Трактир на Пятницкой - Леонов Николай Иванович. Страница 21
Они чинно уселись рядом, и Пашка сказал монументально-величественной спине извозчика:
– “Балчуг”.
– Па-а-жа... – пророкотал лихач, и пролетка мягко покатилась по мостовой.
– Как в кино, – прошептала Аленка и сжала Пашке руку.
Двери “Балчуга” услужливо распахнулись, при виде Пашки и его спутницы у швейцара удивленно поползла бровь, но он тут же вернул ее на место и, раздвигая портьеру и низко кланяясь, сказал:
– Прошу, молодые люди.
Официант тоже “не узнал” Пашку, поклонился, подал меню и отошел.
– Пашенька, – тихо сказала Аленка. – Мне ничего, ничего не надо. Я абсолютно сыта.
– Кино кончилось. – Пашка швырнул меню и расслабил узел галстука, – Не могу, Аленка. Витька! – крикнул он официанту, а когда тот подошел, сказал: – Здорово. Аленка моя подружка, так что можешь не выкаблучиваться. Дай мне выпить и бутерброд с рыбой. А девчонке дай... Что тебе?
Аленка положила на свободный стул зонтик, сняла панаму и облегченно вздохнула.
– Дайте мне, пожалуйста, бифштекс. Это я в кино сыта, а в жизни я ужасно голодная.
– Хороший парень Витька, – сказал Паша, провожая глазами официанта. – Зимой я иногда на мели сижу, так он меня месяцами в долг кормит. Как надоем в трактире Петровичу (был в “Трех ступеньках” такой половой), так сюда – к Витьке. Мировой кореш.
– Есть такие, – согласилась Аленка. – Меня в трактире Николай тоже три недели кормит.
– Это какой, рыжий, что ли? – спросил Пашка.
– Он. Смешной ужасно, – Аленка заулыбалась, – ругается, а сам добрый. Если за столом посторонние, так он подаст обед, потом бросит на стол двугривенный и шипит: “Сдача ваша с рубля. Ходят разные, едят на копейку и чаевых не дождешься ”.
Пашка удивленно смотрел на Аленку, не перебивая, и неожиданно спросил:
– Ты спишь с ним? Аленка залилась румянцем.
– Что ты говоришь, Паша? У меня и не было еще никого. Можешь не верить, а не было, – быстро зашептала она. – Я месяц назад на улицу вышла, три вечера бродила, мужчины на меня ноль внимания, а я боюсь заговорить. Меня Катька увидела и позвала с собой. Так я и попала в трактир. Сижу вечер, два. Катька и другие девчонки кавалеров находят, а я нет. Как-то вечером сижу за столом одна, совсем от голода ослабла, подлетает этот Николай – и бряк на стол ужин и бутылку лимонада. Расставляет тарелки, смотрит на меня зверем и шипит: “Слово кому скажешь – уши оборву”. А громко соловьем поет: “Салатик, дамочка, пожалуйста, телятина свежая, можете не сомневаться”. Так и пошло с тех пор. Я прихожу в трактир и жду, когда он меня заметит. Сижу, тобой любуюсь. Паша гордый расхаживает и на меня, конечно, ноль внимания.
Пашка верил, что девушка говорит правду, но не мог понять, как такой сквалыга может задаром кормить девчонку чуть ли не месяц, и ведь ясно, что она отдать деньги не сможет.
– А вчера что же он не накормил тебя? – спросил Пашка.
– Он девочек, которые сидели со мной, не любит, – сказала Аленка и погладила Пашку по руке. – Ты о чем задумался?
– Девочек не любит, а тебя любит? – Пашка недоверчиво посмотрел на девчонку.
– Я же не такая, – Аленка наклонила голову. – Как ты не понимаешь? Он их называет... – она нахмурилась и прикусила губу. – Как же он их называет? Наследство, что ли. Ну, как бы что они от царя нам остались.
– Что? Вот он как говорит, черт рыжий!
– Пашенька, – Аленка смотрела испуганно. – Ты его не трогай, он очень хороший. Я не знаю, что с собой сделаю, если с ним из-за меня беда приключится.
– А если беда должна приключиться или с ним, или со мной? Тогда как?
Подошел официант и поставил на стол ведерко с бутылкой шампанского.
– Просили передать, Америка, – он улыбнулся, – Там, у окна, твои кореша сидят.
– Кто такие? – спросил Пашка, оглядел зал и увидел Сержа, который приподнялся со стула и поклонился. Рядом с Сержем сидел Валет, а напротив еще кто-то, Пашке был виден только затылок, и, лишь приглядевшись, он узнал Цыгана.
Серж, поглядывая в сторону Пашки, что-то говорил своим приятелям, потом встал и пошел к их столу. Он подошел, поклонился и поцеловал Аленке руку.
– Добрый день, друзья. Очень рад вас видеть, – сказал он и еще раз поклонился. – Не будете ли вы так любезны и не согласитесь ли пересесть к нам?
Краснея от смущения, Аленка молчала. Пашка нахмурился и хотел было отказаться, но Серж сжал ему локоть и многозначительно сказал:
– Личная просьба, Павел. Наше соглашение пока еще не расторгнуто.
– Пошли, Аленка. Неудобно отказываться, – Пашка встал.
На новом месте было неуютно. Валет, лениво прихлебывая пиво, смотрел в окно и на появление гостей никак не реагировал, а Цыган, как всегда, был зол и встретил вновь прибывших ехидной улыбочкой. Серж, усадив Пашку и Аленку, закурил, пускал кольца и, поглядывая на своих приятелей, кажется, получал удовольствие от созданного им же неудобного положения.
Пашка посмотрел на смущающуюся Аленку и разозлился.
– Что это вы сидите, как на похоронах? – спросил он. Я к вам в гости не напрашивался. А раз пригласили – угощайте.
Официант принес заказ, откупорил и разлил шампанское.
– Как же мне тебя звать? – спросил Цыган, обращаясь к Сержу.
– Я же тебя зову Цыганом, – ответил Серж, взял бокал с шампанским и поклонился Аленке.
– Бросьте вы эту бодягу, – протянул Валет. – Посмотри на этих дураков, Америка. Не виделись десять лет. Выпили бы по случаю такой встречи, так нет – сидят, ругаются: почему тебя так зовут, а не так. Сами не пьют и мне не разрешают. Мочу конскую глотаю, – он отставил бокал с пивом. – Взять меня, так я и не помню, как меня от рождения звали.
– Очень мне смешно видеть друга своего детства в роли блатного, – любуясь пузырьками в хрустальном бокале, сказал Серж. – Павел, ты его, – он кивнул в сторону Цыгана, – конечно, давно знаешь?
– Да с месяц, наверное, – ответил Пашка.
– Очень интересно, – Серж улыбнулся и подмигнул Пашке.
– Мы с тобой оба много интересного знаем, – сказал Цыган. – Ты знаешь, куда я утром ходил?
– Я не гадалка с Киевского вокзала, – насмешливо ответил Серж, – но думаю, что ты бегал разузнавать обо мне.
– Верно, – Цыган кивнул, – и был я у Семеновых. Помнишь Машеньку Семенову? Отец, между прочим, у нее в полиции работал, и я решил навестить его, – он сделал паузу, оглядел присутствующих и снова повернулся к Сержу. – Ты понял меня?
– Брось ты, Михаил, глупости рассказывать, – миролюбиво сказал Серж. – Выпьем лучше.
– Нет, пить не будем. Так вот, в доме Семеновых мне и сообщили, – Цыган опять посмотрел на всех по очереди, – что Михаил в новую власть прямо влюблен... Я не поверил. Михаил из очень порядочной семьи и к красным особой симпатии иметь не должен. А мне говорят: брось, мил человек. Точно известно, что Михаил с родителями разошелся и сейчас в какой-то специальной школе на чекиста учится. Идейным стал мой друг детства, – на скулах Цыгана под смуглой кожей заходили желваки. – А я идейных особенно не люблю.
Пашка вспомнил, что два дня назад именно эти слова слышал от Сержа.
– Как вам, друзья, это нравится? – спросил Цыган.
Все смотрели на Сержа, а Валет взял его за плечо и спросил:
– Это он про тебя, француз?
– Понимаете, друзья, – продолжал Цыган, – мучает меня совесть, что я все это Серому не рассказываю.
– Очень интересно, – Серж отставил бокал и стряхнул с плеча руку Валета, – я сказки с детства обожаю. Валет, ты не знаешь, почему, действительно, мой друг детства, – я не могу привыкнуть к его новому имени, – не расскажет эту сказку Серому?
Валет хмуро посмотрел на Сержа, потом на Цыгана и сказал:
– Расплачивайтесь, и пошли в трактир. Есть головы поумней моей, пусть они и думают.
– Пойдем? – спросил Цыган и рассмеялся. Вечером Пашка оставил Аленку дома, а сам пошел в трактир. Правду говорил Цыган или нет? Что же за человек на самом деле Серж? Что решит Серый? Эти вопросы не давали Пашке покоя, и последний квартал он почти бежал.