Врата Аида - Лумис Грег. Страница 5
— Cinq a sept.
С пяти до семи, промежуток между работой и домом, время, которое парижанин отводит для любовницы. Пренебрежительная французская идиома, изобретенная для характеристики такого рода отношений.
— Вы шутите. И, мне кажется, пришли сюда не за сигарой.
— Ты права. И коробка «Эпикура номер два», которую я купил у вас только вчера, еще почти полна. К тому же «двойная корона» слишком велика для моих изящных пальцев. Ты так не думаешь?
— Вечно ты со своими шуточками. Вот сейчас кто-нибудь придет, захочет посмотреть сигары, и поговорить уже не получится.
Он тут же посерьезнел:
— Ты права. Ладно, что узнала?
— Он на «Фортуне». Под флагом Каймановых островов.
Большинство стоявших в бухте роскошных яхт плавали под флагом Каймановых островов. В другой стране такая яхта обязательно привлекла бы к себе нежелательное внимание. На Кайманах анонимность соблюсти можно, зарегистрировав судно на какую-нибудь неуловимую корпорацию.
— «Фортуна». Простенькое название. Без воображения. — Джейсон повернулся к стопке сигарных коробок, сделав вид, что рассматривает яркие фирменные этикетки. — Эта яхта размером со средней руки отель. Какой-нибудь «Холидей Инн». Где расположена главная каюта?
Девушка оглянулась через плечо.
— Кормовая на втором уровне. Почти точно под салоном. Давай… — В хьюмидор вошла пара, солидный мужчина с подружкой, и она взяла сигару из первой попавшейся под руку коробки. — Надеюсь, эта придется вам по вкусу.
Внимательно все осмотрев, француз выбрал коробку «Партагас» и, осведомившись о цене, вышел с подружкой из хьюмидора и тут же затеял спор с хозяином. Последний, как предполагал Джейсон, предусмотрительно задирал цены повыше с расчетом на неизбежные уступки. Французы почитали унизительным платить первую затребованную продавцом цену.
— Схему нарисовать можешь? — спросил Питерс.
Повернувшись спиной к стене, чтобы снаружи не было видно, девушка сунула руку под лиф, отступила и на мгновение коснулась Джейсона.
— Все, что смогла.
Он сунул в карман шортов туго скрученный бумажный шарик и похотливо ухмыльнулся:
— Все, что смогла, пока занималась чем-то еще?
Она поморщилась, словно проглотила подпорченную улитку:
— Не напрягай… э… воображение. Позавчера капитан заказал коробку сигар, и я всего лишь отнесла ее на яхту. Не более того. А теперь проваливай.
Чуть дальше по улице с окон художественной галереи с некоторым опозданием снимали солнцезащитные экраны. Джейсон вдруг остановился, да так резко, что идущая за ним парочка едва уклонилась от столкновения, сойдя с узкого тротуара. Словно зачарованный, не замечая ничего вокруг, он смотрел, не сводя глаз с написанной акриловыми красками картины, с фотографической точностью изображавшей колибри над цветком гибискуса. Яркие, словно дышащие краски создавали впечатление, что картина подсвечена изнутри. Сам того не замечая, Питерс сжал золотое колечко, висевшее на цепочке у него на шее.
Что картина делает здесь? Ее же продали пять лет назад богатому девелоперу на Багамах. Почему она снова оказалась на Сен-Бартсе?
Согласно дате над подписью, художник закончил ее за несколько недель до того, как его жизнь перевернулась с ног на голову.
Это Джейсон знал.
На картине стояло его имя.
Он потряс головой, отгоняя неуместные мысли и воспоминания. Вот только избавиться от них невозможно. Да и нужно ли? Джейсон напомнил себе, что приехал сюда работать, а не размышлять о жестокостях и неопределенностях жизни. Он повернулся и зашагал в обратном направлении, туда, откуда шел. Думать надо не о том, что сделано, а о том, что предстоит.
По пути к «зодиаку» Питерс присоединился к группе из пяти или шести человек, собравшихся у форштевня одной из яхт. В салоне, за толстой стеклянной дверью, американская кинозвезда, имя которой вылетело у него из памяти, пила чай. Джейсон смешался с толпой, но внимание его было направлено не на женщину за стеклом, а на судно, пришвартованное левее, — «Фортуну».
На пирсе, по обе стороны от трапа, замерли со сложенными на груди руками двое здоровяков. За зеркальными стеклами очков бесстрастные лица. На каждом, несмотря на жару под сорок, свободный нейлоновый жилет с логотипом какой-то команды Национальной бейсбольной лиги. Духота их, похоже, не беспокоила — ни у одного, ни у другого ни капельки пота на лбу.
Необходимость выставлять охрану, главной задачей которой было недопущение на борт нежелательных гостей, определялась известностью, порой даже печальной, владельцев многих из стоящих здесь яхт. Впрочем, сейчас Питерса интересовало другое: есть ли на борту «Фортуны» другие вооруженные люди?
Вернувшись на «зодиак», он запустил мотор и неторопливо двинулся через бухту, делая вид, что разглядывает пришвартованные суда. Достигнув «Фортуны», Джейсон задержался возле нее не дольше, чем возле других яхт. Матовое стекло мостика не позволяло рассмотреть находившихся на мостике людей, которые — насчет этого никаких сомнений у него не было — наблюдали оттуда за носовой частью яхты. Он успел заметить мощные прожекторы, то ли служившие резервными источниками освещения, то ли соединенные с датчиками веса. Так или иначе, забраться на «Фортуну» спереди не представлялось возможным. К тому же и сама палуба находилась в десяти, а то и пятнадцати футах над его головой. Чтобы выдать себя, достаточно едва слышного звука, легкого удара о корпус, чего нельзя исключить даже при минимальном волнении. Нет, от этой идеи лучше отказаться.
Продолжая путь, Джейсон обратил внимание на два якоря, висевших под открытыми над самой ватерлинией люками. Последние были устроены таким образом, чтобы наглухо закрываться после подъема якорей. А что, если…
Питерс неторопливо развернулся и повел «зодиак» в обратном направлении. На этот раз он остановился под самым носом «Фортуны», в том единственном месте, где его не могли увидеть ни с палубы, ни с мостика. Внимательно осмотрев люки и мысленно измерив их диаметр, мужчина с сомнением покачал головой. Пролезть в столь узкое отверстие мог далеко не каждый.
Он повернул «зодиак» к горловине бухты и добавил скорости.
Еще через несколько минут лодка подошла к покачивавшемуся у буя небольшому баркасу, на единственной мачте которого, между развешенными сушиться рубашками, шортами и прочим, болтался американский флаг. Натянутый брезент укрывал кокпит от послеполуденного солнца. В знойном воздухе звучала музыка сальса, которую передавало радио Пуэрто-Рико. Внешне баркас мало чем отличался от других суденышек, бороздящих прибрежные воды, — еще одна американская лодчонка, остановившаяся у Сен-Бартса, в виду городка, окруженного живописными зелеными холмами.
Приноровившись к плавному покачиванию «зодиака», Джейсон выпрямился и громко постучал по фибергласовому корпусу:
— Пако! Пако, проснись!
Реакция последовала незамедлительно. За радостным лаем послышалось громкое царапанье, потом появилась косматая собачья голова, а следом и плотное туловище с беспокойным хвостом. Влажные карие глаза смотрели на визитера с таким чувством, которое при описании женщины назвали бы вожделением.
На Питерса явление собаки произвело примерно тот же эффект, что и свежий ветерок на хмурые тучи.
— Соскучился, Панглосс? Ну, конечно. Иди разбуди Пако.
Пес закружился на месте.
— Пако. Разбуди Пако, и получишь гамбургер, — схитрил Джейсон.
Пес исчез, а через несколько секунд лодка покачнулась, и из глубин ее сначала донесся залп испанских ругательств и проклятий, а затем вынырнул голый по пояс мужчина. Грудь его украшала сеточка розовых шрамов — напоминание о пребывании в плену у жестоких колумбийских повстанцев движения «ФАРК». Поговаривали, что каждый, кто тронул Пако хотя бы пальцем, умирал потом, когда он вырвался на свободу и стал мстить своим мучителям, долго и трудно. Здоровенный, с заспанной физиономией и всклокоченными волосами, мужчина провел ладонью, размером не уступавшей медвежьей лапе, по смуглому лицу: