Большая любовь майора Никитича - Липницкая Ольга. Страница 2
– Андрей!
– Че?
– Ты можешь… – задыхаюсь. – Не вдаваться в подробности?
– Че-то ты, – хмыкает он, не оборачиваясь, – излишне нежная для деревенской жительницы! Или ты тут как и я? – оборачивается. – Наездами?
– Я? – хлопаю глазами. – Нет. Живу. Постоянно! Уже года три…
Как бабулю похоронила. Но об этом не хочу сейчас.
– А ты?
– А что я? – пожимает плечами этот великолепный образец самца рода человеческого. – Я живу в городе, – говорит, словно нехотя. – Сюда на рыбалку иногда приезжаю, – переводит на меня взгляд, тоскливо вздыхает, – от суеты отдохнуть.
И я почему-то чувствую себя виноватой… Утро ему испортила своим ором.
Опарыши опять-таки эти…
– Слушай, – запахиваю на груди шаль поплотнее, – давай я тебя хоть завтраком накормлю.
.
Никитич
Вожусь на кухне дома, в котором не был восемнадцать лет.
Восемнадцать лет!
Восемнадцать долбаных лет я не видел Марийку!
А последние лет восемь даже не вспоминал!
Ну если только так. Иногда. Ночами. Исключительно во сне.
И вот сейчас она стоит рядом, а мне даже опарыши фантазировать не мешают!
Какая стала!
Шика-арная!
Грудь, бедра! Все при ней! И талия при этом тонкая! Потрясающая! А какие глаза? Как сверкают!
Марийка!
Маша – Маша – Простокваша!
Что ж ты меня не дождалась-то?
Блин!
Аж под ложечкой засаднило.
Не дождалась. Я в армию ушел, а она – во все тяжкие!
Дружок мой, брат ее, мне тогда написал. Мол, о Марийке лучше забудь. Не выйдет с ней ничего путного…
Ну я и забыл… Остался служить, потом ушел в органы.
Сейчас я для большинства тех, кто меня знает, майор Никитич!
А для нее вот Андрюха! Никто так больше не зовет! Выходит, только она!
И драться со мной пытается!
Смешная!
Хотя! Пусть дерется… Будет повод ее утихомирить – перевожу взгляд на роскошное тело хозяйки дома – повоспитывать…
– Ну, хозяйка, – завязываю в узел последний пакет, – принимай работу.
Аж жалко выбрасывать такое богатство!
Кто ж разорился?
Я шесть ведер и три пакета собрал. Ну и себе коробочку. Если им воздуха дать, то в холодильнике до следующих выходных долежат.
– Ты, может, – киваю на пакеты, – кому из соседей отнесешь, кто птицу держит. Че, червяк и червяк…
– Ты с ума сошел?! – таращит на меня свои громадные черные глаза. – Ты представляешь, что обо мне в деревне потом говорить будут? Меня и так тут ведьмой считают!
– Мда… Не подумал, – тру подбородок. – Ну тогда я их в речку спущу… Рыба съест, – вздыхаю, думая, какой прикорм пропадет. – А ты от чего убегала-то? От них? – хмыкаю.
Идиотская ситуация, так бежать от личинок.
– Блин, Андрей, – начинает она, бурно размахивая руками, – представь себе. Я встаю! В темноте выхожу на кухню, тянусь к крану, а тут…
И меня разбирает ржач! Я живо представляю себе Марийку, засунувшую руку в раковину, полную опарышей!
Я видел однажды у нее такое лицо, когда бабка заставила ее гнилой лук перебирать.
– Андрей! – возмущенно кричит она.
– Ну прости, прости! – примирительно выставляю ладони. – Больно нежная ты стала.
– Да нет же, это еще не все! – она подходит к плите, с опаской трогает чайник, будто проверяет, прочно ли тот стоит. – Я от раковины отпрыгнула, к свету тянусь, и!..
Марийка оглядывается…
Я сразу заметил, что у нее какой-то бардак… Но мало ли как женщина ведет хозяйство.
Теперь понимаю, что нет. Это не она…
Половники на полу, железные миски, кастрюли…
Все валяется странными кучами ближе к внешней стене… Что на столе, но в основном по углам…
– Посуда вся взбесилась! – таращит на меня глаза Марийка. – Ты можешь себе представить? Ножи и вдруг в воздухе! И еще эта корзина! – взмахивает в сторону старой бабушкиной утвари, – Я подумала, мне мешок на голову накинули!
Марийка! С плетеной корзинкой на голове!
Ничего не могу с собой поделать!
Смех вырывается сам с собой!
– Ты че пила? – спрашиваю прямо.
– Да иди ты! – вопит и замахивается на меня полотенцем.
– Э! Хорош драться! – перехватываю кипенно-белый, расшитый красивым орнаментом отрез.
Да, у хозяйки, у которой на кухне полотенца с вышивкой, ложки по углам валяться ну будут…
Странное что-то…
– Ты чем вообще живешь-то? Боевая женщина? – сажусь за стол.
Обещала ж чаем напоить.
– Да так, – пожимает плечами, отворачивается.
Вроде как чайник ставит, но я вижу, что смутилась.
Ну и пусть.
Мало ли у нее там что, чего она рассказывать не хочет?
Муж и трое детей… Или, наоборот, детей нет, зато ж трое мужей…
Пусть молчит.
Не хочу этого ничего знать.
Сижу, наблюдаю за ее плавными движениями, за тем, как порхают ее полные руки над столом, доставая какие-то мешочки, баночки, как мерно покачивая бедрами, она шагает к буфету, достает чашки…
Да-а…
Хорошая вышла рыбалка! Отличный, надо сказать, улов!
– Что ты мне там намешиваешь? – интересуюсь, если честно, просто чтобы заполнить паузу.
– Бодрящий сбор на утро, – пожимает плечами. – Зверобой, да иван-чай…
– Чего? – чувствую, как брови ползут на лоб. – А что, какого-нибудь липтона не завезли?
Марийка резко оборачивается, смотрит на меня яростным взглядом!
– Дурак! – вдруг выдает обиженно.
И убирает чайник!
– Нет, у меня никакого липтона нет! Ко мне вся деревня за травами ходит! Большие деньги платит! А тебе… Я… Вот… А ты!..
– Так! Стоп! – отодвигаю от себя чашку. – Так ты та самая деревенская травница баб Маня что ли?
.
Глава 3
Марийка
Не! Вы посмотрите! Ржет до коликов в животе!
Ну?
Ну ты! Блин!
Я тебе что-нибудь в чай подсыплю!
Чтоб и правда колики!
Ах, черт!
Не подсыплю! Ты же мой чай пить отказываешься!
Ну, Андрюха, ну держись!
– А что тут такого?! – гордо вскидываю подбородок. – У меня и бабка и прабабка этим промышляли! Сколько я помню, всегда к нам соседки бегали: то мужик запил, то скотина не доится! Раньше бабули травы намешивали, а теперь вот я, – гордо выпячиваю свою грудь и…
Неожиданно для себя добиваюсь желаемого результата.
Никитич замолкает.
Не то, чтобы пораженный услышанным. Просто на бюст мой пялится, сволочь такая!
– Андрей! – запахиваю платок, думая, что надо срочно переодеться. – Я тебе безумно благодарна, и если у тебя вдруг что случится, я всегда готова…
– Если у меня кто запьет? – хмыкает Соколовский. – Или кто доиться не захочет? – и опять ржет.
– Так, все, хватит!
У меня нервы сдают после такого утра!
Сейчас сама себе буду чай наводить. Успокоительный.
– Ну хватит, так хватит, – кряхтя встает Андрей. – Поеду я… Для рыбалки все равно уже поздно.
– Поедешь? – хмурюсь.
– Поеду, – кривится, хотя вроде как хотел улыбнуться. – Я в городе живу. Бывай, баб Маня! – вскидывает руку. – Увидимся…
Андрей уходит, подхватив два здоровых мусорных мешка.
Просто уходит, словно и не случилось ничего!
Словно и не вырывал он мне сердце двадцать лет назад, словно и не предавал, словно и не исчезал из моей жизни, когда я так его ждала, словно и не разгребал опарышей на моей кухне!
Стою, удивленная и удрученная.
Андрей.
Андрюшка.
Андрейка!
Андрейка и Марийка. Бабушки нас так окликали. Он дружил с моим старшим братом. Я с ними водилась… Вроде как сначала хвостом, а потом… А потом неизвестно, кто хвостом был, я или Митька!
Мы с Андреем были парой. Все считали, что поженимся! Бабушка моя так говорила: “Вот посмотришь! Только он тебе мужем будет!”
Ошиблась, старая ведьма.
Никогда не ошибалась, а тут ошиблась.
Я медленно оседаю на стул, придвигаю к себе чайник с отваром, который готовила для Андрея, и горько-горько всхлипываю.
.
Никитич