Шакалы - Леонов Николай Иванович. Страница 76

– Станислав, ты сам-то до завтрашнего утра удержишься? – зло спросил Гуров, смешался, добавил: – Извини.

Подкатили две «Волги» – начальник розыска подполковник Попов привез своих оперов.

– Доброе утро, – сказал он громко, махнул своим ребятам, указал на москвичей. – Знакомьтесь.

Местные оперы, мужики различного возраста и комплекции, одетые разномастно, но с похожими равнодушными лицами и внимательным цепким взглядом, пожали москвичам руки, представляясь по имени, мгновенно определив Гурова как старшего, называли фамилию и звание. Лишь опытный человек мог определить в этих парнях розыскников. Не было среди оперов людей с накачанными бугристыми мышцами, с набитыми костяшками на кистях рук. В общем, это были сыскари, а не волкодавы, хотя, конечно, любой из них в драке далеко не любитель, но и не профессионал-скорохват. Видимо, начальник рассказал им о Гурове, так как они поглядывали на знаменитого сыщика с любопытством.

Попов взял Гурова под руку, отвел в сторону.

– Вашего гэбэшника мы, кажется, установили, – сказал он. – Вчера на «хитрой» даче появился схожий по приметам человек. Я распорядился «посмотреть» его и сопровождать. В отношении молодого блондина пока глухо.

– Спасибо, Юрий Васильевич. – Гуров кивнул. – Если с гэбэшником вышли в цвет, молодой сам тут объявится, наша задача не прозевать. Народ, как обычно, пригонят, начнут приветствовать, станет людно и шумно. Повторяю, засечете похожего, известите меня или Григория Котова. Он лучше всех знает парня в лицо.

– Понял, мы рассредоточимся, попытаемся распознать на подходе, – сказал Попов и увел своих оперативников в скверик.

Москвичи продолжали стоять на тротуаре. Обычно молчаливые, Котов и Нестеренко тихо, но азартно спорили.

– А я тебе говорю, никакого особого русского героизма не существует, – говорил Котов.

– Ты еврей, тебе не понять, – огрызнулся Нестеренко.

– Валя, антисемитизм уничтожает человека. – Котов держался спокойнее.

– Я к слову сказал, отвяжись. Но ты же не будешь отрицать, что именно русские закрывали грудью амбразуры пулеметов, – продолжал свою линию Нестеренко.

Гуров слушал спор оперативников рассеянно, в голове свербила все та же мысль: каким образом Фокин собирается использовать Игоря Смирнова?

– В отношении амбразур статистики не знаю. Но могу напомнить, что у японцев были камикадзе.

– Фанатики!

– Возможно, но согласись, броситься на смерть в пылу боя – одно, а в спокойной обстановке сесть в самолет, который не может вернуться на землю, это иное, – возразил Котов.

– Станислав, на минуточку, – сказал Гуров.

– Я тут, командир! – Крячко подскочил, щелкнул каблуками.

Гуров взглянул на друга осуждающе.

– Извини, Лев Иванович, объявляю перерыв. Слушаю внимательно.

– Полагаю, стройка не может использоваться. – Гуров кивнул на обклеенный портретами забор и громоздившееся за ним здание без крыши. – План операции составлялся в Москве, такой объект не учитывался, перестраиваться на ходу серьезный человек не станет.

– Согласен на все сто, – ответил Станислав. – Я бы снайпера исключил начисто. Главная фигура – парень, а он не стрелок.

Гуров неожиданно подумал, только что у него появилась новая, интересная идея, мелькнула в сознании и пропала, он напряженно восстанавливал недавно увиденное и услышанное, пытался появившуюся мысль возродить, но подошел подполковник Попов и сказал:

– Лев Иванович, мои парни упустили гостя, ночевавшего на даче.

– Случается, не надо суетиться, если гость – человек, нас интересующий, он должен появиться, ведите наблюдение.

Гуров проводил подполковника взглядом, вновь сосредоточился, но ничего толкового в голову не приходило.

Люди толпились в скверике, запрудили улицу, большинство поднимались на носки, вытягивали шеи, пытались увидеть Президента, который, стоя на небольшом возвышении, привычно улыбался и говорил в микрофон о том, что Россия стоит перед выбором и будущее россиян – в их собственных руках.

Гуров не ожидал такого скопления людей, стоял рядом с охранником службы безопасности, которому заблаговременно представился. Охрана оттеснила толпу, и в радиусе метров десяти перед микрофонами, Президентом и стоявшим за его плечом Коржановым никого не было. Сыщик прекрасно понимал: при всей дисциплинированности собравшихся толпа есть толпа, и стоит стоявшим в задних рядах шелохнуться, сделать шаг вперед, как нейтральную зону заполнят, охранники будут бессильны. Десятки корреспондентов держали над головами микрофоны, кинокамеры, и на глазах миллионной аудитории никто не посмеет ударить либо применить иной способ силового давления.

Пока помогали слова увещевания, но это лишь пока, стоявшие позади слов не слышали, люди поднимали плакаты: «Голосуй или проиграешь!», «Голосуй сердцем», «Борис, мы с тобой!» Но кое-где виднелись и портреты лидера коммунистов, мелькали и соответствующие лозунги.

Президент объяснил, что подписал Указ о немедленном погашении задолженности по выплате зарплаты и пенсий. Казалось бы, радостная новость, но она была встречена слушателями не аплодисментами, а молчанием, даже неодобрительным гулом и звонким женским выкриком:

– А раньше не знал, что людям денег не платят?

Гуров на речь Президента и выкрики не обращал внимания, он искал в первых рядах долговязую фигуру Игоря Смирнова.

Искал в толпе Игоря Смирнова и Фокин, для чего пользовался даже биноклем. Подполковник стоял на третьем этаже новостройки, огороженной по распоряжению местных властей, которую рано утром внимательно разглядывал Гуров.

Фокин засек машину «наружки» из окна «своей» дачи, не выходя на улицу. В лесном проулочке у калиток стояло несколько машин, оперативники решили, что могут спокойно стоять напротив объекта. «Жигули» у них были самые затрапезные. Ночь оказалась прохладной, менты замерзли, включили движок и печку, из выхлопной трубы в свежий воздух потянулся дымок, для опытного оперативника этого было вполне достаточно. Он мгновенно собрался, ушел из дома через заднюю дверь, а через несколько минут уже шагал по шоссе, где и подсел в проезжавший грузовик.

Сейчас Фокин припал к окулярам бинокля, искал Игоря и определенный плакат, под которым парень должен был находиться. Фокин так концентрировался на поиске конкретных объектов, что не увидел полковника Гурова, находившегося на противоположной стороне улицы, а если смотреть в бинокль, то сыщик находился буквально на расстоянии вытянутой руки от Фокина.

Гуров стоял в первых рядах, другие оперативники работали в толпе. Крячко, Котов и Нестеренко расположились на периферии, где люди стояли группами, кое-кто выпивал, говорил о своем. Голос Президента доносился издалека, слова сливались, да их и не слушали.

– Похоже, мы тянем пустышку, – пробормотал Нестеренко, когда стоявший рядом Котов тронул Станислава за рукав и скучным обыденным тоном произнес:

– Господин полковник, вот он… Игорь Смирнов… в солдатской хэбэшке…

Крячко взглянул в указанном направлении, тут же узнал парня, хотя ни разу прежде его не видел, сказал:

– Сопровождайте парня, а я к Гурову.

От непрерывного напряжения у Гурова начало резать глаза, лица сливались в сплошную ленту, он тряс головой, пытался восстановить зоркость и прогнать мысль о неудаче, когда почувствовал легкий толчок, услышал голос:

– Нормально, он здесь, на подходе, ребята его ведут.

Гуров ощутил легкое головокружение, слабость в ногах и прислонился к стоявшему рядом Станиславу.

Крячко сжал локоть друга и кивком указал на появившийся неподалеку плакат, на котором коряво крупными красными буквами было написано: «Союз солдатских матерей». Люди теснились, пропускали трех женщин и худощавого, совсем молодого солдатика. Они еще находились метрах в пятидесяти от Гурова, столько же было и от сыщиков до Президента. Надо решать. Гуров взглянул на Станислава и не знал, что приказать. Сыщик отвернулся, смотрел на приближающегося солдатика, проталкивающихся с ним через толпу крупных женщин, которые походили на куриц-несушек, похваляющихся своим цыпленком.