Триумф великого комбинатора, или Возвращение Остапа Бендера - Леонтьев Борис. Страница 23

Справа, за домиками из сырцового кирпича c плоскими мазаными крышами и крытыми террасами, виднелись смеющиеся сады, одетые в яркий шелк. Неоформившаяся жара простиралась над садами. От нее распускались интенсивно красными цветками аргуваны. Стоял пронзительный аромат пряной амбры, странно соединявшийся c запахом цветущих яблонь. Сладко разило пробуждающейся от ночной прохлады влажной землей. Гудели пчелы, собирая дань c нежно-малиновых цветков. Затаенно журчала и смеялась тяжелая, словно ртуть, вода в арыках.

Под садами картинно возвышалась мечеть Хазрет-Хызр c айванами по осям двора, монументальными порталами на главном фасаде и древней узорной кирпичной кладкой в основании. Рядом поблескивал прямоугольный водоем для питьевой воды – хауз, укрепленный каменной облицовкой, окаймленный деревьями и ступенчатой набережной. В нем отражалось все великолепие Хазрет-Хызра. Именно здесь старательные гиды из газгандского общества пролетарского туризма устраивали плановые тематические экскурсии. Сначала туристов долго водили по многостолпным молитвенным залам, затем тыкали пальцем в полукруглую молитвенную нишу, ритмично поясняя: «Вот, товарищи, перед вами так называемый михраб. Он находится в стене, обращенной к Мекке», потом их заставляли подниматься по кирпичным ступенькам на круглую галерею, превращенную в смотровую площадку c перископом и подзорной трубой. Отсюда можно было панорамно обозревать местность. Пролетарские гиды, по-ленински протягивая руки и методично разъясняя, показывали туристам городище «Афрасиаб», сводчато-купольные архитектурные ансамбли Шахи-Зинда, мавзолей Рухабад, остатки моста-вододелителя через Зеравшан, эмирский дворец c бойницами и зубчатым верхом, памятник комсомольцам-красногвардейцам, монумент «Свобода», колонну Марксизма и другие изыски восточного колорита.

«Что-то сегодня на душе кошки скребутся», – c внезапным раздражением подумал полулысый человек и, спешно миновав базарную площадь, дымную чайхану над арыком и карагачи c огромными гнездами аистов, вышел на улицу Улугбека.

Здесь высился круглоствольный минарет Мирхараб, украшенный глазурованной керамикой и узорной изразцовой шапкой. До революции c этого самого Мирхараба призывали мусульман-суннитов на молитву и сбрасывали вниз преступников. Но Газганд давно уже не жил по законам шариата: по утрам вместо завываний муэдзинов грохотали марши духового оркестра местного Дома культуры, шейхов и других подобных им баев сослали на колымские кулички, а Коран и проповеди пророка Мухаммада заменили красноречивыми пролетарскими лозунгами.

Улица Улугбека была теперь асфальтоносной и по-европейски обустроена во всю длину. Рядом c трубой минарета величественно громоздилось построенное пару месяцев назад блочное здание Научно-исследовательского Ирригационного института имени Саади. Выразительность здания усиливал широковещательный плакат:

УДАРИМ ПО ЗАСУХЕ И

АРХАИЧЕСКОЙ ИРРИГАЦИИ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ АГРОТЕХНИКОЙ И ДОСРОЧНЫМ ВЫПОЛНЕНИЕМ

ПЕРВОГО ПЯТИЛЕТНЕГО ПЛАНА!

Фасад института, ударяющего по тому-то и тому-то и тем-то тем-то, оживлялся богатой игрой светотени и всем своим видом выдавал архитектурный стиль, присущий конструктивистам.

В конце улицы Улугбека возвышалась каменная колонна Марксизма. Колонна, по замыслу городских властей, должна была потворствовать идейно-политическому воспитанию местного населения. В этом причудливо-монументальном сооружении узнавался творческий почерк московского скульптора-станковиста товарища Чернышева-Ласточкина: ствол колонны был украшен скульптурными многофигурными сценами битв красных молодцов c басмачами и увенчан грудным бюстом бородатого, как Аксакал, Карла Маркса.

Через пять минут полулысый человек приблизился к железнодорожному вокзалу, вошел внутрь, пересек зал ожидания и занял очередь в камеру хранения ручного багажа. Простояв около десяти минут и небрежно сунув багажному смотрителю квитанцию и десятикопеечную монету, он получил деревяный чемодан, оклеенный искусственной фиброй. Еще через несколько минут этот гражданин появился в залитой известью, прокуренной, зловонной станционной уборной, уединился в одной из кабинок и открыл чемодан. Ласковым взглядом окинул он содержимое. Кабинка наполнилась мягким светом засверкавших под пшеничными бровями глаз. Гулко забилось сердце, зарумянились и без того красные щеки, пухлые губы растянулись в сладострастной улыбке южноафриканских дельцов, одержимых алмазной горячкой. Чемодан был до краев забит аккуратно сложенными пачками различных купюр на общую сумму копейка в копейку девять миллионов рублей. Вдоволь насладившись осмотром, владелец чемодана почувствовал полное удовольствие. В целях конспирации он дернул бачковую держку и спустил воду в унитаз, после чего быстро вышел из туалета и, повторно заняв очередь, сдал свои миллионы в камеру хранения.

– Надо же так упариться! – выдохнул миллионер, выйдя на вокзальную площадь. – Да и до десяточки одного миллиончика не хватает! Мелочь, но неприятно – хоть зубы на полку клади. А вообще, получается, что я только в этом ватерклозете калиф, и то на час!

Дотронувшись рукой до влажного лба, он вдруг почувствовал, что его глаза вылезают из орбит, а натренированное пудовыми гирями тело чрезмерно напряжено.

На вокзальной площади раскинулась живописная клумба, усыпанная багряными тюльпанами, изящными нарциссами и причудливыми цветочками, испускавшими благоуханье камфоры.

Гражданин сомкнул веки, потянул носом утренний воздух и замер.

Насладившись воздушными ваннами, пропитанными клумбовым ароматом, обладатель девяти миллионов ощутил в себе приятную свежесть и прилив энергии.

Пробормотав в аглийские усики: «Ну вот я и завладел своим телом!», он на всех парусах кинулся к автобусной остановке.

Подошел автобус номер два. Пропихнувшись в дверь и отдав кондуктору заранее приготовленную монетку, полулысый миллионер пристроился у окна. Второй номер обдал вокзальную площадь кучевым дымом, похожим на цветную капусту, тронулся c остановки, пробежал пятьсот метров по улице Улугбека, свернул на проспект Баби-Ханыма и, тормознув на остановке «Трест», выплюнул из своего тропического салона пассажира-миллионера.

Серое двухэтажное здание акционерного общества «Газгандский Пятьдесят первый трест» было сооружено сравнительно недавно и представляло собой одно из чудес строительной техники: аккуратный железобетонный куб. Внутри куба помещался небольшой вестибюль c лестницей на второй этаж и павильон-сторожка, на фасаде которого была прикреплена дощечка: «Предъявляй пропуск в развернутом виде, не ожидая требования».

Миллионер в парусиновых туфлях размеренным шагом служащего вошел в здание треста и не предъявил пропуска. Прочитал на доске объявлений:

Товарищи!

Сегодня в 17.00 состоится общее собрание служащих треста. На повестке дня стоит доклад «О неделе гражданской войны 1919 года». Докладчик П.C.Колбаскин.

Явка обязательна.

поднялся на второй этаж, открыл обитую дерматином дверь c табличкой «Бухгалтерия» и проник в маленькое светлое помещение, единственным украшением которого являлся плакат c надписью:

ПОМНИ, ТОВАРИЩ,

БУХГАЛТЕР – ПРОФЕССИЯ ТВОРЧЕСКАЯ!

До начала занятий оставалось еще двадцать минут, но за своими конторскими столиками уже сидели три «творческих работника»: главный бухгалтер Валерий Никифорович Губителев-Мамочкин, его помощник Зильберштейн и счетовод второго разряда Борис Николаевич Котеночкин. Только что явившийся на службу Александр Иванович Корейко занимал в тресте должность счетовода первого разряда. Шнырнув глазами по помещению, Александр Иванович бросил сослуживцам легкое «Здрасьте, тащщи» и занял свое привычное место у окна. Перочинным ножом он методично очистил желтую ядреную репку, порезал ее и начал пережевывать ломтик за ломтиком c аппетитным хрустом. Перед счетоводом лежали еще два холодных яйца всмятку и краюшка хлеба. Участь этих продуктов была предрешена.

Пока тихий, скромный счетовод первого разряда занят жизненно важным делом, мы разъясним, что завтракать вот так, по-монашески, товарища Корейко приучила гражданская война. Да, он участвовал в гражданской войне. Постольку, поскольку она приносила ему прибыль. Красная армия боролась за счастье трудящихся масс, а Александр Иванович ловил рыбу в мутной воде и дорыбачился до того, что стал советским подпольным миллионером.