Роковое кресло - Леру Гастон. Страница 16

— Тоже мне шут гороховый!

Не моргнув глазом мсье Лалует поинтересовался:

— Все это кажется вам достаточно смешным, дорогой мэтр?

— Да, конечно, дурак!

— Я вовсе не сержусь на вас, — сказал мсье Лалует, любезно улыбнувшись дорогому мэтру, — за то, что вы говорите в таком тоне. Представьте себе, что и я, подобно другим, позволил увлечь себя. Поскольку вы ведь знаете, что произошло. Как только стал известен текст секрета Тота: «Если я пожелаю, ты умрешь через нос, глаза, рот и уши, ибо я властелин воздуха, света и звука», тут же объявились люди, готовые все объяснить.

— Да?!

— Исходя из того что благодаря секрету Тота Элифас стал властелином звука, они тут же вспомнили слова Бабетты о мелодии-убийце. Они стали утверждать, что Элифас (или шарманщик вставил в механизм шарманки что-то такое, что убивает при звуках песни и что, возможно, было запрятано в какую-нибудь коробочку, которую потом из шарманки вытащили. Вот поэтому я и попросил разрешения осмотреть шарманку.

— Значит, эта история вас здорово заинтересовала, мсье Лалует? — спросил ученый таким свирепым тоном, что бедняга Лалует, хоть и был не из пугливых, пришел в смущение.

— Она заинтересовала меня не более других, — ответил он в замешательстве, — просто, знаете, я тоже когда-то продавал шарманки.., старые шарманки.., и захотелось посмотреть…

— И что же вы увидели?

— Послушайте, мэтр.., я ничего не нашел внутри шарманки, но обнаружил сбоку на ней какую-то штуку… Вот она…

Мсье Лалует вытащил из кармана своего жилета длинную трубку с конусом на конце, немного напоминавшую мундштук духового инструмента.

Великий Лустало взял трубку, осмотрел ее и вернул мсье Лалуету.

— Это мундштук от какой-нибудь трубы…

— Я тоже так думаю. Однако представьте себе, дорогой мэтр, что этот мундштук входит в отверстие, которое я обнаружил в шарманке, но я никогда не видел подобных мундштуков в шарманках. Извините, но, преследуемый всякими глупостями, которые отовсюду слышал, я сказал себе: «Может быть, это тот самый мундштук, который должен был направлять в нужном направлении убивающий звук».

— Да! Так вот, дорогой антиквар Лалует, с меня хватит! Вы так же глупы, как и остальные! И что же вы собираетесь делать с этим мундштуком?

— Дорогой мэтр, — пролепетал Лалует, утирая пот с лица, — я ничего больше не стану делать и не буду больше заниматься этой шарманкой, если такой человек, как вы, скажет мне, что секрет Тота…

— …Это секрет дураков! Прощайте, мсье Лалует, прощайте! Аякс! Ахилл! Дайте пройти мсье.

Однако Лалует, получивший наконец свободу и возможность выйти, не воспользовался этим.

— Еще одно слово, дорогой мэтр, и вы даже не подозреваете, как облегчите мою душу, но я позволю себе сказать вам об этом позже.

— Что? — встрепенулся Лустало, остановившись на лестнице.

— Дело вот в чем. Те, кто говорит, что Элифас смог убить Мартена Латуша своей мелодией-убийцей, утверждают также, ссылаясь все на тот же секрет Тота, по которому существует смертоносная сила света, что Максим д'Ольнэ был убит лучами.

— Лучами? Нет, вас решительно надо запереть от людей. Почему лучами?

— Говорят, ему как будто бы направили в глаза с помощью специального приспособления предварительно отравленные лучи и он будто бы от них умер. Утверждают также, что какой-то луч поразил Максима д'Ольнэ в тот момент, когда он читал свою речь, и что мсье д'Ольнэ перед тем, как рухнуть наземь, сделал рукой движение, как бы отгоняя от лица муху или пытаясь защитить глаза от какой-то неожиданно ослепившей его вспышки.

— Ах! Это.., это направили!.. Оп! Прямо в глаз!

— И наконец, секрет Тота позволяет убить через рот или через нос. Эти безумцы, так как трудно подобрать им другое имя, так вот, эти безумцы, дорогой мэтр, избрали для Жеана Мортимара смерть через нос!

— Они не могли сделать лучше, мсье, — заявил великий Лустало, — для поэта трагических ароматов. — Да, «иногда ароматы бывают более трагическими, чем это кажется».

— Гортензия!

— Смейтесь, смейтесь, дорогой мэтр. Но я хочу, чтобы вы посмеялись до конца. Эти господа утверждают, что то первое письмо, принесенное Жеану Мортимару, с жуткой строкой насчет ароматов, было написано рукой самого Элифаса, в то время как второе — это всего лишь злая шутка какого-то весельчака. В своем письме Элифас спрятал некий сильный яд, что-то вроде яда Борджиа, о котором вы наверняка слышали.

— Как же, как же!

Можно было предположить, что столь пренебрежительная форма, в которой великий Лустало считал нужным отвечать на столь серьезные вопросы мсье Гаспара Лалуета, приведет к тому, что у эксперта-антиквара и торговца картинами лопнет терпение и иссякнет вежливость. Однако, наоборот, получилось так, что, не сдерживая себя больше от радости, мсье Лалует кинулся обнимать великого Лустало. Он осыпал его поцелуями, в то время как великий человечек, пытаясь освободиться, в бешенстве сучил своими маленькими ножками.

— Отпустите меня! — кричал он. — Отпустите меня, или я прикажу собакам разорвать вас.

Но, по счастливой случайности, собак здесь больше не было, и мсье Лалует, похоже, пребывал на вершине блаженства.

— Ах! Какое облегчение! — воскликнул он. — Как хорошо! Как вы добры! Какой вы великий! Какой гений!

— Вы сумасшедший! — сказал, высвобождаясь наконец, разгневанный Лустало, не понимая, что с ним происходит.

— Нет! Это они сумасшедшие! Повторите мне это, дорогой мэтр, и я уйду.

— Конечно! Они все сумасшедшие!

— Я запомню это: все сумасшедшие. Все сумасшедшие! И оба принялись повторять: «Все сумасшедшие! Все сумасшедшие!»

Теперь они смеялись как лучшие друзья. Наконец мсье Лалует откланялся. Лустало любезно проводил его вплоть до решетки входной двери и там, заметив, что на улице совсем темно, сказал:

— Подождите! Я немного провожу вас с фонарем до дороги, а то еще свалитесь в Марну.

Он ушел, но тут же вернулся с фонариком, болтавшимся где-то на уровне его коленей.

— Идемте! — позвал он. И сам открыл, а потом тщательно закрыл решетку.

Великана Тоби не было видно. Мсье Лалует подумал: «И что это мне рассказывали, будто он очень рассеянный человек. Напротив, он все предусмотрел».

Так они шли около десяти минут и наконец добрались до Марны, где мсье Лалует отыскал нужную тропинку. Здесь мсье Лалует, которому не была чужда некоторая напыщенность в разговоре, расставаясь с великим Лустало и еще раз извинившись за беспокойство, причиненное ему, счел нужным сказать:

— Решительно, дорогой мэтр, наш великий Париж пал очень низко. Вот случились три смерти, самые естественные из всех смертей. Вместо того чтобы объяснить их, как это сделали мы с вами, только с помощью просвещенного разума, Париж предпочитает верить шарлатанам, которые приписывают себе могущество столь бессовестно, что заставляют краснеть богов. — Как же! Как же! — заключил великий Лустало и тут же зашагал назад, оставив в полной растерянности мсье Лалуета на берегу реки, в кромешной темноте.

Вдалеке плясал огонек фонаря, затем исчез и он. И вдруг откуда-то издалека раздался дикий вопль, смертельный крик, человеческий вой, к которому тут же присоединился отчаянный, протяжный вой псов. Мсье Лалуету, который вначале задыхался от страха, при звуках этого страшного крика остановился, рычание собак послышалось где-то совсем рядом, и он в ужасе побежал дальше.

Глава 8

Во Франции число Бессмертных сокращается

Тридцать девять! Жребий брошен. Теперь все говорили: «Тридцать девять».

Осталось только тридцать девять академиков! Никто не выставлял своей кандидатуры на сороковое место.

После недавних событий прошло уже несколько месяцев, однако ни один претендент на роковое кресло не появился.

Академия была опозорена. Когда порой знаменитой Академии случалось выделять нескольких своих коллег, которые своим присутствием в традиционном облачении должны были придавать блеск какой-нибудь, как правило траурной, публичной церемонии, получалась настоящая трагедия.