Шакалы - Леонов Николай Иванович. Страница 21

– Зачем играть внепонятную? Девочка летала в Париж, пусть теперь улетит в Тегусигальпу. У Горсткова масса партнеров, готовых ему услужить. Пусть осуществят поездку со множеством пересадок, используя охрану коммерческих структур. Упрячут красотку так, что ее даже прежний КГБ не найдет. Имея такие связи и неограниченные деньги, смешная проблема.

– Они такой вариант не учли? – спросил Гуров. – Комбинацию задумал не дурак, а очень даже умный. Здесь в поддавки не играют. Если предположить, что разыгрывается корона Российской империи, то играть следует против гроссмейстера и в шахматы, а не против поддатого авантюриста и в подкидного дурака.

– Ты слишком сложно выражаешься. Я мыслю проще: пока ты не добьешься откровенных показаний девушки, ты не сдвинешься ни на шаг. Ты работал с ее окружением, у Юлии есть подруги? – спросил Павел.

– Даже если она исповедуется, я не сдвинусь с места. Неужели ты считаешь, что сопливая девчонка может знать что-либо серьезное?

– Не может, но один шаг ты сделаешь. Несколько лет назад ты мне рассказывал байку, что даже дорога в десять тысяч миль начинается с первого шага.

Гуров подождал, пока официантка уберет грязные тарелки, поставит чашки с кофе и удалится.

– Не могу понять, зачем ты откровенничаешь со мной? – задумчиво произнес Павел. – Советы мои тебе не нужны, ты им все равно не последуешь.

В «Волге», стоявшей напротив кафе, где пили кофе полковники, находились два капитана, которые курили и с интересом слушали разговор начальников.

– Совет тебе мой не нужен, так в чем дело? Проверить свои предположения? У тебя имеется Станислав, умный начальник-генерал готов всегда выслушать тебя. Что-то ты мне голову морочишь, Лев Иванович.

– Извините, – остановил Гуров проходившую мимо официантку. – Будьте любезны, принесите нам, пожалуйста, по сто граммов коньяку.

– Какой желаете?..

– Попроще и подешевле, – улыбнулся Гуров. – Сегодня плачу я, а мне не хватает на детскую коляску.

– Для внука, – добавил Павел.

– И тебе не болеть, – кивнул Гуров и закурил. – Я не морочу тебе голову, Паша, а сообщаю важную информацию. Мое внимание к Горсткову давно засекли. Моя легенда: мол, приглашен для проверки охранной службы – может обмануть лишь дебилов. Я могу кому-то сейчас очень не нравиться. Я звонил тебе в кабинет, о нашей встрече уже известно. О моей работе знают Станислав, Петр, теперь знаешь ты. Вот и все, – Гуров развел руками, – видишь, как просто открывается ларчик. Мало ли чего, кирпич упал, шальная пуля, поскользнулся – гипс, всякое случается. Моими делами заинтересуются сразу три человека, да разного ведомства. Мороки с этим Гуровым не оберешься. Да и ты, полковник, хоть и коротко, а должен генералу Володину о нашей беседе доложить.

– Ты ничего конкретного мне не сказал.

– Когда оперативный работник располагает чем-то конкретным, рапорты поздно писать, пора на венок скидываться.

Кулагин постучал пальцем по скатерти, взглянул вопросительно. В ответ Гуров пожал плечами и беспечно улыбнулся.

– Сволочь ты порядочная…

– Сволочь порядочной не бывает, следи за речью, а то превратишься в депутата. – Гуров начертил на скатерти круг, мол, закругляемся, Павел согласно кивнул и спросил:

– Ну и что ты с этой девкой собираешься делать?

– То же, что и всю предыдущую жизнь – ждать и догонять. – Гуров достал из кармана конверт с фотографией Виктора, положил на стол, придавил авторучкой.

Павел покачал укоризненно головой, написал два слова, Гуров убрал конверт и ручку в карман, взял рюмку с коньяком:

– Паша, за дружбу!

– Катись! Давай за то, чтобы быстрее наступило и прошло это лето.

– Я обыкновенный мент и человек аполитичный. – Гуров выпил. – Мне поручили девчонку охранять, остальное не колышет. Конечно, у меня две извилины имеются, соображаю, сама по себе Юлия никому не нужна, выходит, за отца я тоже в ответе.

– Но ты же не хочешь, чтобы коммунисты вернулись? – Кулагин не знал, слушают их разговор или нет, задал вопрос, чтобы оправдать политическую окраску, которая явственно прозвучала в самом начале беседы.

– Честно сказать, не знаю, – ответил Гуров. – Чего я точно не хочу, так это того, чтобы меня путали в политику. У меня и людей в этих кругах нет, в их платформах я ни черта не понимаю. Как все нормальные люди, желаю, чтобы быстрее замирились в Чечне, не лезли полоскать белье в Индийском океане и не восстанавливали Союз. Сломанного не поправишь, а начнешь воссоединять, прольется огромадная кровь.

– Значит, ты против коммунистов и либерал-демократов, – резюмировал Павел.

– А ты веришь в их лозунги? Не будь ребенком, Паша. Они нормальные мужики, больше всего хотят власти, а кровь и лагеря им совершенно не нужны.

Гуров врал очень естественно, он не верил ни коммунистам, ни элдэпээровцам, но сыщику требовалось убедить слухачей, что он, полковник Гуров, обычный сыщик, занимается криминалом, политикой интересуется постольку-поскольку.

Лидер партии «Ель» Дубов Евлампий Ипатьевич еще не подал официальную заявку на участие в президентских выборах. Президент улетел в Екатеринбург, все не сомневались, что именно на исторической родине, где и началось его вхождение во власть, он и объявит о своем решении переизбираться на второй срок.

Дубов был интеллигентнейшим человеком, блестящим экономистом и никаким политиком. Ему еще не исполнилось сорока, однако он поблескивал солидной лысиной, которую тщетно пытался прикрыть редкими прядями волос. Он был толстоват и неуклюж, но не обаятельной разлапистостью Пьера Безухова, так как не вышел ростом, а незаурядный ум и безусловная порядочность в политике не котировались. Так как его имя мог выговорить не каждый, приятели звали его Елем, откуда и пошло название партии. Он не обладал видной статной фигурой, да и лицом не шибко удался: пухленькие щечки, глаза цвета неопределенного, скорее карие, часто приоткрываемый рот, словно он постоянно хотел произнести букву О.

В Америке Дубова в Президенты не выбрали бы точно, да и в России, похоже, выбирать не собирались. Умница, порядочный, великолепный экономист – все это не мешает, но далеко не достаточно. Дубова обожала интеллигенция, так ведь сколько ее в России осталось, а голосовать будет народ. Кстати, и на избирательный участок интеллигент ходить не любит, предпочитает слушать Дубова по телевизору и поддерживать его, не поднимаясь с кресла. А народ послушает такого кандидата, махнет мозолистой рукой, которой построил все, что можно, и сломал, что ломается, и скажет: «Не наш он человек! Нам же Россию подымать надо, а этот какую-то заумь несет, слова иностранные говорит, главное, не обещает ничего. Не наш!»

И прав пролетарий, только как он Ульянова с Джугашвили проглядел на той неделе? Хотя чего удивляться, хотя и мелковаты были мужички, но обещано было! Что было, то было! Землю! Мир!

Да ладно, кто старое помянет… На той неделе с усталости да похмелюги промазали малость, ничего, теперь верного ухватим! Главное, чтобы свой был, понятные добрые слова говорил!

Ближайшим другом и соратником Дубова являлся Николай Алентов. Тоже с кандидатской придурью, но мужик свой, за версту видно. И ростом вышел, и лицом, и говорить умел просто и доходчиво. Чего там паршивый интеллигент, Алентов с любым мужиком умел договориться, и на светском рауте смокинг носил, словно родился в нем, и экономист Николай если не от бога, то умница точно. Приятели составляли сильный тандем, только в команде поговаривали, мол, роли распределили неправильно. Кандидатом в Президенты следовало выдвигать Николая Алентова, а Евлампий Дубов стал бы отличным премьером. Как бы к Дубову ни относились, но люди знали его лучше, в политическом мире он пользуется большим авторитетом, срок подошел, коней на переправе не меняют.

На парламентских выборах в декабре партия перешла пятипроцентный рубеж, но, выдвигая Дубова кандидатом в Президенты, можно было рассчитывать лишь на чудо, какого в жизни, как известно, не бывает.