Удачи тебе, сыщик! - Леонов Николай Иванович. Страница 9

Как сыщик и ожидал, аплодисментов не последовало, даже послышался тяжелый вздох.

– Давно жду звонка, думаю, куда это пропал Лев Иванович?

– Я хотел бы с вами увидеться.

– Так я по звонку понял, вы вроде бы не в Москве.

– К сожалению, – Гуров тоже вздохнул и назвал город. – Гостиница «Центральная». Завтра.

– Да… Простенько, но со вкусом, – ответил абонент и умолк, вновь вздохнул и ответил: – Хорошо.

– Возьмите ручку и запишите, – сказал Гуров. – Я просил бы вас прихватить с собой… – И сыщик продиктовал, что конкретно ему требуется.

– Так откуда же у меня?

– Вместо Мельника кого избрали? К тому человеку и обратитесь, у него есть.

Десять минут истекли. Гуров выслушал невнятный голос телефонистки и положил трубку.

Гуров весь день не ел, понял, что если хоть чего-нибудь не перекусит, не выпьет горячего чаю, то не уснет, решил спуститься в ресторан и проверить, насколько тот переполнен. Сначала пришла в голову мысль, что следует переодеться. Сыщик глянул в мутное зеркало, оценил свой поношенный джинсовый костюм положительно, заглянул в ванную, причесался, протер лицо и руки одеколоном. Начал искать ключ от номера, когда в дверь постучали и, не дожидаясь приглашения, в комнату вошел мужчина лет тридцати пяти.

– Добрый вечер, Лев Иванович. – Незваный гость поклонился, и сыщику показалось, что он прикрыл поклоном улыбку. – Я ваш сосед – Соснин Сергей Петрович, конечно, просто – Сергей. С моей женой вы познакомились утром.

– Здравствуйте, Сергей. У вас отличная «Тойота», проходите, – сказал Гуров.

– Наоборот, Лев Иванович, это мы вас приглашаем в наш номер. Услышали, что вы вернулись, подумали, человек мотался по этому кошмарному городу, наверняка голодный, нынче это проблема, а супруга у меня – дама предусмотрительная. Так как?

– Спасибо, я действительно оголодал. Сейчас позвоню администратору, скажу, что я у вас.

– Пойдемте, не стесняйтесь, от нас позвоните. – Сергей посторонился, взял Гурова под руку.

Ольга Дмитриевна оказалась дамой не только предусмотрительной, но и не ограничивавшей себя в расходах, что, впрочем, Гуров понял еще утром, лишь взглянул на бутылки.

Что ведет себя уж слишком по-простецки, сыщик подумал тогда, когда доедал последнюю чешскую сосиску. Пока гость насыщался, супруги болтали между собой. Женщину сыщик рассмотрел еще утром, сейчас приглядывался к мужчине. Хорошего роста, худощавый, чуть сутулый, в импортном, наверняка дорогом костюме, лицо вытянутое, щурится близоруко, в общем, типичный интеллигентный преподаватель либо ученый. Не только сыщику, сегодня любому обывателю ясно, что таких денег и подобной женщины ни в большевистском прошлом, ни в неизвестном будущем у интеллигента не было и быть не может.

Гуров вообще ел мало, даже очень голодный насыщался быстро, а сейчас увлекся, уж больно интересно наблюдать за супругами. Бывает театр одного актера, а тут случился театр одного зрителя.

Утром Ольге Дмитриевне понадобилось прикурить, вечером она обеспокоилась, не оголодал ли сосед. Душевные люди на Руси всегда жили, надо думать, не перевелись и сейчас. Поживем – разберемся, широта ли души побудила людей так вкусно накормить голодного человека либо ими движут более современные и корыстные цели.

Супруги говорили о житейских делах и общих знакомых, деликатно подчеркивая, что сосед может не стесняться и есть в свое удовольствие. Вырез на платье женщины начинался чуть выше пояса, и когда она подошла и наклонилась к Гурову, чтобы наполнить стакан, то тяжелые атласные груди заколыхались у лица сыщика. Он поднял взгляд выше, посмотрел ей в лицо, женщина, лукаво улыбаясь, показала ему язык, как бы говоря: знаю, знаю, но не твое. Гуров решил игру принять и театральным жестом прикрыл ладонью лицо.

– Сергей, мужчина наелся и начинает меня соблазнять. – Вильнув бедрами, она быстро отошла к мужу, прося защиты.

– Здоровые инстинкты, – рассмеялся Соснин. – Сейчас мы со Львом Ивановичем со скуки выпьем, еще не то будет.

– Фи, мужлан. – Ольга Дмитриевна дернула плечиком. – В присутствии красивой женщины вы собираетесь пить со скуки.

– Красивой? Дорогая, тебя подло обманули. Ты сексапильная.

– На мой вкус, это на порядок выше, – подал реплику Гуров.

Зазвонил телефон, и ни пьянки, ни древнейшей игры не состоялось. Соснин снял трубку, ответил, протянул Гурову.

– Лев Иванович, вас просит малоинтеллигентный мужчина.

– Слушаю, – сказал Гуров.

– Фрищенко говорит. – Голос у майора был действительно простоват. – Там отводной трубки нет?

– Я слушаю, – ответил Гуров.

– Началось. Приезжай, креста на тебе нет, полковник.

– Куда?

– В цирк. Знал, коли прибывает важняк, значит, руби доски на гробы! Но не сей же момент!

Гуров положил трубку, взял бокал с коньяком, который так и не попробовал, сначала отставил, потом пожал плечами, выпил.

– Что-то случилось? – Женщина смотрела участливо, искренне, без кокетства.

– Игры, – ответил Гуров. – Игры на лужайке. Есть такая профессия – репортер. Спасибо, извините. – Поклонился и быстро вышел.

– Удар ножом под левую лопатку, прямо в сердце – смерть наступила мгновенно пять-шесть часов назад. – Врач говорил уверенно, обмолвился, что вскрытие ничего не добавит. Труп нашли в деннике, обнаружили благодаря рыжей кобыле, которая к вечеру стала вести себя неспокойно, позже начала биться. Конюх вывел ее на прогулку, кобыла успокоилась, а вернуться в стойло отказалась. Конюх стал искать причину, отбросил складированное в углу сено, там он и лежал, обхватив единственной рукой поджатые к груди коленки, походя на уснувшего мальчишку.

Конюх позвал живущего в соседнем доме Александра Аверкова, то бишь Сильвера. Следом заторопился сосед, клоун Куприн, который позвонил сначала директору, а уж потом в милицию. Такую последовательность событий установят позже, на допросах, а сейчас дирекция, милиция, живущие при цирке артисты тыркались бестолково, подходили к трупу, некоторые заглядывали в спокойное лицо Ивана Ивановича.

Даже будучи лицом официально старшим, находясь на месте преступления, полковник Гуров пережидал эту сцену, стоял в стороне. Отработал фотограф, закончил осмотр врач, криминалисту тут делать нечего, кобыла перепахала пол, а на неструганых досках пальцевые отпечатки не остаются. Собаку сразу увели, она существо умное, самолюбивое, ни один проводник издеваться над другом не позволит.

Гуров стоял во дворе, курил, непроизвольно, совершенно бессмысленно отмечал присутствующих.

Седой головой возвышался над всеми Рогожин. Хоть и темно, а сыщик видит, как задубело лицо ветерана. Колесников по кличке Капитан стоит набычившись, опустив плечи, выставив тугой живот. Вокруг директора движение, люди подходят узнать, нет ли каких указаний. Капитан голову поворачивает тяжело, будто через силу, дергает подбородком, кривит в ответ губы. Сильвер на месте не стоит, хромает от группы к группе, в свете одинокого фонаря сверкнет золотым зубом.

«А ведь Сильвер, похоже, сидел, – лениво думает сыщик. – А может, и удержался, но ходил по краю. Это точно».

Высокий худой мужчина с огромными, словно подведенными глазами, ломкий и беззащитный, видимо, клоун Куприн по кличке Классик. Он стоит неподвижно, сжимает и разжимает пальцы. Сыщик, конечно, не слышал, но почему-то был уверен, что пальцы хрустят. И еще сыщик полагал, что клоун и зарезанный парень молчаливо дружили.

Еще один цирковой, но о нем сыщик ничего пока не знает. Среднего возраста и роста, с красивым медальным профилем а-ля Ален Делон. Он в костюме, белоснежной рубашке и при галстуке, видимо, так одевается повседневно.

Служащие отдельной группой, они стремятся быть вместе. Сыщик почему-то решил, что убийцы среди них нет. Сознание шарахается в сторону, формируется в совершенно непотребную мысль о том, что соседи, когда он вернется, будут, конечно, спать, и выпить, оглушить себя и заснуть не удастся.

Милицейские держатся спокойно. Они к трупам привыкшие, покойника не знали. Для коллег полковника Гурова одна беда – мокрый висяк, значит, ломаются планы, отменяются отпуска, намеченные субботние бани и рыбалка.