Про отряд Бороды - Стрехнин Юрий Федорович. Страница 21

Но Калганов упрямо продолжал пробираться дальше. Фонарик зажигал только изредка, на секунду-две, чтобы рассмотреть путь впереди, ибо опасался: а вдруг враг находится где-то во встречном колодце?

Изредка оглядывался, прислушивался, идут ли остальные? Идут!

Но сам он с каждым шагом всё больше чувствовал, что идти дальше уже невмоготу. От удушья он терял сознание. Наконец остановился, обернулся:

– Возвращаемся!

Разведчики с трудом выбрались обратно в колодец. Некоторые чуть не задохнулись, их пришлось вытаскивать. Поднявшись наверх, к подбитому танку, все обессиленно легли на снег, жадно вдыхая свежий морозный воздух.

Калганову было ясно, что не каждый из тех, кого он сегодня взял с собой, будет в силах пройти таким трудным путём. Даже если идти в противогазах. Да и поможет ли противогаз? Надо отобрать выносливейших из выносливых, сильнейших из сильных. Сейчас прошли по трубе не более двухсот метров, а многие уже совсем выбились из сил. А ведь путь до королевского дворца во много раз длиннее…

Выход в поиск был намечен на следующую ночь, ночь на седьмое февраля. Надо было торопиться: приближался день решающего штурма Крепостной горы.

Весь день Калганов посвятил подготовке. Из тех, кто ходил с ним в трубу, он после этой «пробы» отобрал наиболее крепких и ловких, в том числе Глобу, Чхеидзе, Малахова. Конечно, включён был в группу и Любиша Жоржевич. Любиша находчив и силен, был до войны в Белграде чемпионом по боксу, и если понадобится без выстрела захватить пленного и скрутить его, Любиша очень пригодится. А кроме того, Любиша, отлично знающий и немецкий и венгерский языки, незаменим на случай, если нужно будет подслушать разговор гитлеровцев или на месте допросить пленного.

Калганов разбил разведчиков на две группы. Одной из них он поручил командовать своему заместителю Андрееву. Вторую возглавил сам. В состав групп, кроме матросов его отряда, были включены и несколько бойцов из бригады морской пехоты. Обе группы должны были сначала двигаться вместе, а затем, дойдя до отмеченного на схеме разветвления трубы, разойтись. Группы должны были выйти на поверхность в двух различных пунктах: одна – за церковью близ площади, немного севернее королевского дворца, другая, которую вёл сам Калганов, – неподалёку от внутренних ворот дворца.

Из всех возможных выходов Калганов выбрал эти два, как наиболее подходящие.

В девять часов вечера шестого февраля, когда над городом уже плотно лежала темнота зимней ночи, изредка прорезаемая светящимися трассами снарядов и пуль, разведчики отправились в этот необычный поиск. Взяли противогазы, запаслись патронами и гранатами. Перед самым выходом, как это делали всегда, провели небольшое, минут на пять, собрание.

– Помните, – сказал командир, – идём на такое дело, труднее которого у нас, может быть, и не было. Самое главное – сохранить выдержку. Сохранить каждому. Если не выдержит один, не смогут идти все: в трубе сворачивать некуда. Наберитесь мужества!

– Выдержим! – сказали матросы. Но понимали, что будет нелегко.

Не замеченные противником разведчики прошли к знакомому подбитому танку, стоящему на «ничейной» полосе. Их сопровождало несколько матросов, которым Калганов приказал залечь возле танка и, на всякий случай, до возвращения разведчиков охранять люк – ведь противник близко.

Калганов первым спустился в колодец. Включил фонарик и, согнувшись, протиснулся в трубу. За ним пошли остальные.

Разведчики медленно двигались по трубе. Миновали то место, которого достигли в прошлый раз. Начиналось неизведанное. Калганов всё с большей осторожностью пользовался фонариком, включая его только на секунду-другую и светя им не прямо перед собой, а в сторону, на покрытую пупырчатой слизью округлую стену трубы.

Он предупредил, чтобы никто, кроме него, не зажигал фонариков. Шли, соблюдая полнейшую тишину. Только хлюпала под ногами жижа да сквозь противогазы слышалось тяжёлое дыхание.

Идти приходилось всё время согнувшись и порой ползти на четвереньках, невольно погружая руки в леденящую липкую жидкость, чтобы опереться ими о дно трубы. Зловоние проникало и в противогазы. Иной раз было уже невтерпёж, и руки сами тянулись к маске, чтобы сорвать её.

Силы терялись быстро. Калганов решил устроить короткую передышку. Сдвинув со рта запотевшую резиновую маску, он шёпотом передал по цепочке:

– Как позади? Все. идут?

– Идут все! – услышал в ответ.

После короткого отдыха двинулись дальше. Все очень устали. Нелегко идти всё время скрючившись, в ужасающей духоте, дыша отравленным воздухом. А силы нужно было беречь. Как подсчитал по схеме Калганов, в таких условиях под землёй им предстояло пройти несколько километров и столько же обратно. И наверху нужны будут силы. Может быть, с боем придётся брать «языка», с боем отрываться от преследования.

Чтобы сберечь силы, Калганов всё чаще устраивал передышки. В минуты остановок командир проверял, все ли налицо, не отстал ли кто, потеряв сознание от духоты. Ведь шли уже более двух часов.

Нет, все ещё держались.

По расчётам, давно прошли под линией обороны врага и сейчас находились, видимо, уже в тылу его передовых позиций.

Несколько раз слышали, как над головой вздрогнула толща земли, донёсся глуховатый гул. Должно быть, это рвались снаряды, посланные нашими артиллеристами в глубину вражеской обороны.

Прошли уже сквозь несколько колодцев, соединяющих трубы с поверхностью. К ним приближались особенно осторожно. Проходя под одним из колодцев, слышали, как наверху, возле крышки люка, похрустывал под тяжёлыми подошвами снег… Несколько раз за стеной глухо звучали голоса, В этих местах трубы проходили совсем близко от подземелий, в которых ютились окружённые гитлеровцы.

После трёх часов пути подошли к нужному разветвлению трубы.

На минуту остановились.

Посветив фонариком на схему, командир удостоверился, что не ошибся. Шёпотом приказал:

– Андреев – влево!

Команду тихо передали назад по цепочке. Калганов шагнул в трубу, уходившую вправо, за ним – разведчики его группы.

От развилки до люка, через который было намечено выйти наверх, оставалось пройти, как значилось по схеме, совсем немного. Сточные воды, стоявшие на дне трубы, теперь не достигали колен – этот участок канализации был расположен, по-видимому, выше предыдущих. Идти было бы легче, если бы разведчиков уже не вымотал весь предыдущий путь. Воздух был так отравлен, что противогазы помогали мало. Мутилось сознание. Только усилием воли люди заставляли себя идти. Болела спина, колени, нестерпимо хотелось разогнуться, а разогнуться было некуда – вплотную на плечах лежал округлый каменный свод.

Особенно трудно приходилось Калганову при его высоком росте, да ещё с раненой рукой.

Но вот Калганов сделал ещё несколько шагов и с нетерпением выпрямился. Труба кончилась. Он стоял в колодце. Затхлый воздух канализационного колодца после удушливой атмосферы трубы показался ему свежим и чистым. Над головой стояла кромешная тьма. Калганов включил фонарик и повёл им вокруг. Круглые, выложенные давно почерневшим кирпичом стены, кое-где кирпич вывалился. Прямоугольные скобы, вбитые в кладку, уходят вверх, к плотно прикрывающей колодец крышке. Многих скоб нет – давно выпали из отсыревшей кладки. Под синеватым лучом блеснула возле ног чёрная стоячая вода. Калганов погасил фонарик. Глянул на светящийся циферблат ручных часов. Начало второго. Они шли по трубам около четырёх часов.

В колодец протискивались из трубы остальные разведчики. Всем уместиться в нём было трудно, стояли, теснясь вплотную друг к другу.

По-прежнему было тихо: все помнили отданный командиром приказ о молчании. Может быть, враг прямо над головой?

Любиша Жоржевич попытался подняться по скобам, но это ему не удалось – слишком многих скоб не хватало.

– Становись нам на плечи! – сказал ему Калганов.

Разведчики встали у стенки, ещё теснее прижимаясь друг к другу. Любиша вскарабкался им на плечи и дотянулся до крышки. Припав к ней ухом, долго прислушивался. Снаружи не доносилось никаких звуков, кроме редких отдалённых выстрелов где-то на передовой. Видимо, вблизи люка врагов нет… Жоржевич, держась рукой за уцелевшую скобу, нажал снизу на крышку люка. Крышка не поддалась. Нажал ещё. Крышка держалась прочно. Неужели она чем-то придавлена?