Удачи тебе, сыщик! - Леонов Николай Иванович. Страница 24

Звонить майор не стал, а от безысходности еще больше скукожился и начал сидя дремать. Но мысли все равно толкались, хоть и бестолково, но упрямо не оставляли в покое, налезали друг на друга.

Главная беда, что убили в цирке, которым в городе гордились. Сейчас уже все от малого до старого в курсе, идут суды-пересуды. Второй паршивый момент, что в городе полковник Гуров. Майору наплевать, что полковник доложит в Москве, как говорят на войне, дальше фронта не пошлют. Гуров не просто полковник, их в любом управлении как котов недавленых, он настоящий сыщик. Фрищенко себя тоже считает сыщиком, значит, они в одной команде, а утром поцапались. И уж совсем зазря майор брякнул, что приказывать Гуров может только через генерала. Совсем не по совести сказал, москвич и сам способен Фрищенко для просушки подвесить, однако грубость молча проглотил, задрал свою гордую башку и удалился, чем еще больше унизил. «Что он, холеный чистодел, в нашей жизни понимает, – распалял себя Фрищенко. – Твердит: свой убил, цирковой, пошли туда опера. Мне не хватает разговоров, что убийцу ищут среди своих любимцев. Будто тут Москва, где в одном доме не знают, что у соседей покойник под кровать завалился». И хотя ночью сам Фрищенко втолковывал нечто подобное директору Колесникову по кличке Капитан, так то иное дело, земляки чего угодно друг другу сказать могут. И говорил-то майор тогда, не веря себе, так, чтобы как-то защититься, вину с Капитаном поделить. И тут заморский гость в их семью на полном серьезе грязью швыряется. Остудись, майор, остудись, одернул себя Фрищенко. Москвич хоть и смотрится заморским графом, сыщик настоящий, уж никак не слабее тебя, а значительно поболе.

Он разлепил глаза, вытянул из папки список сотрудников цирка, начал проглядывать знакомые имена, за каждым именем стоял хорошо знакомый человек, и никто из этих человеков засадить нож под лопатку не способен. А Гуров утверждает… Как он говорит? Убийца физически силен, быстр и ловок, живет скромно, имеет скрытую страсть. Не изобретай, Семен Григорьевич, велосипед, говорил этот чертов гость. Вино. Женщины. Карты либо другая игра. Может, до вас добрался наркотик? Загляни в глаза, наркоманов выдают сильно расширенные зрачки. Майор вдруг покрылся гусиной кожей, задрожали руки. «Силен, быстр, ловок, главное – глаза. Да я десятки раз восхищался этими удивительно красивыми, по-детски наивными глазами! Классик! Но этого не может быть! Никогда!»

Тем не менее майор швырнул папку в сейф, лязгнул ключом, буркнул секретарше, мол, скоро вернусь, и вышел под моросящий дождь. Машины, конечно, не было, она либо в ремонте, либо, прыгая по ямам, разбрызгивая грязь, рыщет по магазинам в поисках съестного по хоть как-то доступной цене. Пустяки, решил майор, тут пехом всего ничего, поднял воротник потрепанного плаща, надвинул шляпу и затрусил по лужам.

Гуров принял душ, надел свежую рубашку, тщательно повязал галстук и вывел пробор. Снадобье Юдина действовало безотказно, сыщик чувствовал себя отлично, словно и ночь спал, и не пил ни капли, и тяжелого разговора не вел, казалось, даже за грязным окном просветлело. Он слышал, как пришел и вскоре ушел из соседнего номера Юдин, достал из кейса магнитофон, закамуфлированный под изящный, обтянутый кожей портсигар, положил в шкаф, взял с тумбочки подаренную недавно зажигалку, прикурил, положил зажигалку на место и решил нанести визит.

Ольга встретила его радостно, смотрела кокетливо, и, если бы сыщик не знал, что несколько минут назад она обнаружила, что ее сосед отнюдь не журналист, то никогда бы не догадался, что отношение к нему очень изменилось. У женщин есть некоторые недостатки, и кое в чем они, возможно, уступают мужчинам, но в умении лицемерить дадут им сто очков вперед и выйдут победительницами.

Гуров чувствовал себя неловко, как чувствует себя человек, произведший неприличный звук, и хотя дама и бровью не повела, однако стыдно. Вскоре сыщик собрался, улыбался непринужденно, выпить категорически отказался и достаточно естественным тоном спросил:

– Так мы вечером идем в цирк?

– Мы подумаем, сейчас прибудут мой супруг и повелитель, они решат.

Здесь Ольга Дмитриевна переиграла, ведь совсем недавно она ясно дала понять, что мужа своего ни во что не ставит.

Ольга подошла к сыщику, не обняла, лишь положила ладони на его плечи, прижалась, запрокинула голову. Он увидел жилку, пульсирующую под атласной кожей на шее, приоткрытые влажные губы, розовый кончик языка, глаза, которые смеялись, звали, обещали, ощутил ее прижавшееся тело от крутых бедер до пышной упругой груди и почувствовал, что в данный момент ему на все наплевать, ему лишь необходима эта женщина. И она это мгновенно поняла, в глазах блеснуло торжество.

– Уверена, ты великолепный любовник. Мы будем с тобой счастливы, супермен.

В коридоре послышались шаги, Ольга скользнула к столу, взяла свой бокал, а Гуров, как всякий мужчина в секунды замешательства, закурил.

– А где же мой подарок? – удивилась Ольга.

Гуров не успел ответить, в номер быстро вошел Сергей Соснин, походя бросил:

– Лев Иванович, привет! – И обратился к жене: – Налей, дорогая, и ради бога не разбавляй!

– Сергей, я сегодня не партнер, так что извини. – Гуров открыл дверь, обронил с порога: – До вечера. – И вышел.

В своем номере он шарахался от окна к двери, тер ладонями лицо. Мужик! Супер! Дерьмо! Сопливый щенок! Тут же опомнился, сел на койку, открыл портсигар. С одной стороны, разговор супругов можно было прослушать и позже, с другой – чем скорее он узнает новости, тем лучше.

– Крутит, – раздался голос Сергея так чисто и отчетливо, словно рядом стоял приемник или телевизор. – Почему мне так не везет с партнерами? Алкаш, бездельник, теперь – жулик. Когда в России появятся честные купцы?

– А ты честный? – спросила Ольга.

– Честный.

– Так расскажи об этом нашему соседу.

– Зачем? И какое его собачье дело? Ты решила закрутить с ним? Извини, запамятовал. Все дела, дела, ты что-нибудь узнала?

– Он полковник милиции, известный сыщик, занимается розыском особо опасных и сам опасен крайне. Ты помнишь, нам рассказывали у Першиных, что в Москве среди бела дня угрохали на Грузинской Эфенди?

– Ну? Так Эфенди того мента тоже грохнул.

– Значит, нет, потому что Эфенди застрелил именно наш милый сосед. Руслан Волин дело ликвидировал, умотал в Вену. Прошлым летом около двадцати боевиков, кавказцев, взяли в одну ночь. Тоже соседа работа…

– Надо сброситься на памятник.

– У нас при жизни памятников не ставят, только покойникам.

Гуров перевел дух и слегка уменьшил звук.

– Что ты имеешь в виду? – спросил муж.

– Ничего. Констатирую факт, я в этого убийцу влюблена, и не вздумай…

– За кого ты меня принимаешь? Я к таким делам никаким краем.

– Расскажи это морским пехотинцам.

– Дура!

– Ладно, передохни. – Голос женщины стал вульгарным, и сыщик понял, что ему это неприятно. Неужели он действительно влюбился? И в кого? Видно, слишком долго искал, думал он. И вообще, раз он начал подслушивать супружеские разговоры, то далеко пойдет: до подлеца так несколько шагов, а до идиота просто лишь рукой подать.

– Естественно, милый, к мокрым делам ты отношения не имеешь, кишка тонка. Шевельни единственной извилиной, дорогой, попытайся понять, по чью душу в эту дыру забрался столь крупный зверь?

– Не по мою, точно. Я подумаю, сначала скажи, откуда ты все разузнала? Он что, исповедовался?

– Ты тачку у подъезда видел?

– Ну!

– Юдина помнишь?

– Бориса? Что ты несешь, дорогая, как я могу его забыть?

Зазвонил телефон, сыщик прикрыл портсигар, снял трубку.

– Полковник? – услышал Гуров густой голос и не сразу признал Рогожина, потому ответил, помедлив:

– Здравствуйте, Михаил Семенович. Что-нибудь случилось?

– Приезжайте немедля, – сказал Рогожин.

Сыщик перезвонил Юдину, попросил не отлучаться, портсигар оставил на тумбочке, пусть записывает, схватил плащ и выскочил из номера.