я знал, Дитер, ты разумный мальчик. Ты пойдешь в русскоязычные кварталы и будешь там болтаться до тех пор, пока не добудешь информацию. Русская колония невелика, все друг друга знают, чужака видели, а он обязательно там появлялся. Возраст, внешность, как он себя называл, конечно, не своим именем, откуда он родом. Конечно, он врал. Когда мы соберем все, тогда ты можешь прилететь в Москву и сказать: мол, мы сделали что могли, теперь давайте работать вместе.
Дитер знал русское выражение: «Хорошее кино», чуть было не произнес вслух, удержался, сказал:
– Сделаю все возможное, господин комиссар. Но русских следует ориентировать уже сейчас.
– От наших ориентировок горит любая электроника, уверен, что сейчас русским не до наших забот, – ответил комиссар. – В прошлом году у нас была группа офицеров из Москвы. Ты патрулировал с одним из них, вы попали в перестрелку, захватили двух бандитов. Мне показалось, что и ты, и русский в своих рапортах что-то утаили. Это так?
– Прошло столько времени…
– Инспектор! – Комиссар спохватился и мягко продолжал: – Дитер, мальчик, мне кто-то шепнул, что в русского стреляли с нескольких метров, и ты вытолкнул его с линии огня. Это так?
– Мой русский напарник был человек очень опытный и быстрый, он бы справился и сам, возможно, я немного ему помог.
– Прекрасно! – Комиссар допил рюмку. – Позвони этому опытному и быстрому парню и попроси тебе помочь.
– Извините, но а не могу, господин комиссар, – твердо ответил Дитер.
Комиссар устал от непривычно долгого разговора. Дитер начинал раздражать своей молодостью, невозмутимостью, теперь и упрямством. Но старый полицейский лишь чуть прибавил голоса и терпеливо продолжал:
– Ты читаешь русские книги, но ничего об этих людях не знаешь. Россия – страна особенная, там законы и приказы не выполняются, а по дружбе пойдут и под нож, и под пулю. В России все делается по знакомству, звони этому парню.
– Не могу! – Дитер встал. – Когда я провожал русских на аэродром, то узнал, что мой напарник не «этот парень», а полковник.
– М-да, скверно, – растерянно произнес комиссар, провел пальцем по щеточке усов, почесал седой висок. – У них все не так, как положено. Я точно помню… оперативный работник, значит, инспектор.
– Полковник Гуров – старший оперативный уполномоченный по особо важным делам Главного управления Министерства внутренних дел России, – сказал Дитер Вольф.
– И он патрулировал с тобой в машине, стрелял, даже дрался? – Комиссар вновь почесал висок. – Когда говорят, что русские люди загадочные, я смеюсь, теперь… – Он кашлянул и замолчал.
– Они произошли от других обезьян, господин комиссар. У них другая таблица умножения, и на месте правой руки у них левая. А полковник Гуров так просто больной, так считают даже его русские коллеги. И я, рядовой инспектор, не могу звонить полковнику…
– Верно, верно, иди продумывай легенду, готовься, я подумаю. – Комиссар встал, когда дверь за подчиненным закрылась, поморщился, даже развел руками. – Полковник… По особо важным делам… Бегает ночью по улицам и дерется… Россия!
Полковник Гуров вошел в парикмахерскую. На давно не мытой витрине было написано «Салон». Сыщик оглядел унылое, обшарпанное помещение. В салоне не было ни души, четыре кресла глядели в мутные зеркала на свои облезлые спинки. Три кресла явно никого не ждали, перед четвертым на некогда белой полке валялись инструменты, не лежали, именно валялись, и хотя Гуров с расстояния в несколько шагов хорошо рассмотреть не мог, но казалось, что инструменты в волосах клиента. Хотелось тихо уйти и никогда сюда не возвращаться. Гуров был полковник, сыщик, мужик волевой, соблазн поборол, кашлянул и громко сказал:
– Здравствуйте. Извините, что без предупреждения!
В проеме двери, ведущей в служебное помещение, никто не появился, он подошел ближе и повторил:
– Здравствуйте!
Из одной двери в другую прошла девушка в каком-то халате, с кружкой в руке, на Гурова не взглянула, крикнула:
– Светка, клиент пришел!
Не прошло и пяти минут, как вышла надменная девица с лицом, раскрашенным, как у индейца, собравшегося на тропу войны.
– Будем стричься? – Девица взглянула на голову клиента и вздохнула: – Вы знаете, сколько это стоит?
– Я вытерплю.
– Как желаете? – Девица подошла к креслу, махнула салфеткой.
– Хорошо, – ответил Гуров. – Я желаю, чтобы меня постригли хорошо.
– Стрижка модельная, – вынесла приговор девица, – тогда моем голову.
Полковника мыли и стригли даже не как щенка, а словно предмет неодушевленный – пригибали и крутили голову, подталкивали, нажимали на плечи или тянули вверх. К мастеру подходили и отходили люди, что-то предлагали купить или продать, дважды мастер уходила к телефону. Девицы разговаривали между собой о шмотках, выпивке и мужиках.
Когда Гуров, заплатив по его полковничьей зарплате большие деньги, оказался на свободе, его жизненный опыт стал несколько богаче, а ведь он проработал двадцать лет не в историческом музее, а в уголовном розыске. Понятно, в сорок два года человек не впервые заглянул в парикмахерскую, и приватизация началась не вчера, да и цены отпустили не сегодня, пора бы к демократии привыкнуть. Однако сыщик расстроился. Вроде бы он всегда женщинам нравился, а тут оказалось, что он и не мужик вовсе, обидно. Когда случались неприятности либо тоска без видимых причин, Гуров шел в тренажерный зал, в баню, если пришло время, в парикмахерскую, затем надевал свежую рубашку, парадный костюм, новый галстук. Какая здесь логика? Да никакой, главное, чтобы помогало. Сегодня он начал с парикмахерской, так на тебе, такой конфуз получился.