Смерть в прямом эфире - Леонов Николай Иванович. Страница 41

Начальник отдела МУРа полковник Осокин вошел в кабинет Гурова легкой спортивной походкой, будто и не перевалило ему на пятый десяток.

Гуров вышел из-за стола, оглядел старого коллегу с удовольствием, пожал крепкую ладонь, подвинул стул.

– Молодец, – Гуров улыбнулся. – Выглядишь отлично, а то встречаю ровесников, в глаза неудобно смотреть, словно я виноват, что у меня щеки на плечах не лежат, а брюхо через штаны не виснет.

– Привет, Лев Иванович, здорово, Станислав. – Осокин пожал приятелям руки, уселся за ничейный стол. – Могли бы задницы с насиженных мест оторвать и подскочить. Нет, через начальство вызываете. Как Петр?

– Сам взглянешь, мы каждый день видим, не судьи, – ответил Гуров. – Не молодеет, это точно, но такой же мудрый змей.

– Поглядим. – Осокин отер худое лицо ладонью, причесался. – Что вам надо, я знаю. Ничего добавить не могу. Человек у меня давно, ошибки случались, но не хвастун, устал, но не выдохся.

– А где же он находился, когда Волох десятника порешил? – спросил Гуров. – Не прилюдно же все произошло.

– Нет, они в кабаке на Ленинском сидели, незаметное местечко, но дорогое, престижное. Лакеи их знают, в уголке посадили, накрыли стол и отошли. Сначала разговор велся мирно, а когда о банке заговорили, Волох голос повысил, мол, нечего раньше времени болтать, когда он еще окончательно не решил. Тут Курок, кликуха десятника, и сказал, дескать, им генсеки ни к чему, раз их в России отменили. Слово за слово, Волох авторитетом давит, а Курок и скажи: ты, вожак, давно зубы потерял, а все скалишься. Все замолчали, получилось, вроде вызов брошен, слово за Волохом. Волох улыбнулся, своими бельмами повел и говорит ласково: не стоит, Курок, при всех базар поднимать, выйдем на воздух, курнем, обсудим мирно. Они вдвоем и ушли. Братва сначала сидела тихо, напряженно, затем выпили, забылись. Глядят, Волох один вернулся, сразу и внимания не обратили, пьяненькие уже. Мой парень на часы посмотрел, выходит, курили они долго, где-то с полчаса. Потом трехнулись, видят, Курка-то нет, интересуются. А Волох вроде и не слышит. А когда совсем его достали, он ухмыльнулся, начал дурочку валять. Какой такой Курок? И не видел такого. Вы, парни, спьяну все напутали. Народ притих, двое сразу отвалили, а пришел этот новый, что только из зоны вернулся, Витун. Он на Волоха глянул, не сказал ничего; но скривился недовольно. Мой парень к тому времени уже не пил совсем, все примечал. А тело, сами знаете, под утро в Нескучном нашли, от того кабака метров триста, не более.

– Интересно, – сказал Гуров. – Ты мне, Костя, объясни: каким образом ты, старый волк, такую горячую бумагу через канцелярию пустил? Сейчас о ней только глухонемой не знает.

– А сам как думаешь? – зло ответил Осокин. – Может, я головой ударился? Контрольная встреча была, на ней генерал Тяжлов присутствовал. Я его убеждал, убеждал: господин генерал, не будем торопиться и через секретку проводить, обождем. А он ни в какую. Тяжлов генерал и начальник МУРа, а я кто?

– Не нравится мне Тяжлов, давно не нравится, – неожиданно сказал Гуров.

В кабинете стало тихо, будто гроб вынесли. Станислав ударил кулаком по столу.

– А мне ты, Лев Иванович, не нравишься! Тебе к врачу давно пора обратиться. Надо же придумать такое! В голову не идет.

– А в твою голову ничего не идет, только льется хорошо, – ответил Гуров. – Вот увидишь, что с этим гребаным банком случится. Сегодня рапорт подаю и от участия в операции захвата отказываюсь. Я на свои поминки всегда успею.

– Есть и хорошие новости, – пытаясь разрядить обстановку, произнес Осокин. – Я вчера вечером со своим источником вновь встречался. Он по тому сообщению в отказ пошел. Вроде он пьяный был, в туалете заснул, сидя на толчке. Я бумагу отписал, зарегистрировал, послал официальным ходом. Так что если первая попала в чужие руки, то и вторая там окажется.

– Всегда знал, что ты умница. – Гуров обнял Осокина за плечи. – Теперь давайте думать, как нам с Волохом и Витуном работать.

– Этот законник уже в камере бьется, врача требует, – сообщил Осокин.

– Дайте ему врача, пусть под капельницу положит, только наркотика ни грамма. – Гуров прошелся по кабинету, казалось, тесно человеку. – Ребята, считайте меня чистоплюем, так оно и есть. Но я с больным человеком работать не буду. Простите меня, можете заставить парашу в камере чистить, только не допрос наркомана во время ломки.

– Ладно, не рви на себе тельник, Лев Иванович, я с этим человеком сам поработаю. Но Волох за тобой, его рядовому оперу отдавать нельзя.

Гурову выделили в МУРе кабинет. Сыщик протер стол, не оставил на нем ни одного листа бумаги, как бы подчеркивая, что писать ничего не собирается, и приказал привести из камеры Волоха. Когда его привели, сыщик распорядился снять с него наручники, предложил сесть, попросил конвойного ждать за дверью.

– Ну? – Гуров сцепил пальцы в замок, оглядел подозреваемого. – Давайте знакомиться.

– Я же говорил, что не верю в совпадения. Облава на телеграфе была слеплена вовремя, не грубо, – сказал Волох. – Ничего бы у вас не вышло, пока я не переговорил с Витуном, – он скривился, отрицательно покачал головой.

– Мы не в ресторане, вам придется отвечать на мои вопросы, а не говорить что заблагорассудится, – сказал Гуров. – Вы желаете оставаться Иваном Ивановичем? В данном кабинете это не смешно. Я старший оперативный уполномоченный по особо важным делам Гуров Лев Иванович.

– Да не буду я на твои вопросы отвечать. За какие дела замели? Нету у вас ничего и не будет, через трое суток выгоните, – нагло заявил Волох.

– Авторитет, а ведете себя, как мальчик. Чего мы докажем, выяснит время. Но, если вы себя полностью не назовете, имеем право держать до установления личности. Подозреваетесь вы в убийстве своего сотоварища. Если я вашу вину докажу, вас ждет длинный срок. А когда дружки узнают, что вы собирались вверенный вам «общак» за доллары продать, то могу предсказать: вам столько лет в зоне не прожить.

– Ах ты, сука ментовская! На гоп-стоп хочешь взять? Чего, кому я хотел продать, доказать требуется!

– Вы никак не осмыслите, где находитесь и с кем разговариваете. С вами вежливо, на «вы»… В ответ я бранные слова слышу. Доказать совершенное вами убийство непросто, но возможно. А можно его и не доказывать. А вот ваше намерение продать общаковые деньги доказывать необязательно. Зона не суд, адвокатов нет, одни прокуроры. Слух прошел, один человек подтвердил, второй… Считайте, приговор приведен в исполнение. Будем говорить? Ваши фамилия, имя, отчество?

– Так вы же знаете!

– Верно. Знаю. Мне важно, чтобы вы начали говорить правду, хотя бы в малом.

– Ну, Фокин я. Игорь Петрович Фокин. И что?

– Так вот, Игорь Петрович, предстоит вам решить простенький вопрос. Жить или умереть? – Гуров провел ладонями по совершенно чистому столу. – Если вы идете на сотрудничество с нами, я не занимаюсь убийством в Нескучном. Через двое суток вы возвращаетесь домой.

– Ссучиться предлагаешь? Да никогда в жизни! – Волох вскочил, швырнул стул.

Стоящий за дверью охранник встал на пороге.

– Не беспокойтесь, сержант. Я сам управлюсь с нервным гражданином. Сейчас у него приступ пройдет, будет себя вести хорошо. Фокин, поставьте стул и сядьте.

– Никогда! – повторил Волох, но стул поднял и сел.

– Я не сумасшедший и агента из вас делать не собираюсь, – спокойно продолжал Гуров. – Прикинем, что я имею и что хочу. Решать вам, жизнь-то ваша. В данный момент ваш приятель Витун, точнее, Виктор Шаров, лежит под капельницей. Он наркоман, у него началась ломка; как вы понимаете, умереть мы ему не дадим, наркотика он не получит, через день заговорит. Он был свидетелем убийства в Нескучном.

Гуров блефовал, но чутье подсказывало, что Волох во время убийства был не один. Рядом с телом обнаружили след ботинка тридцать седьмого размера, а у Шарова очень маленькая нога. Его не было поначалу в ресторане, вор явился позже. Эксперты уверены: след годится для проведения идентификации. Все это были предположения, но и беседа сыщика с авторитетом юридической силы не имела. Может, удастся доказать, что стрелял Волох, а может, и нет. За ним числилось столько «глухих» убийств, что еще одно не делало погоды. Один бандит убил другого, рядовой случай.