Семь Оттенков Зла (ЛП) - Маккаммон Роберт Рик. Страница 32

Тарелки звякнули в руках Эллы, когда она опустила их в мойку, а кухонный камин протестующе выплюнул несколько искорок.

— Это произошло после смерти Вайдена, — продолжил Джоэль. — Внезапно… что-то начало проникать к нам на ферму и рвать скотину на части. Оставляло вместо горла сплошное кровавое месиво. А из глубины леса мы начали слышать вой. Мы подумали на волков. Решили, что это они заявляются и уничтожают наш скот, но… была одна странность. Они заявлялись раз в месяц на пару-тройку ночей, а затем пропадали — до следующего месяца. Я начал вести журнал и понял, что эти твари — кем бы они ни были — приходят только в полнолуние. Возможно, конечно, они весь месяц бродили в окрестностях, и лишь под полной луной набредали на нашу ферму, но… вы, Мэтью, поверили бы в такие совпадения? — Джоэль качнул головой. — И что тут сказать? Волки — умные звери. Они думающие. Думающие животные. Кстати, мы пытались в другие дни охотиться на них с мушкетами, но не встретили ни одного.

— Он был хорошим мальчиком, — вдруг пробормотала Элла. Она стояла к ним спиной и продолжала оттирать посуду. Учитывая, каким измученным казался сейчас ее голос, Мэтью был рад, что не видит ее лица. — Наш Уилл… — прошептала она. Этот шепот больше походил на дуновение ветерка на кладбище.

Джоэль наклонился вперед, и его темно-карие глаза потемнели еще сильнее, став похожими на два дула пистолета, направленных прямо на гостя.

— Я рассчитал, когда волки должны были явиться снова. Сказал Уиллу, что мы должны сторожить скот в эту ночь на пастбище. Скот дал бы нам знать, когда эти твари проберутся, так что мы затаились. В этот момент мы должны были достать темные фонари [20], которые до этого держали бы спрятанными. Дальше — дело за малым: целься да стреляй. Мы подготовились, но волки не пришли. Ни первой ночью полнолуния, ни следующей. Возможно, они нас учуяли, понимаете, Мэтью? Мы учли все, кроме запаха, который не могли замаскировать. Но на третью ночь… они были голодны. Они не могли больше ждать.

— Пожалуйста, — тихо простонала Элла, словно умоляя мужа прекратить.

— На третью ночь, когда луна уже начала убывать, скот вдруг заволновался. Мы уловили какое-то движение. Да, думаю, это будет самое правильное слово. Но то, что мы с Уиллом внезапно услышали, было не воем. Нет, показалось, что что-то бьется о стену амбара на расстоянии около пятидесяти ярдов от нас. Лошади испуганно заржали. А ведь дверь амбара была заперта, волки никак не могли просто отпереть ее. Мы решили, что они бросались на доски, чтобы сломать дверь. Уилл помчался к амбару. Я крикнул ему, чтобы подождал меня, но он был чертовски быстр. Он открыл заслонку своего фонаря, и я увидел что-то движущееся… размытые фигуры. Единственное, что я могу сказать — они были большими. Я увидел вспышку выстрела Уилла. Услышал, как кто-то… или что-то скулит от боли. Только вот на животный скулеж это было никак не похоже. Это было… я до сих пор не могу сказать, что это.

Бэкетту пришлось остановиться. Он отложил трубку и провел рукой по лицу. Мэтью заметил, что его рука слегка подрагивает.

— Я увидел… увидел, как что-то налетело на моего сына… Две или даже три твари. Фонарь Уилла упал. Я бросился к нему, но на меня напали сзади, и я разбил свой фонарь. Удар был таким сильным — мне показалось, что на меня налетело пушечное ядро! Я рухнул лицом прямо в землю, и мне выбило два зуба, а что-то страшное и жутко тяжелое уселось мне на спину и вдавило в траву. Я чувствовал когти на своих плечах. Мой мушкет куда-то пропал… А в отдалении я слышал, как кричит мой мальчик.

— Ох, — тихо выдохнула Элла, застыв у мойки.

— Я пытался встать, но оно не давало мне двигаться. Я с трудом мог дышать. Вонь изо рта этой твари доносилась до моего носа, жар обжигал мне шею. Клянусь вам, клянусь Богом, — дрожащим голосом продолжал Бэкетт, — что эта зверюга издавала звуки, которые напоминали человеческую речь. Можно сказать, что у нее был человеческий голос, если представить, что натянутые мышцы или лезвия бритв умеют говорить! Оно сказало: «Нет». Я боролся, но почувствовал ужасную боль. Оно сломало мне правую руку, чтобы я не мог добраться до мушкета и выстрелить. Оно сломало ее так легко, словно разбивало яичную скорлупу! Мне пришлось слушать, как моего мальчика разрывают на части. — Он болезненно сморщился. — Остается лишь… остается лишь благодарить Бога, что его мучения не продлились слишком долго.

Бэкетт снова замолчал. На этот раз в его глазах стояли слезы.

— Скот они тоже порвали. Две головы пропало, — продолжил он, когда смог. — А моего мальчика они оставили… разорванным. Вы можете представить, каково находиться в кошмаре, из которого невозможно вырваться? Ты кричишь, скрежещешь зубами, но не можешь проснуться. Вот, как я чувствовал себя в ту ночь. — Он болезненно вздохнул. — Когда Элла добралась до меня, все было уже кончено. Они ушли. Я не успел остановить ее, и она… она увидела, что они сделали с Уиллом. Почти две недели она не могла разговаривать. Ни слова не произносила. Вот, что твари, живущие на той дороге, сделали с моей семьей.

— Боже… — выдохнул Мэтью. Он был шокирован этой историей. — Господи Боже, это ужасно!

— Да, — согласился Бэкетт. — Эти твари… они могли учуять нас по запаху, они устроили нам отвлекающий маневр с помощью скота. Меня не покидает мысль, что, если бы Уилл не подстрелил одного из них, они бы его не убили. Тот, что сидел у меня на спине… он мог убить меня в мгновение ока, но не сделал этого. Как я уже сказал, они умны. И хитры. Но, Боже, каким существом нужно быть, чтобы получать от кровопролития такое удовольствие? — Он покачал головой. — Мы похоронили Уилла — то, что от него осталось, — и покинули ферму. Собирались переехать в Нью-Йорк, но семейство наших друзей, которые держали эту таверну, как раз выставило ее на продажу. Элла не хотела оставаться так близко к тому месту, где с нами приключился этот ужас, но зато так мы можем чаще бывать на могиле сына. Я хожу туда. Просто стою там и разговариваю с ним. Но только днем, чтобы к заходу солнца обязательно вернуться домой. — Бэкетт поджал губы. — Сейчас мы хорошо обустроились, у нас неплохая жизнь, нам нравится помогать путешественникам. Мы делаем доброе дело и получаем за него хорошие деньги. У нас всегда зажжено много свечей. — Он повернулся к жене, которая все еще не двигалась, стоя у мойки. — Прости, Элла, — сказал он. — Я не хотел бередить старые раны, но ты ведь понимаешь, что мы должны были рассказать этому молодому человеку об опасностях, которые могут его подстерегать? — Он посмотрел на Мэтью через стол покрасневшими глазами. — Это было около двадцати лет тому назад. А мне иногда кажется, что все случилось прошлой ночью. Вы можете себе это представить?

— Едва ли. — Мэтью сглотнул тяжелый ком. — Но… вы почему-то говорили о неких тварях, которые на вас напали. Вы ведь видели их? Раве это были не волки?

— Я и в самом деле не знаю, кем они были. Могу также сказать вам… знаете, я ведь научился понимать языки некоторых индейцев. Как выяснилось, некоторые из них и по-английски неплохо говорят. Так вот, на их языке слово «проклятый» значит то же самое, что «больной». Вот, как они называют эту дорогу. Она больна. И, если вы отправитесь к речным утесам этой дорогой и не достигнете пустого дома до наступления темноты, даже если будете идти в сумерках, вас ждет ад. Отправляться туда — безумие. Или самоубийство. Никто там не живет, хотя индейцы говорят, что до сих пор слышат вой где-то в лесу, когда на небе восходит полная луна. Эти твари все еще там, Мэтью. Даже двадцать лет спустя. — Бэкетт отклонился на своем стуле. — Теперь вы все знаете.

Мэтью не мог найти слов. Конверт, лежащий в его внутреннем кармане, вдруг показался тяжелым, как надгробная плита. А те десять фунтов, что фон Айссен заплатил ему — это, что, плата Харону [21]?

— Что ж, жена моя, ты устроила нам прекрасный пир, — сказал Бэкетт, меняя тему, хотя придать голосу былую непринужденность ему не удалось. — Мэтью, давайте посидим у камина в передней комнате. А вы расскажете мне, зачем вам все-таки понадобилось ехать в этот дом.