Удачи тебе, сыщик! - Леонов Николай Иванович. Страница 31

– Из директоров выгонят, приходи, в оперы возьму, – сказал Гуров.

– Обязательно, – буркнул Капитан, обернулся к плите, переставил кастрюльку, налил полную тарелку пахучих щей, плюхнул огромный кусок мяса.

Гуров сглотнул слюну, взял ложку, сожалея, что нельзя накинуться немедля, так как щи только вскипели. Он переложил с колен тяжеленный плащ с пистолетами, начал ложкой остужать щи, ждал вопросов.

– Я человек гостеприимный, за тарелку харчей ничего не требую, если можешь, скажи, что творится.

– Мои клиенты порой говорят: знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Старая присказка, – Гуров подул на ложку, попробовал. – Вкусно, но горячо.

– Так всегда: коли вкусно, обязательно горячо.

– А торт?

– Не юли, полковник.

– У вас два, может, и три дела в городе смешались. Стрельба и ночная суетня к твоему цирку отношения не имеют. А вот смерть Ивана и вчерашнее убийство Семена Григорьевича… К сожалению.

– А если бы ты не приехал, то ничего бы не было, – убежденно произнес Капитан.

– Возможно, – кивнул сыщик, – в цирке и не было бы. – Подумал и добавил: – Хотя вряд ли, чугунок-то на огонь уже поставили. Убили бы не одного, так обязательно другого, без крови не обошлось бы никак.

– И убийца среди моих? Ты спрашивал, где Классик живет. Перекрестись, полковник.

– Я сыщик, Алексей Иванович, – ответил Гуров. – А у нас, сыщиков, такая болезнь, все спрашивать, любопытно очень. А ты, Капитан, в чужой номер не лезь, могут покалечить, если не хуже. У тебя своя делянка, у меня своя, давай каждый будет делать, что умеет.

– Мне сказать нечего, – Капитан подвинул горчицу, – выступай по своему усмотрению, уже доложили, что ты артист огромадный.

– Ну, вы даете, ребята! – Гуров рассмеялся, доел щи, принялся за мясо. – Позвонили, доложили, брякнули, тренькнули – не город, а коммунальная квартира.

– Так оно и есть. – Капитан согласно улыбнулся. – Ты только учти, наш Илья Муромец не просто главный мент, он в городе хозяин. Поберегись. Но, если ты нашей паскудине хвост прижмешь, мы тебе от всего города поклон отвесим и в церкви большую свечу поставим.

– Вам пора начать скидываться. – Гуров доел мясо, горчица была хоть и домашняя, но злая, он с последним куском горчицы переложил, закашлялся, утер слезы. – Большое спасибо. Скажите, у вашего Классика телефон естъ?

– Имеется в половине Сильвера, так все одно, можно позвонить.

– Так ведь ночь, – фальшиво застеснялся Гуров.

Капитан подвинул телефон, набрал номер, начал ждать.

– Бросьте, люди спят, – уже искренне сказал сыщик.

– Ничего, снова заснут. – Капитан кивнул, мол, ответили. – Елена, это я, куда мужика девала? Ничего не случилось, просто анекдот вспомнил, позови. – Он прикрыл трубку, пояснил: – Сашка спать здоров до ужаса. Сильвер, это я. Расскажи, какой сон видел. Ты не хами, с начальством разговариваешь. Какое дело? Соскучился. Ну ладно, шмыгни к Классику, передай… – Капитан прикрыл трубку: – Чего передать?

– Можно зайти? – ответил Гуров.

– Можно к нему в гости? – сказал в трубку Капитан, улыбнувшись. – Самое время? Не ложился и на гитаре играет? Ну, передай, чтобы гостя ждал, они в два голоса споют.

Начальник УВД генерал-майор Илья Николаевич Фомин из кабинета не уходил, ждал возвращения группы, которой было поручено разделаться с москвичом. Кабинет был обычный, генеральский, они все на одно лицо, точнее, лица не имеют: пол, как правило, покрыт ковром, много полированной мебели, много телефонов и других аппаратов связи, половина из которых не работает. На стене обязательно портрет либо Ленина, либо Дзержинского, в последние годы в некоторых кабинетах появился Горбачев, но не прижился.

Илья Николаевич был внешностью импозантен, высок, статен, генеральский мундир как влитой, брюнетистые волосы густо напомажены, прочерчены пробором, который ввели в моду кинолюбовники 40—50-х годов. Лицо, волевое, даже красивое, без признаков пьянства и порока, совершенно не отражало суть этого человека. Он был молод, лишь готовился отметить сорокалетие, быстро продвигался по комсомольско-партийной одноколейке, два года назад стал секретарем горкома, прищурился на первого, но тут известный конфуз произошел: партия оказалась не честью и не совестью, а совсем даже наоборот. Известно, что Остап Бендер, не став графом Монте-Кристо, решил переквалифицироваться в управдомы. Секретарь горкома жил в другую эпоху, обладал другим кругозором, чем юморист Бендер: увидев, что партийная одноколейка ведет в тупик, быстро переквалифицировался в милиционеры, конечно, в первого милиционера и, конечно, сразу генерала. О России девяностых годов будет написано много интересного, о генералах милиции создадут бестселлеры. Наша же история маленькая, локальная, потому скажем только, что Илья Николаевич высок, статен, власть любит и абсолютно беспринципен.

Когда он надел генеральский мундир и сел в кресло, вожаки преступного мира переглянулись, повели носом, принюхались и вынесли вердикт – это наш парень. Он быстро взял город за горло, что абсолютно естественно. Если в борьбе за город с одной стороны борется россыпь партий, лозунгов и микрофонов, а с другой – хорошо организованная, сплоченная и вооруженная стая битых хищников, то смешно спрашивать, кто победит.

Примерно полгода назад нашему генералу в Москве кто-то из единомышленников указал на Гурова и предупредил: мол, старайся с этим парнем не сталкиваться, а коли случится, перейди на другую сторону. Ты, Илья, волк, слов нет, но Гуров волкодав. Тогда еще Фомин ответил, мол, не шизик, драки не ищет, но, коли жизнь сведет, разберемся, кто по какой стороне прогуляется. Содельник довольно хохотнул, глянул насмешливо и сказал, что в случае такой разборки даже при нынешних ценах не даст за генеральскую шкуру больше рубля. Тогдашний собеседник генерала был человек умный, не хотел натравливать вновь испеченного мента на матерого сыщика, но в результате короткой беседы добился именно этого результата. Тот разговор генералом в суете и заботах быстро забылся, но, когда вчера донесли, что полковник Гуров в городе, прибыл и не доложил, не получив лицензии на отстрел, ведет свою охоту, а в результате уже два трупа, к тому же среди убитых единственный в городе профессионал-розыскник, генерал тот разговор вспомнил. «Я хитростям оперативным не обучен, играть не стану, прикажу убить без затей, – решил генерал, – благо бандитов в городе хватает». Однако, прежде чем дать команду, он подстраховался и протокол соблюл. Генерал при свидетелях пригласил к себе гостя, получив отказ, опять же при свидетелях позвонил в Москву, предупредил. Ну а на нет и суда нет.

Гурова должны были ликвидировать около полуночи, скоро три, а людей нет, и, сидя в своем кабинете, Илья Николаевич начал нервничать.

«Герои» – исполнители генеральской воли, прикованные друг к другу и к машине, полностью очухались. Однако оторвать ручку машины они не смогли, мерзли под моросящим дождем и не знали, что предпринять. Выручил Артошка.

Симпатичный коричневый карликовый пудель проживал в доме, у которого происходила трагедия, которую Гуров превратил в трагикомедию. Артошка вырос воспитанным, можно сказать, интеллигентным: живот болел давно, но пес отлично знал, что хозяин спит, будить его и вести гулять – непозволительное хамство. Артошка терпел, когда же понял, что сил больше нет, он из двух неизбежных хамств выбрал, на его собачий вкус, наименьшее, подошел к хозяйской койке и деликатно гавкнул. Хозяин своего меньшого друга знал отлично: раз зовет, надевай штаны. Конечно, будь Артошка человеком, хозяин сказал бы: «Вали, друг, в туалет, мне легче за тобой прибрать, чем тащиться в дождливую хмарь». Но Артошка был чистюлей-пуделем, для него нагадить на пол – сплошное унижение, человек это знал, друга уважал, потому быстренько оделся, отпер дверь, выскочил на улицу и увидел… Он был счастливым владельцем не только пуделя, но и телефона.

Генерал выслушал невнятный, конечно, лживый рапорт, понял лишь, что грозный противник жив, здоров, скрылся в неизвестном направлении.