Удачи тебе, сыщик! - Леонов Николай Иванович. Страница 17

Трунин сам любил повторять: дешево, значит, плохо, потому замялся лишь на мгновение и спросил:

– Может, мы встретимся, ведь жизнь сегодня не кончается?

– Вероятно, я тоже консервативен, предпочитаю иметь клиентов постоянных. Вы переводите деньги, я вас позже найду.

Трунин, конечно, заплатил, и через месяц они встретились, насколько такие люди способны дружить, сблизились, многое узнали друг о друге. Любому человеку порой требуется высказаться, сбросить фальшивую шкурку, остаться голеньким, как мама родила. За профессиональными услугами к убийце Трунин обращался лишь дважды, а виделись они раз в два-три месяца, а то и чаще. Как люди, приговоренные к пожизненной каторге, скованные одной цепью, они не могли обходиться друг без друга, приезжали порой без предупреждения, большинство встреч проводили на рыбалке. Оба не уважали сети, кружки, всякие спиннинги, зимой и летом ловили только на удочку, говорили мало, лишь напиваясь.

Трунин вновь выпил, но алкоголь не действовал, сон цеплялся на мгновение, тут же улетал, наваливались воспоминания. В такие ночи, а они случались довольно часто, он признавался себе, что порой побаивается партнера. Однажды, когда после сильной поддачи они проснулись около пяти утра, опохмелились, почувствовали ни с чем не сравнимую легкость, эйфорию свободы, Трунин сказал:

– Признайся, меня ты тоже можешь?

Убийца, послюнявив пальцы, привязал крючок, поднял голову, взглянул своими ясными глазами, задумался, после долгой паузы ответил:

– Нет, наверное… Невыгодно, – снова взглянул, – ну если только за очень большие деньги, – мило улыбнулся. – Никто за тебя таких денег не даст. Извини, ты же нищий, а миллионы платят только за миллионеров. И потом, я уже связи растерял, без тебя останусь без работы, скучно, кровь стынет, сопьюсь.

– Ну, спасибо, – растерянно пробормотал Трунин.

– Не за что, свои люди. – Убийца смотал удочку и направился к двери.

Ненормальный он человек, безусловно больной, ничего святого. Себя Трунин считал абсолютно нормальным, здоровым человеком, имеющим свои принципы и идеалы.

…Не спали в эту ночь и соседи Гурова – супруги Соснины. Обычно и Ольга, и Сергей на сон не жаловались, но в ситуации экстремальной нервишки у них сдали. Накапливалось взаимное раздражение, рвалось наружу. Но беседовали они тихо, употребляли слова ласковые, так как каждый считал себя интеллигентом.

– Мне казалось, дорогой, что ты человек более ответственный. – Холодными бесчувственными пальцами Ольга почесала мужа за ухом. – Я всегда вела себя честно, вступая с тобой в брак, слова о любви не говорила. Ты гарантировал мне определенный, честно сказать, невысокий уровень жизни, я согласилась. Катя со своим благоверным сейчас отдыхает на Багамах.

Ольга говорила одно, а думала совсем другое, видимо, женщина жить иначе не может. Какая фигура у этого журналиста! А может, он совсем и не журналист? Она не любила голубоглазых мужчин, они либо мямли, либо нарциссы, а мужик должен обожать женщин, а не самого себя. Но сосед был настоящим мужчиной, она почувствовала это мгновенно, так же как и сигнал, который передали голубые глаза Гурова, передали и тут же зашторились. Она оставила в покое ухо супруга, провела ладонями по плоскому животу, полным, еще не рыхлым бедрам и продолжала шептать:

– Ты обещал, будем жить в цветах и улыбках. Дыра не приведи господь, выйти на улицу невозможно. Ты постоянно занят, окутан тайной, словно граф Монте-Кристо.

– В моей коммерции ничего таинственного, – не сдержался Сергей. – Здесь недалеко звероферма, пытаюсь подешевле купить мех. А про Катю и ее недоноска ты мне лучше не напоминай. Он обыкновенный спекулянт, только в крупных размерах.

– Человек, укравший миллион, не вор, а бизнесмен.

– Извини, дорогая, ты живешь лучше, чем подавляющее большинство людей. Многие и мечтать не могут о такой жизни.

– Большинство меня не интересует, – перебила Ольга, сжимая груди, неожиданно представила соседа, веселые искорки в его глазах, – и мечты у них совковые, убогие, нищие, ничтожные! – Она откинула одеяло и села. – Какие дела у тебя в местном цирке? Мы вечером идем в цирк.

– Хорошо, – ответил муж.

Он с отъезда из Москвы недоумевал, почему благоверная, которая, кроме столицы и Петербурга, других городов России не признавала, увязалась с ним в эту поездку. Он пытался жену отговорить, не сгущая краски, нарисовал картину местного бытия, но она уперлась, теперь от скуки будет пилить денно и нощно. Может, сосед отвлечет, примет огонь на себя? Несравненная Ольга Дмитриевна никак не может понять, что прошли ее звездные дни, когда мужики, отталкивая друг друга, падали к ее ногам. Дел невпроворот, операция предстоит опаснейшая, следует выспаться, быть в форме, а тут нервничаешь по пустякам, размениваешься.

– А мне кажется, дорогой… – Женщина встала, протопала по ковру в ванную. Когда-то привычка жены интригующе прерывать фразу, отвлекаясь, вроде бы забывая, что именно хотела сказать, приводила Сергея Соснина в восторг. Он бросался за красавицей, тормошил, целовал, требовал закончить гениальную мысль. За пятнадцать лет он убедился, что, кроме глупостей и пошлостей, ничего больше красивой женщине не кажется. Сейчас он дурацких вопросов не задавал, заснуть даже не пытался, зная предстоящую программу, как хороший суфлер. Жена появится в халате, который купила за сумасшедшие деньги у прыщавой Кати, накапает в бокал спиртного, закурит, усядется в кресле неестественно прямо, словно на пресс-конференции, сообщит, что не прочь поохотиться летом на львов.

Супруг угадал все – и халат, и бокал, и сигарету, даже позу жены в кресле, а вот текст выступления оказался неожиданным.

– Мне кажется, дорогой, – повторила она, закуривая, – наш сосед, твой новый приятель, никакой не журналист, а даже совсем наоборот. – Замолчала, вновь повесила паузу.

Соснин чуть было не вспылил, хотел сказать, что сосед не его новый знакомый, а именно ее, а что именно «наоборот» от журналиста, может знать лишь гениальная женщина.

– Журналисты, в частности корреспонденты, люди общительные, разговорчивые, иначе им никакого материала не добыть. Этот же супермен за стеной как раз наоборот. Молчаливый, нелюбопытный, глаза со шторками. Лев Иванович Гуров либо мафиози, либо наоборот. В чужом городе позвонили ночью, разыскали в нашем номере, человек сорвался, улетел, через час вернулся, я слышала, как у него дверь скрипнула. А что за час успеешь? Значит, не срочное интервью, чего-то ему просто сообщили.

– Сообщают по телефону, – возразил муж, поеживаясь.

– Уж не по твою ли душу прибыл сюда голубоглазый супермен! Не удивлюсь, если у него под мышкой «кольт» сорок пятого калибра.

Так женщина, злясь на мужа, желая его напугать, стреляла словами, практически не промахиваясь. Правда, она не знала, что сыщик привлекал к себе внимание умышленно. Супружеская пара показалась любопытной, и он хотел подогреть ее интерес к себе, продолжить знакомство.

– Скромный бизнесмен не представляет никакого интереса для мафии, тем более для спецслужб, – ответил Соснин, удивляясь, что пятнадцать лет считал жену дурой, а она чертовски наблюдательна и очень даже здраво рассуждает. Но если она права и он попал в поле зрения противника, то ему конец. И неизвестно, что сейчас хуже, мафия или спецслужбы.

– Ну, тебе виднее, дорогой. – Женщина чувствовала, что попала в цель, голос ее стал ласковым беспредельно. – Но на свою скромность ссылайся только тогда, когда отказываешь мне в самом необходимом. Боюсь, проницательные люди тебе не поверят.

Соснин вскочил, натянул тренировочный костюм, схватил бутылку, глотнул прямо из горлышка.

– Мужлан, – прошептала жена. – Таким ты мне нравишься.

Он выпил еще, тоже закурил.

– Мы с тобой в одной лодке, пусть чувства поостыли, но многое осталось. У нас общие финансовые интересы в конце концов.

«Если я сделаю все, как задумано, стану полностью самостоятельной, а пока он мне действительно нужен», – рассудила женщина и спросила: