Мёд и немного полыни - Омар Мария. Страница 2

Зато в семье соседа Сергазы достатка не скрывали. В годы, когда аул стонал и проклинал новую власть, в их сарае становилось всё теснее.

– Добрые мы люди, вот к нам добро и идёт, – приговаривал Сергазы, приглаживая бороду. – Скот плодится, три овцы по двойне принесли.

Омирбай вглядывался ему в глаза. Сын Сергазы, Аман, стал коммунистом и каким-то начальником. Приезжал из райцентра с красноармейцами проверять баев. Смешно сказать – баев! От былого богатства после бесконечных погромов у людей ничего не осталось. Сергазы подсказывал Омирбаю, когда нагрянут с проверкой. Тот прятал скот и отплачивал соседу баранами.

В этот день Сергазы предупредил его поздно.

– Жангир! – закричал Омирбай сыну. – Отгони скот в овраг. Да быстрее! Одного барана оставь. Если совсем нечего будет взять, обозлятся, бейшаралар [4].

Он забежал в дом, огляделся. Бóльшая часть украшений жены и монеты давно закопаны в степи.

– Где девочки? – крикнул Газизе.

– Пошли собирать вишню на холме, – ахнула она и осеклась, зажав рот ладонью.

– Я же сказал, из дома не выходить! – Омирбай хлестнул плёткой по сапогу.

Он торопливо залез на крышу и увидел Акбалжан и Айшу, подбегающих к дому. Жангир успел скрыться в балке. С другой стороны пылили кони – приближались красные.

Прижавшись к крыше, Омирбай смотрел, как пришлые обходят дворы и сгоняют скот в середину аула. Блеяли бараны, кричали женщины, плакали дети.

Трое вооружённых мужчин в форме повернули к его дому. Омирбай слез с крыши и сел у порога, сжимая камчу. Выглянула жена, зашептала горячо:

– Я девочек золой намазала, скажи, что болеют. В соседнем ауле дочку муллы, красавицу, забрали. Спрячь камчу, не надо их злить!

Омирбай сверкнул глазами, Газиза скрылась. Он бросил камчу за юрту.

Первым шёл сын Сергазы, кудрявый Аман. За ним – двое русоволосых солдат. Аман едва заметно кивнул Омирбаю и указал солдатам на сарай. Сам повернул к дому. Хозяин преградил ему путь. Аман угрожающе глянул на него и положил ладонь на ружье.

– Дочки болеют. Не заходи, – хрипло проговорил Омирбай.

Аман отодвинул его и вошёл. Омирбай шагнул следом.

Газиза начала всхлипывать.

– Что с ними? – Аман кивнул на закутанных в лохмотья девушек, лежащих на полу у печки.

– Язвы на коже. Плохая болезнь, заразная!

Аман приоткрыл ткань с лица Айши и встретился с отчаянным взглядом тёмных глаз.

– Не похоже, что больна, – усмехнулся он.

Газиза упала ему в ноги.

– Сынок, ты же сосед наш.

– Ладно, апай, встаньте, – поморщился он и вышел.

Солдаты потащили барана к месту, где собирали скот. Аман подождал, пока они отошли, и повернулся к Омирбаю.

– Подрастёт ваша дочка – женюсь. Корову оставьте, а коня завтра отцу отведёшь. Слишком опасно сейчас лошадей держать.

– Спасибо, сынок, – закивала Газиза, прикрывая собой Омирбая, в глазах которого полыхнул огонь.

Несколько лет назад Аман сватался к их старшей дочери. Тогда Омирбай был ещё в силе и отказал, выдав её за достойного человека.

Аул стих только к вечеру. Омирбай долго сидел на пне у дома. Жангир пригнал скот. Газиза несколько раз позвала есть. Омирбай, постукивая по колену рукояткой камчи, не отрываясь смотрел на свои стоптанные сапоги. Только когда дочь тронула его за плечо, вздрогнул, повернул голову, отвёл взгляд, сжал её руку и поднялся.

Глава 3

Напутствие

Вечерами в доме Сергазы собирались мужчины – поиграть да выпить. Не всякий мог сюда попасть, только те, кому было что проигрывать. Сергазы стал большим человеком в ауле. Это раньше его никто не уважал, а теперь с ним пил сорпу [5] сам председатель.

Жангир захаживал к соседям давно. Проиграв припрятанные монеты, выкопал и стал таскать украшения матери.

– Позоришь нашу семью! – кричал отец. – Поддался красной заразе! Предки переворачиваются в могиле от такого бесстыдства! Ладно у Сергазы в роду одни конокрады, а у нас люди уважаемые!

Пытался Омирбай воззвать и к совести мордастого Сергазы. После разговора с ним махнул на всё рукой. Когда видел сына пьяным, за дастархан [6] с ним садиться отказывался. Хлопая дверью, выходил на улицу.

Газиза боялась, что, лишившись отцовского благословения, Жангир совсем погубит себя. От постоянных переживаний начала болеть, слегла. Слабым голосом молила Омирбая, чтобы отдал Айшу замуж за Амана, если тот посватается.

– Это ведь соседи спасли нас от голодной смерти! Мы не вечны, а на Жангира надежды нет… Кому оставим нашу Айшу? А муж жену всегда защитит.

Айша при таких разговорах краснела и хваталась за шитьё. Омирбай кривил рот. Говорил, что не хочет видеть зятем сына богача с чёрным казаном [7]. Но перед смертью Газиза всё же добилась от него обещания. Как только Айше исполнилось семнадцать лет, Аман сосватал её и увёз в райцентр.

Газиза не дождалась ни детей Айши, ни дочь Жангира – Райсу. Большеглазая смуглая девочка, явившись на свет, закричала сразу, пронзительно. У груди притихла – молока у Акбалжан теперь хватало.

Омирбай довольно цокал языком, когда внучка впервые схватила его за палец, начала лопотать, пошла, опираясь руками о стенку. Акбалжан перестала его бояться, вечерами они вдвоём долго пили чай и разговаривали.

Встречая мужа с работы, Акбалжан накрывала дастархан на полу. Пухленькая Райса лезла на руки к отцу. Если дочь плакала, Жангир, морщась, отдавал её жене. Когда малышка спала, нюхал мягкое ушко и поспешно отходил, будто устыдившись нечаянной нежности.

Омирбай умер через год после Газизы. За день до того, как схватиться за сердце и упасть на пороге родного дома, он подошёл к Акбалжан. Та, уложив дочку, штопала мужнины штаны. Свёкор протянул ей тяжёлую серебряную монету с дырочкой.

– Когда-нибудь повесишь себе на косы. Прости, дочка, это всё, что могу дать.

– Рақмет! – Поблагодарив, Акбалжан взяла монетку, провела по ней пальцем – гладкая, со слегка поплывшим рисунком, видно, плавили, чтобы продырявить.

– Ты не получила, чего заслуживаешь, – вздохнул Омирбай. – Раньше ходила бы в золоте и серебре, как моя Газиза в молодости. Видит Аллах, не был я скупым, не обижал её сильно, но и хорошего что она видела? – Он отёр лоб ладонью. Хотя в доме было прохладно, вспотел. – Рожала детей и переживала всё время. Я хотел сына, а у нас дочки да дочки. Когда Жангир родился, я на весь аул пальбу устроил от радости.

Акбалжан улыбнулась.

– Раньше я ничего не боялся! А в первый раз знаешь, когда страх почуял? – Омирбай замолчал и начал что-то разглядывать в окне. Акбалжан обернулась – во дворе стояла развалившаяся печь с зияющей дырой сверху. – Когда младшая родилась, Айша. Мы думали, Жангир последним будет, родили его поздно. А тут она. Не успели нарадоваться, началось – голод, набеги. Ай, Аллах, сколько людей ни за что погибло! Даже казан с печи, и тот унесли, паскуды. Вот тогда я начал бояться – за дочку, за жену, а потом и за тебя.

Омирбай хотел ещё что-то сказать, но тут закряхтел ребёнок. Старик подошёл к колыбели, покачал, пока внучка не затихла. Потом молча вышел. Акбалжан отложила шитьё, спрятала монету во внутренний карман кажекея [8] и пошла готовить.

Глава 4

Без кормилицы

В 1939 году Акбалжан родила сына Куантая.

Красноармейцы в аул давно не приезжали. Забирать у аульчан было нечего. Корову теперь держали прямо в доме. Это к сараю Сергазы близко никто не подходил, а у них запросто увели бы. За работу Жангир почти ничего не получал, осенью выдавали немного проросшего гнилого зерна и трухлявой соломы.

– Как подачку, чтобы не подохли, – бормотал он.