Профессор по вызову (СИ) - фон Беренготт Лючия. Страница 8

Похлопав ее по заднице под юбкой, он заставил ее приподняться и чуть не взвыл от потери контакта с ее бедрами. Спокойно, Макс, спокойно… это подождет…

— Забирайся на кровать и устраивайся поудобнее, — приказал ей, снова теряя голос от волнения.

Сама взвинченная донельзя, Птичкина только что не взлетела на двуспальную кровать, сверкнув на него белыми трусиками из-под юбки.

— Так? — невинно спросила его, усаживаясь в изголовье с вытянутыми ногами и опираясь о подушки.

Он предпочел бы, чтобы она села перед ним по-турецки, но не стал тратить времени на перемену поз.

— Сойдет, — одобрил, кивнув и вставая. — Что ж, Птичкина… Раз ты не хотела зачитывать мне свою тему в нормальных условиях… — он помедлил, хмыкнув себе под нос — вряд ли можно назвать «нормальными условиями» то, как он заставил ее сесть раньше, — будешь делать это в условиях… экстремальных.

— Это к-как? — икнув от волнения, она схватила и прижала к себе ближайшую подушку.

— А вот так…

И, повернувшись к ней, он начал расстегивать оставшиеся пуговицы рубашки, обнажая грудь и годами тренированный, тугой и крепкий живот. Девушка резко втянула ртом, пискнула что-то неразборчивое, поджимая ноги и еще больше прячась за подушку…

— Расскажи-ка мне, Птичкина… — вальяжно протянул Багинский, полностью расстегнувшись и прохаживаясь перед ней с руками в карманах брюк, — а вот хоть про самую последнюю научную статью, которую ты читала по своей теме. Ты же наверняка интересуешься новыми исследованиями, правда? Вот и расскажи мне, что читала из последнего… и что ты по этому поводу думаешь. Ответишь так, будто перед тобой твоя завтрашняя публика — четко, понятно и без мямляний — брошу эту рубашку в тебя… Не ответишь — ты бросишь мне свою.

Глава 6

Несколько секунд я пыталась вспомнить, как дышать. А может, даже несколько минут.

Во всяком случае, когда я наконец смогла хоть как-то отреагировать на предложенную мне игру на раздевание, «профессор» уже успел соскучиться и смотрел на меня довольно нетерпеливо.

— Ну? Если ты так будешь вести себя на конференции, у тебя разбежится вся публика. И я в том числе.

Вы будете на конференции? — удивилась я про себя, чуть не задав этот вопрос вслух.

Однако, тут же нашла вполне себе логичное объяснение — если это его нишевый образ, возможно, он собирается «снимать» там обеспеченных докторш наук или даже аспиранток… Самое место для этого — научная конференция!

Мысль о других клиентках «Максима Георгиевича» неприятно кольнула, и я мысленно обругала себя за наивность — а чего я, собственно, ожидала — что я его единственный источник дохода?

Зато со мной, небось, поинтереснее, чем с какой-нибудь престарелой профессоршей, требующей куннилингуса! — подбодрила сама себя, не желая скатиться в уныние в такой вечер.

Вот и делай так, чтобы ему было интересно, а не сиди тут, спрятавшись за подушкой! Когда еще предоставиться шанс соблазнить красавца-профессора прямо на конференции?

— Я согласна!

Отбросив подушку в сторону, я выдохнула и резко поднялась на колени, смело выставляя вперед грудь, закрытую только лифчиком и полупрозрачной блузой. Мельком заметила, как глаза «профессора» зажглись плотоядным огнем, и чуть не запрыгала. Ага! Вон как ему интересно со мной! Небось и про деньги забыл!

Проигрывать в игру на раздевание мне, однако, вовсе не хотелось. Пусть сам раздевается, раз стриптизер…

— Какую, говорите, статью я читала… — произнесла рассеянно, блуждая взглядом по рельефной груди мужчины и невольно срываясь вниз, к соблазнительной полоске, ведущей под кромку его брюк.

— Погоди, — остановил меня он и уселся передо мной на диван, как бы случайно опустив правую руку к ширинке и забросив на нее большой палец. Рубашка профессора при это распахнулась еще шире и моему взору открылись его соски — маленькие, темные и поросшие короткими мягкими волосками.

Что ж… задачу он мне облегчать явно не будет.

Поморгав и трудом разлепив пересохшие губы, я повторила.

— Статью, значит… какая же там была статья… эммм…

— Ты и перед аудиторией будешь так мямлить, Птичкина? — бодро перебил меня Максим Георгиевич, как бы ненароком проводя большим пальцем по выступающему холму на ширинке. — Даю тебе еще один шанс.

— Так не честно! — вскинулась я. — Вы меня возбуж… отвлекаете!

Запрокинув голову назад, он довольно рассмеялся.

— Какая прелесть, Птичкина… Что ж, мне приятно, что ты тоже от этого получаешь удовольствие… Но продолжим. Так что там про статью?

Мои брови поползли наверх — что значит «я тоже получаю удовольствие»? Мы, по-моему, только ради этого тут и собрались в теплой компании — ради моего удовольствия. Однако сформироваться в вопрос мое недоумение не успело — новое движение пальцев Максима Георгиевича увлекло всё моё внимание целиком.

О нет, о нет, нет-нет-нет… — забилось панически сердце, вспрыснув долю адреналина в кровь. Неотрывно, словно прикованные, мои глаза наблюдали за тем, как молния на брюках моего незваного гостя медленно ползет вниз, а свободное место после нее тут же заполняется темно-бордовой тканью боксеров, вздутых и натянутых тем, что под ними.

Чёрт, я не думала, что у него уже тааак стоит! Так вообще должно быть? Стриптизеры всегда такие возбужденные? Вроде бы уже не должен быть таким… чувствительным? А может, он умеет специально возбуждать себя — ради шоу, как порноактер? Или это исключительно в мою честь?

Все эти мысли пронеслись в моей голове в одно мгновение и материализовались в виде очередного, шумного и долгого «ооххх…»

— Сдаешься? — Максим Георгиевич поднял на меня одну бровь, опустив пальцами очки. Вторая его рука уже покоилась на бордовой ткани. Ничего не делала, просто лежала. Но оторваться от этого зрелища было невозможно.

Машинально мотнув головой, я начала говорить, обращаясь, по сути, к его члену.

— Статья одного австрийского социолога… Альфред Тумберг зовут… как Грета. Только Альфред… В общем, он изучает иммигрантов из Египта… в Европу… которые были в племени. Раньше. Не в Европе.

— Как занимательно и наукообразно… — пальцы на бордовых боксерах вздрогнули, и я вслед за ними. — Думаю, большинство твоих слушателей сейчас думает, что с тобой вот-вот случится инсульт. Но продолжай. Мне стало интересно, что там с этими иммигрантами. Которые в племени. Не в Европе.

— Нет, они сейчас в Европе… — объяснила я, глядя всё туда же, словно привороженная. — Только уже не в племени… Хотя думают, что в племени. Они даже наколки себе делают. Племенные…

— Погоди, Птичкина, ты меня запутала. Так они в племени или в Европе? И причем тут Грета Тумберг?

Уже начав поглаживать вздутую эрекцией ткань, рука остановилась. Потом поднялась и щелкнула пальцами, привлекая мое внимание. Магия члена под бордовыми боксерами рассеялась, и я резко подняла глаза.

— А?

Профессор вздохнул.

— Я спрашиваю, Птичкина, причем тут Альфред и Грета Тумберг? И какое отношение эти двое из ларца имеют к египетским иммигрантам? Которые в Европе. Или… в племени? Ты серьезно думаешь, что вся эта безумная чехарда похожа на научный доклад, достойный завтрашней конференции?!

Из меня словно воздух вышел — обмякнув всем телом, я уселась на собственные пятки и колени и закрыла глаза, понимая, что полностью потеряла ориентацию.

— Я сдаюсь, — призналась, трогая ладонями горящие щеки.

— Я жду, — в тон мне ответил Максим Георгиевич.

Всё ещё с закрытыми глазами, шумно сглотнув, я потянулась рукой к пуговицам на рубашке. Одну за другой я расстегивала эти маленькие пуговички, чувствуя на своей коже его взгляд — гладящий, прожигающий… профессиональный. В какой-то момент мне показалось, что я услышала стон — короткий и будто бы задушенный.

Вряд ли — тут же одернула себя. Выдаешь желаемое за действительное, и только. Станет он стонать от того, что кто-то рубашку снимает…

Боже мой, я действительно это делаю! Действительно снимаю эту чертову почти-прозрачную рубашку, стаскиваю ее, расстегнутую, с плеч и позволяю упасть на кровать, оставаясь в одном только лифчике!