Плата за жизнь - Леонов Николай Иванович. Страница 22

– ФБР не получало бы разрешения.

– Работай в Америке.

– Петр, если серьезно, мы можем установить прослушивание без разрешения?

– Можем, но не будем. Лева, если мы с тобой начнем преступать закон, мы не сможем его охранять.

– Мы охраняем не закон, а Человека.

– Я сказал. – Орлов навалился на стол. – Я работаю в милиции немногим меньше, чем ты живешь. Меня можно похоронить, переделывать поздно.

– Значит, будем брать без достаточных доказательств?

– Не хами. – Орлов потер лицо, без всякой надобности кому-то позвонил, говорил о постороннем, положил трубку, вздохнул. – Значит, так, мы снимаем сегодня же наблюдение за Меньшиковым и переставляем людей у установленных адресов, которые он посещает. Ждем, пока агент в данную квартиру придет, и на выходе иуду берем. Возможно, при нем будет валюта. Одновременно берем Меньшикова, ты с ним работаешь, раскалываешь, проводим очную ставку.

– Наличие валюты – сегодня не доказательство.

– За неимением гербовой будем писать на простой.

– А на чем я буду раскалывать Меньшикова?

– Не прибедняйся, сообразишь.

– Допустим, на очной ставке один будет утверждать одно, второй – другое.

– Такова наша судьба. Выполняй.

В ноябре погода в Москве была отвратительная. С неба сыпалось что угодно, кроме денег.

На тротуарах либо слякоть, либо гололед. Дворники заняты, они пьют. Кто не пьет – избираются в депутаты разных уровней. Говорят, что два дворника пить не бросили, наоборот, усовершенствовались, потренировались, просто закусили и вызвали на дуэль самого Жириновского. И перепили, теперь они члены ЛДПР и готовятся к избирательной кампании в Думу.

Короче, дворников практически нет, схватившиеся за лопаты и метлы студенты с работой не справляются, так как вконец оголодали, их качает на осеннем ветру.

В ноябре одно хорошо – поток машин значительно поредел, по улице, кто умеет, либо неумен, может проехать. Большинство частников поставили своих «лошадей» на прикол. Кто побогаче, запрятали в зимний гараж, победнее – прикрыли «ракушкой», остальные – встали во дворе, унесли в дом аккумуляторы.

В такой слякотный, осклизлый день в кабинете генерала Орлова собрались начальники отделов, несколько старших, наиболее уважаемых, оперов.

Старшие офицеры, все в штатском, переглядывались, никто не знал, зачем их собрали. Станислав Крячко знал, помалкивал.

– Господа офицеры, добрый день, – сказал угрюмо Орлов, оглядел собравшихся. – Хотя, как вы сейчас убедитесь, день сегодня не добрый, можно сказать, черный. Вы все знаете, в Москве за последнее время произошла серия налетов на инкассаторов, убито шесть человек, раненых не считали. Многим из вас известно, что многократно устраивались засады. Оперативники выходили по точным агентурным данным и ловили воздух. – Орлов замолчал, опустил тяжелую голову, собрался с силами и выпрямился. – Мы проанализировали ситуацию и пришли к выводу, что среди нас, старших офицеров Главка, предатель.

Заскрипели стулья, кто-то закашлялся.

– Была проведена оперативная разработка, – Орлов взглянул на полковника Сутеева, – предателя установили, занялись сбором доказательств.

– По этому делу и командировали Гурова? То-то он так быстро обернулся, – сказал один из оперов.

Орлов не ответил, снял трубку, сказал: «Зайди». Он взглянул на офицеров.

– Сейчас я вам представлю иуду. Всем молчать, пока его не уведут.

Крячко поднялся, открыл двери. Через несколько секунд вошел Гуров, чуть замешкался на пороге и ввел полковника Усова.

Начальник отдела был в наручниках, левая сторона лица заплывала кровоподтеком. Гуров взял его за плечи, повернул, толкнул за порог, где Усова подхватили конвойные. Гуров пересек кабинет, присел на подоконник, закурил.

Пауза растягивалась, лопнула.

– Ну, падла!

– Кто бы сказал, убил бы говоруна!

– Не может того быть!

– Не может, – согласился Орлов. – Однако есть! Лев Иванович, скажи. Только коротко.

Гуров погасил сигарету, выпрямился.

– Коротко? Красивая женщина. Роман. Фотографии, видеосъемка. Деньги взаймы. Женщина погибает в автомобильной катастрофе. Петля. Вербовка.

– Спасибо, полковник, что не размазал по тарелке. – Орлов встал. – Все свободны. Работайте, господа офицеры, если сможете. У кого нет сил, отправляйтесь домой, сегодня объявляется траурный день.

Выходили молча, остались Гуров и Крячко. Орлов вызвал секретаря. Когда Верочка вошла, генерал распорядился:

– Кофе, пожалуйста. – Повернулся к Гурову: – Зачем наручники? Что у него с лицом, неужели оказал сопротивление?

– Я в жизни не ударил человека в кабинете, – ответил Гуров. – Мы были на улице.

Задержанного Меньшикова содержали в изоляторе на Петровке. Гуров позвонил начальнику МУРа, договорился, чтобы выделили кабинет, предупредил, что будет работать дня два, возможно, три.

МУР встретил сыщика холодно, оперативников, работавших в былые годы, почти не осталось, пошли на повышение, начальники – на пенсию. Бегающие по коридорам молодые оперы смотрели на Гурова как на чужака. Ничего удивительного, полковник Гуров – не диктор телевидения, а по коридору МУРа ходят люди разные.

Сыщик расположился в точно таком же кабинете, в каком проработал многие годы. Два стола, два сейфа, несколько стульев, облезлый шкаф, вешалка, на стене плакат Аэрофлота.

Конвой привел Меньшикова.

– Вы свободны, – сказал Гуров. – У нас разговор долгий, я вас вызову. – Он расписался, что задержанный доставлен.

Конвойный оценивающе взглянул на Гурова, мол, не набьют ли тебе морду, начальник? Понял, что не набьют, и вышел.

– Присаживайтесь, Евгений Тихонович, – указал на стул сыщик. – Я полковник Гуров, меня зовут Лев Иванович. – Он быстро заполнил бланк протокола, прочитал вслух, спросил: – Все правильно?

– Верно. – Меньшиков смотрел настороженно. – С каких это пор человека, задержанного за ношение пушки, допрашивает полковник? Или у вас какие серьезные дела повисли, и вы из меня вешалку хотите изготовить?

– Евгений Тихонович, говорите нормальным языком. Я вас знаю хорошо, вы закончили университет, владеете английским, объясняетесь на немецком, не изображайте блатного.

– Да? – Выражение лица у Меньшикова изменилось, он взглянул озабоченно. – Извольте. Значит, меня задержали не случайно и держат здесь не за пистолет?

– Задержали вас не случайно, а держат за пистолет, – ответил Гуров. – Вы человек образованный и опытный, понимаете, все зависит от меня. Вы можете до суда содержаться в изоляторе, получить два года и отбывать их от звонка до звонка. Колония общего режима – штука страшная. Беспредел. Ни воровских законов, ни иерархии. Вам будет трудно. Или мы договоримся, я вас освобожу сегодня же под подписку о невыезде, пистолет мы «потеряем», документы задержания уничтожим.

– Тоже беспредел, – сказал Меньшиков.

– Нет, все в рамках закона. Наказание за ношение оружия зависит от личности задержанного. Личность оценивается на предварительном расследовании, то есть милицией.

– Лев Иванович, я все понимаю. Что вас интересует?

– Полковник Усов Павел Петрович.

– Полковник? У меня таких знакомых не имеется.

– Евгений Тихонович! – Гуров покачал головой. – Давайте уважать друг друга. Запишу я только то, что вы пожелаете. Если сейчас включен магнитофон, вам известно, магнитофонная лента юридической силы не имеет. Мы просто разговариваем, не более того.

– Допустим, я знаю Павла Петровича. Я говорю, «допустим». Что из этого следует? Когда, где и при каких обстоятельствах мы познакомились? Либо вы знаете, тогда вам мои показания ни к чему. Либо вы не знаете, тогда я вам ничего не скажу.

– Я знаю, Усов арестован вглухую.

– Он будет молчать, человек опытный.

– Мы тоже не мальчики, на показания Усова не рассчитываем.

– Рассчитываете на мои, потому и взяли. Лев Иванович, вы обо мне знаете много. Но я о вас тоже наслышан. Павел вас очень не любил, но даже он признавал, что вы чертовски талантливы. Должен сказать, дальше следовали слова, которые не найдешь у Даля.