Шакалы - Леонов Николай Иванович. Страница 54

Вероника, безусловно, была когда-то очень даже, но те времена канули в Лету. Сегодня рыхлая женщина в возрасте, некогда вожделенные груди болтаются у живота, который обвис, в общем, лучше не вспоминать. При таком теле Вероника к тому же изображала резвую девочку, принимала позы, заставляя восхищаться собой.

Ровно в восемь Фокин вошел в квартиру Ждана, протянул хозяйке букет роз, как бы загораживаясь им от липких поцелуев.

– Цветы роскошные, а ты мерзкий мальчишка. Пропал неизвестно куда, сегодня не мог прийти на час раньше, сейчас мой позвонил из машины, мы ничего не успеем.

Женщина приоткрыла рот, потянулась к Фокину, он отстранился:

– Извини, дорогая, но это все равно, что пригубить рюмку и поставить на место, а я чертовски устал и хочу выпить. Налей мне хорошую порцию простой водки.

– Противный. – Вероника дернула плечиком, прошла к бару. – Так ты к моему кретину и по делам?

– К сожалению. – Он взял у нее рюмку, выпил одним глотком.

Вскоре пришел Ждан, выпил стакан сока, спросил:

– Ты торопишься или останешься ужинать?

– Сожалею, я ненадолго, – ответил Фокин. Они прошли в кабинет хозяина.

– Юрочка, не буду тратить время на вступление, скажи, дорогой, кто варит кашу у коммунистов? – спросил Фокин. – Только не называй имя лидера, я его знаю, кроме того, я не верю в знаменосцев, в этой партии они погибают первыми.

– С чего это тебя интересует КПРФ? Насколько мне известно, ты в штабе Евлампия Дубова, – ехидно заметил Ждан. – Борис их всех задавит, практически уже задавил. Так что твоя суетня – только трата времени. – Ждана раздражало панибратское обращение какого-то подполковника, хотя чиновник прекрасно знал, что Фокин фигура серьезная.

Но теперь, когда команда Президента сделала мощный рывок и не только мелкие демократы, но и сплоченный блок коммунистов начали отставать, Ждан не мог себе отказать в удовольствии и покуражиться.

– Не понимаю, как ты с колоссальным опытом и чутьем поставил на пустую карту?

– Волчок еще крутится, милейший, ставки не прекращены, принимаются, – усмехнулся Фокин. – Ты не ответил на вопрос, кто в действительности руководит КПРФ?

– Иван Корзинкин, – сказал Ждан. – Кандидат в Президенты тебе известен, а в партии правит Иван Корзинкин.

– Ты с ним знаком лично?

– Конечно, я дважды его провожал к Президенту. Ожидая, обстоятельно с ним поговорил.

– Что он за человек? – поинтересовался Фокин.

– Корзинкин? Жадный, хитрый, на пути к цели готов на все. Родную мать зарежет, отца заложит, друзей распродаст по пятаку. Но далеко не дурак и умеет ждать.

– Блестящая характеристика, тебе в КГБ установщиком работать.

– КГБ давно нет, – усмехнулся Ждан.

– Куда же он подевался? – ерничал Фокин и заглянул под стул. – Ну, что исчезло, что осталось, позже выясним. Мне необходимо, чтобы ты завтра же представил меня господину Корзинкину. Предварительно ты ему должен объяснить, что я при скромном звании и должности представляю группу могущественных людей, которые пока предпочитают оставаться в тени. Ты говоришь, он умен, но ты объясни так, чтобы и дурак понял.

На вилле, где находился Гуров, собрались пятеро бригадиров, которые, несмотря на смутное время, вели стройку. Остальные монстры стояли мертво. Хозяева решили, что, пока не пройдут выборы, не определится Президент и корабль России не ляжет на курс, вкладывать деньги в капитальное строительство слишком рискованно. Если нынешний Президент не усидит и вернется старая власть, то послезавтра здесь могут объявиться люди с мандатами, начнут спрашивать, кто строит, на какие деньги? Объявят, мол, земля принадлежит народу, и все, что тут построено, тоже народное, начнется перераспределение, и всему конец. Но пять человек оказались отчаянными, а может, были связаны с банками, принадлежавшими коммунякам, кто знает.

Пять мужиков, от тридцати до сорока лет, сидели за столом чинно, пили и ели аккуратно, поглядывали на Гурова с любопытством, но одобрительно, так как людям импонировало, что человек пригласил их в парадную залу, держался спокойно, пил с ними на равных, уважительно называл по имени-отчеству. Люди были взрослые, понимали, что пригласили их не просто так, предстоит разговор, потому пили со вкусом, но умеренно. Обслуживали обедающих охранники Олег и Виталий, которые своей работой не гнушались, и им было очень интересно, как полковник от цемента, кирпича и штукатурки повернет разговор в нужное русло.

Сделал это сыщик неожиданно и, как обычно, резко:

– Перекусили, голодных нет, давайте покурим, я несколько слов скажу. – И первым зажег сигарету.

Двое тоже задымили, остальные оказались некурящими.

– Ну как, мужики, разбойное наше время нравится? Я имею в виду не кто и чем торгует, а что сегодня убить человека, что два пальца обоссать?

– Дурной вопрос, Лев Иванович, – сразу ответил Иван Максимович, мужик лет сорока, полноватый, но крепко сбитый. – Кому же такая жизнь по душе?

– Говорят, ментов купили, иные в коммерческие структуры ушли. – Гуров выпустил изо рта колечко дыма, оно начало оседать на горлышке бутылки. – Верно говорят, однако имеются и такие, что остались, по мере сил сражаются.

И тут Гуров совершил поступок, который ни один офицер милиции совершить не решился бы. Он вынул свое служебное удостоверение, протянул соседу:

– Взгляни, Илья Петрович, передай соседу, пусть все ознакомятся.

Бригадиры вытирали руки, брали документ осторожно, словно боялись уронить и разбить.

Полковник… Старший оперуполномоченный уголовного розыска по особо важным делам.

Наконец удостоверение вернулось к Гурову, он сунул его в карман.

– Вы люди взрослые, вас нечего предупреждать, что сведения обо мне совершенно секретные. Так что, как видите, не всех купили и сманили, есть которые и остались. – Гуров погасил сигарету, наполнил стопку. – Ну, вздрогнем.

Когда выпили, один из бригадиров, огладив пышные усы и хитро прищурившись, спросил:

– Господин полковник, как понять, что вы, человек в больших чинах, секретных, открылись людям, которых в первый раз видите?

– Ох, Семен Сидорович, считаешь себя сильно хитрым? – Гуров заразительно рассмеялся. – Я за вами неделю внимательно наблюдаю, вижу, как вы в жару и дождь вкалываете. На стройках ваших ни одного пьяного. Ставлю сто против рубля, что сейчас вы за работу ни копейки не получаете. – Он выложил на стол сто долларов. – Кто ответит? Хозяева до конца выборов деньги придерживают. Ну, валюты у вас нет, кладите по пятьдесят тысяч, я на слово поверю.

Никто не шелохнулся, смотрели с уважением, даже восхищением.

– Вот так-то, Семен Сидорович, а ты говоришь, что я вас в первый раз вижу. Я мамонт, и вы мамонты, сохранились, для нас честь и дело дороже денег. Так что знаю я вас прекрасно, иначе бы не позвал, хлеб с вами не разделил. А позвал не без корысти, каюсь, мне помощь ваша нужна. Я в Москве войну начал, противники у меня не пьяные мальчики с пушками, люди серьезные и профессиональные. Я от них до поры здесь спрятался, но они меня отыщут обязательно. Сюда они не сунутся: три ствола. – Он указал на стоявших у дверей охранников, достал из кармана «вальтер». – Им нас не взять, они люди опытные. Значит, посадят они снайпера в этих кирпичных коробках.

Гуров указал на окно.

– Но снайпер человек, он не может пробраться ночью, сутками не есть, не пить. Он придумает для себя прикрытие. Придет открыто, землемер, к примеру, электрик либо еще чего. У него должна быть винтовка, мужики, пистолет тут не годится. Я могу из дома вообще не выходить, но мне надо не только живым остаться, а этого стрелка взять.

– Смелый ты мужик, смотрю, – сказал один из бригадиров. – Только не пойму, мы здесь с какого краю?

– Кирилл Евгеньевич, вы на стройке всех людей знаете, каждый новый, да еще городской – уверен, убийца в рабочую униформу рядиться не станет, – светится. Он, конечно, винтовку держать не будет, прежде, чем к вам прийти, а ему необходимо при дневном свете свою позицию определить, он оружие может припрятать либо закамуфлировать. Допустим, под треногу, если он землемером прикинется, как-нибудь еще, у них опыт богатый.