Профессионалы - Леонов Николай Иванович. Страница 22

Петренко не исчез, сделал лишь два шага и прислонился к растущему у края тротуара тополю.

Гуров так и не вспомнил, кто из оперативников ждет ребенка, а у кого уже двойня, остановил свой выбор на Терентьеве, который был все-таки поменьше Прохорова. Майор завел лейтенанта в магазин, обнял и тихо заговорил:

– Он сейчас подойдет к стойке, там никого нет, он обязательно подойдет. Ты приближаешься и смотришь только на буфетчицу. Понимаешь, только на нее. Если будет желание, опусти глаза вниз, только не на него, в крайнем случае смотри на его ноги. Ты спрашиваешь пиво и «Беломор», покупаешь или нет, уходишь. Все. Не вздумай шутить, Витя. Ты меня понял?

– Чего не понять? – Виктор встретился с Гуровым взглядом, часто заморгал. – Я не боюсь, легкий мандраж. У меня перед началом обязательно. Двигаться начну, и все пройдет, – говорил он быстро, успокаивая начальство.

– Можно. Тебя подстраховывает лучший стрелок страны.

– Добро, – Терентьев вышел на тротуар.

Гуров шагнул следом, посмотрел на машину, увидел в окне вертящуюся голову Лени, выражение глаз рассмотреть было нельзя, но перекошенный рот – можно.

А Петренко все стоял у тополя левой ладонью щупал его шершавое живое тело. Хотелось есть, у сестры ничего не оказалось, голод и погнал его на улицу, а то бы спал и спал. Ему не нравился молодой плотный мужик, который за одним из столиков в одиночестве пил лимонад, мусолил папиросу и бессмысленно глазел по сторонам. Петренко ждал, вновь осмотрел переулок. Женщины с сумками, пацаны, гоняющие мяч, виделись размазанными, как в пелене. Четко проглянулся высокий мужчина, который подошел к такси. Далеко, неопасно. Еще парень, широченный. Петренко напрягся. Этот ближе… Замасленная роба, руки лопатами… Работяга… В мою сторону не смотрит, зашел в магазин, вытащил какие-то ящики.

Боковым зрением Петренко «держал» мужика за столиком.

– Эй! Я тут! – крикнул мужик и заспешил через мостовую к вышедшей из магазина тетке с узлами. Петренко отлепился от дерева, подошел к буфету:

– Мясное есть?

– Биточки с макаронами, – ответила женщина, жалостливо взглянув на замотанную руку.

– Две порции в одну тарелку. Хлеба. Вино есть?

– Нету.

– Я заплачу. – Петренко улыбнулся.

– Ни боже мой! – буфетчица перекрестилась. – У меня двое, вы что, гражданин?

Петренко, казалось, толкнули сзади, пахнуло жаром. Он быстро повернулся, выставил замотанную руку.

С другой стороны улицы к кафе шел работяга – Терентьев. Петренко вцепился в него взглядом. Работяга оказался молодым парнем. Помахивая пустым ящиком, шел вразвалочку, глядел себе под ноги, что-то насвистывал.

Виктора слегка знобило, чувство знакомое. Он неожиданно услышал гул зала, механический голос: «На ковер вызываются…» Стало легче, он опустил плечи, расслабился. «Чего там майор говорил? Смотреть на буфетчицу? Дудки! Подниму глаза, неизвестно, чего увижу. То ли буфетчицу, то ли в его зенки упрусь. Если что, сразу прыгаю ему в ноги».

И всего-то около двадцати шагов, а много чего успеваешь подумать, когда идешь навстречу поднятому пистолету.

Гуров понял, что Леня вырубился, переложил пистолет из внутреннего кармана во внешний, навалился на машину, решил стрелять с упора. «Но мой выстрел второй, а стрелок я аховый», – подумал он.

Петренко еще раз взглянул на приближающегося Терентьева, положил на мокрую стойку три рубля, сказал:

– Я сейчас, – и отошел к бакам с мусором, якобы по нужде.

Терентьев видел удаляющиеся ноги, ругнулся, шально подумал, что догнать Петренко можно в три прыжка, и подсечка, ничего похожего не сделал, спросил:

– Пиво есть?

Буфетчица оскорбленно отвернулась глянула снова, увидела какие-то шалые глаза клиента, усмехнулась:

– Горит душа? А вчера небось хорошо было?

– Вчера, сестренка, было небо в алмазах, – произнес Виктор слышанную недавно от майора фразу.

– Небо в алмазах, – буфетчица вздохнула, вынула из холодильника припасенную для себя бутылку минеральной.

– Яхонтовая ты моя, – тянул время Терентьев, копаясь в кармане в поисках мелочи. Волнение исчезло, он чувствовал свою силу и ловкость и мечтал: только бы он успокоился и вернулся, я его сверну, как бумажного. Не то что выстрелить, икнуть не успеет.

– С получки отдашь, бриллиантовый, – буфетчица открыла бутылку, сунула Терентьеву в руку. – У Петровны калымишь?

– У нее, – Терентьев жадно пил прямо из бутылки.

«Чего тянешь? Уходи! – пытался телепатировать Гуров. – Что же ты так светишься, на кого я тебя, дурачка, поменяю?»

– Вялый он, медленный! – возбужденно заговорил Терентьев, входя следом за Гуровым в пахнущий сыростью овощной магазин. – Если с четырех сторон одновременно подойти!

– Выдохни, – остановил его Гуров. – Перейди на другую сторону улицы и ближе, чем за квартал, не появляйся.

– Майор, это он! Сердце не обманешь! И как смотался?

– А если человек действительно писать захотел? – усмехнулся Гуров.

– Значит, он не убийца, и мы ничем не рискуем, – Терентьев все еще рвался действовать.

– А если я ошибся? И он именно меня за глупость пришьет первого? – поинтересовался Гуров и, кончая никчемный диалог, сказал: – Выполняйте.

Петренко взял тарелку и сдачу, сел за столик и неловко, левой рукой, жадно ел, роняя с ложки, так как смотрел все время по сторонам.

– Ну как, Леня, выспался? – как можно миролюбивее спросил Гуров, усаживаясь в машину и снимая телефонную трубку.

Когда полковник ответил, он доложил:

– Есть основания считать, что – да. Однако не факт.

– Молодец, – сказал Орлов. – Объемно, конкретно и сжато.

– Стараемся, Петр Николаевич.

– Удачи! – полковник положил трубку. Недавно звонил высокопоставленный чиновник, возмущался. Маньяк-убийца разгуливает по столице нашей Родины, а легендарный МУР бездействует!

В ответ Петр Николаевич лишь поинтересовался, действительно ли Москва – столица. Через несколько минут позвонил Турилин и «попросил» Орлова: ни с кем – тут генерал выдержал паузу – ни в какие разговоры по поводу проводимой операции не вступать, адресовать абонента к нему, Турилину.

Когда Константин Константинович что-либо у него «просил», полковник начинал искать в столе «Казбек», хотя бросил курить уже года два.

«Не заметил! – ликовал Леня, глядя в затылок начальника. – А я уже в порядке, почти в порядке!» – и усиленно массировал кисть правой руки.

Петренко бродил по пустынным переулкам, около часа сидел на лавочке сквера, дважды выходил на людные улицы, стоял и возвращался в переулок. Он ничего не искал, никуда не стремился, болтался явно без дела. Приблизиться к нему, не рискуя жизнью, не удавалось. Поведение его объяснялось просто: Петренко забыл ключ от квартиры, уходя за пропитанием, захлопнул дверь и теперь ждал, когда сестра вернется с работы.

Гуров не понимал подозреваемого, нервничал, скрывал свое состояние от подчиненных и от полковника и устал от постоянного напряжения. Главное – не допустить контакта Петренко с посторонним, не дать ему совершить еще одно убийство.

Нина Быстрова, которая поутру стояла на перекрестке с жезлом, не очень понимая серьезность происходящего, устала от безделья. Она ходила по треугольнику Прохоров – Терентьев – Гуров, удивляясь серьезности майора и насупленной молчаливости богатырей.

Терентьев и Прохоров, которых Гуров передвигал с места на место, где-то к пяти стали равнодушными исполнителями. Встань там, стою. Иди туда, иду. Ближе к месту, дальше от него. Перейди на другую сторону, обгони. Пожалуйста, как прикажете. Гуров их состояние понимал, чувствовал, что они с каждым часом теряют остроту восприятия и ощущение опасности, могут допустить глупейшую оплошность и тогда…

Каждые тридцать – сорок минут Гуров звонил Орлову, говорить им было не о чем, обменявшись короткими фразами, они опускали трубку, ждали.

Леня Симоненко очухался, нашел себя, главное, он, словно актер, определил для себя задачу и сверхзадачу.