Смерть в прямом эфире - Леонов Николай Иванович. Страница 22

– Вы очень любезны, я буду без трех минут девять.

– До встречи. – Попов положил трубку и недовольно поморщился.

Он был опытный аппаратчик и прекрасно знал: никогда ни одно сложное мероприятие не проходит точно по плану. Можно учесть все, кроме человеческого фактора. Обязательно, рано или поздно, на одной из позиций оказывается человек, чьи способности были преувеличены или преуменьшены. Не говоря уже о том, что, если в операции задействовано большое количество людей, непременно среди них оказывается если не предатель, то человек малодушный либо болтливый, возможно, трус, неврастеник.

Попов расчленил союзников на множество групп, не зависимых друг от друга. Таковы азы конспирации, провал или отказ одного звена никак не сказывался на деле в целом. Больной орган блокировался, удалялся из организма, никто и не замечал происшедшего. Попов отлично понимал свой уровень: кресло президента, пост премьера ему никак не светили. Он не желал находиться в экзотической стране, обладать женщинами, яхтами, особняками. Он хотел жить в России, быть в первой пятерке президента и не думать постоянно, к кому он повернулся спиной. Он понимал, что все это пустые мечты, человек в большой политике не имеет возможности расслабиться ни на секунду, иначе окажется за бортом. Закон всегда один – если ты не плывешь на пределе сил, ты тонешь.

И затея, в которой он сейчас принимал участие, – глупая затея самовлюбленных фюреров, и даже победа, пусть и вполне реальная, даст ему возможность передохнуть максимум полгода, а ему только сорок три, уходить из активной жизни рано, да и невозможно. Пустые разговоры о вилле на Канарских островах, пальмах, пляжах, мулатках – это для дебилов… Впрочем, он об этом уже думал. Он согласился активно участвовать в подготовке к выборам двухтысячного года лишь потому, что желал находиться в курсе происходящего. Если бы он отказался, нашли бы другого, а его имя вычеркнули из списка, перекрыли бы потоки информации.

В общем, вице-премьер, теоретик нового движения, заговора, как ни назови, отнюдь не являлся его ярым поклонником, скорее невольником. У него была конкретная задача: удержаться на следующих выборах во власти, вот он ее и решал. Президент менял свои заявления – «да», «нет». Сравнительно молодой, очень опытный политик президенту не верил, был убежден: тот сам не ведает, какое решение примет завтра. Решение зависело от множества факторов и меньше всего – от Конституции, которую упоминали то и дело. Фактор первый и основной – здоровье. Если лидер будет здоров, ему не справиться с собственными эмоциями, неуемным желанием драться и доказывать. Преимущество сегодняшнего лидера неоспоримо, взять хотя бы то, что он, имея слаженную и сильную партию власти, не нуждается в длительной подготовке и может выставить свою кандидатуру в последний момент. Чего никак не могут себе позволить его соперники. Они должны определяться, раскручивать гигантский механизм предвыборной кампании, практически раскрыться. И тогда лидер, посмотрев, кто есть кто, способен пригласить к себе двух-трех сильных людей из каждой команды, и люди, которые всегда остаются людьми, слабыми и трусливыми, предпочтут синицу в руках, сменят футболки и разрушат оппозицию к чертовой матери.

При таком раскладе для Попова место в партии власти не найдется, он слишком мал и зависим, не представляет для хорошо отлаженного механизма никакого интереса. Примкнуть к одной из оппозиционных партий, открыться – значит попасть в полную зависимость от нового претендента, который неизвестно, останется ли в седле к моменту старта.

Потому и принял Попов решение захватить телевидение заранее и молчать до последнего момента. А в нужный день все сделает именно телевидение, и не генералы и финансовые тузы, владельцы каналов, а среднее звено. Как и во всякой войне, победу определяют не фельдмаршалы с картами, а майоры с мелкими боевыми соединениями; если бьются всерьез, то и побеждают.

Вопрос за «немногим»: сохранить план в тайне и, перебрав всех творчески действующих лиц ЦТ, собрать молчаливую и мощную команду, которая могла бы выступить в последний момент и объяснить людям, кто именно должен управлять Россией.

В свое время путчисты не зря рвались в Останкино. Они только не понимали, что им некого посадить перед камерой. Ведь говорить должны не Щорсы с кровавыми повязками на голове, а хорошо знакомые людям журналисты, комментаторы и ведущие, которые завоевывали свой авторитет годами, давно стали членами семей, людьми своими, вызывающими полное доверие.

Таков был план вице-премьера Валентина Николаевича Попова. Но он, как человек действительно умный, прекрасно понимал, что от теории до практики отнюдь не один шаг. Что до выборов времени еще немерено, отлично, но что в деле должно участвовать огромное количество людей, крайне опасно. Можно отбирать и тасовать, колеблющихся, не уверенных в себе отстранять от эфира, посылать их в загранкомандировки. Все можно, но лишь до того момента, пока президент не ведает, что творится в Королевстве Датском. Сегодняшний лидер слишком силен, энергичен и смел. Если он разберется в ситуации лично, то просто сменит действующих лиц, кого нельзя сменить, переманит, перекупит, запугает, вынудит уйти на другую работу. Никто не способен сегодня разобраться в ситуации и доложить лидеру действительное положение дел. Никто, кроме одного молодого отчаянного авантюриста, первого вице-премьера, человека умного, хитрого и дальновидного. Против него лишь один козырь: его не любит народ. И хотя «народ» – понятие слишком общее, он никогда ничего не решал, однако никто не способен сказать, что как было вчера, так будет и завтра.

Попов клял себя за авантюризм и был в восторге, что находится в самой гуще сегодняшней жизни.

Он отпустил секретаря, предупредил охрану, что скоро к нему придет человек, которого следует пропустить, для остальных он уже уехал.

Дверь в приемную была открыта, Попов вышел из кабинета, встретил Грека, вернулся с ним в кабинет и закрыл за собой дверь. Он не хотел, чтобы охранник знал фамилию позднего визитера.

– Добрый вечер, – сказал хозяин. – Сделаем по глотку мартини, прежде чем говорить о неприятном.

Попов был значительно умнее и проще в обхождении, чем его истеричный подчиненный. Он симпатизировал гэбэшнику, ценил его профессиональную опытность.

– Добрый вечер, Валентин Николаевич, – улыбнулся Грек. – Вы совершенно правы, хорошие новости приносят рано утром.

Хозяин открыл бар, сделал два мартини, сел не за стол, а в гостевое кресло напротив Грека, пригубил из бокала.

– Я весь внимание.

– Пришел к вам не за советом, Валентин Николаевич, а чтобы поставить в известность: у нас в одном звене произойдет перестановка сил.

И Грек коротко, опуская детали, рассказал о происшедшем.

Попов не перебивал, слушал внимательно, затем выдержал паузу и проговорил:

– С этим мальчиком Голубом неловко получилось.

– А кто спорит? – Грек сжал в кулак нижнюю челюсть. – Извините за пошлое сравнение, но, когда зуб погиб, его удаляют. Такой операции никто не радуется: ни пациент, ни врач. Мальчик узнал лишнее. Кроме того, я уважаю талантливых людей, но, к сожалению, им приходится время от времени напоминать, кто истинный хозяин в лавке. Худрук театра иногда расстается с очень талантливыми актерами. Мера воспитательная, жесткая, порой болезненная, однако необходимая. С Голубом ошибки не было, к тому же я получил возможность проверить, имею ли я в своем распоряжении пистолет. Значит, я от вас ухожу, в скором времени вернусь. А этого вертихвоста, который якобы мной командовал, нельзя сослать в какую-нибудь жаркую страну на почетный пост? Дорогой Валентин Николаевич, к вам лично не должно существовать никаких подходов.

– А вы, Владимир Леопольдович? – спросил Попов.

– Я не подход, а выход, – ответил без улыбки Грек. – И не потому, что я идейный и меня нельзя купить, а оттого, что меня никто не захочет купить.

– С этим мальчишкой я виноват, – нехотя признался Попов. – В свое время он служил у первого вице-премьера. Когда тот парнишку прогнал, я его подобрал, решил, пригодится. Я полагал, он слишком труслив, чтобы переметнуться обратно. Но он настолько труслив, что, кажется, готов на все.