Тайна желтой комнаты - Леру Гастон. Страница 10

– Если бы они были сообщниками, – возразил Рультабий, – они явились бы в растрепанном виде или, вернее, совсем не явились бы. Когда человек бросается в объятия правосудию, да еще с такими доказательствами своего соучастия в преступлении, это значит, что он никакой не сообщник. Я вообще не верю в сообщников в этом деле.

– Тогда почему они вышли из дома в полночь? Пусть скажут!..

– У них наверняка есть причина скрывать это. Весь вопрос в том, какая… Даже если они не сообщники, это может иметь какое-то значение. В такую ночь все имеет значение, все важно…

Мы прошли по старому мостику, перекинутому через ров, и вошли в ту часть парка, которая носит название Дубрава. Там стояли столетние дубы. Дыхание осени уже коснулось их пожелтевших, скрюченных листьев, а высокие, почерневшие ветви, извивавшиеся, словно змеи, напоминали ужасными космами гнездилища гигантских, свившихся клубком рептилий, подобных тем, которые античный скульптор скрутил над головой своей Медузы. Здесь мадемуазель Станжерсон жила летом, находя это место веселым, сейчас же оно выглядело довольно унылым и мрачным. Земля была черной, вязкой от недавних дождей и от слипшихся палых листьев; стволы деревьев тоже почернели, и даже само небо у нас над головой, казалось, оделось в траур, скрывшись за тяжелыми, низко нависшими тучами. И в этом уединенном месте, таком мрачном и унылом, мы вдруг увидели белые стены флигеля. Это было странное строение без единого окна, – во всяком случае, таким оно предстало нашему взору с той стороны, откуда мы пришли. Только маленькая дверца указывала на то, что в дом можно проникнуть. Можно было подумать, что это гробница, просторный мавзолей в глуши заброшенного леса… Только подойдя ближе, мы поняли, почему этот дом так расположен. Это здание получало весь необходимый ему свет с юга, то есть с полей, простиравшихся по другую сторону поместья. Маленькая дверь выходила в парк, так что г-н Станжерсон и его дочь нашли здесь, видимо, идеальную тюрьму для себя, дававшую им возможность полностью сосредоточиться на своей работе и мечтах.

Впрочем, я познакомлю вас сейчас с планом этого флигеля. Дом имел всего один этаж, куда вели несколько ступенек, и довольно высокий чердак, который не представляет для нас никакого интереса. Поэтому я предлагаю читателю наипростейший план первого этажа:

1. Желтая комната со своим единственным зарешеченным окном и единственной дверью, ведущей в лабораторию.

2. Лаборатория с двумя большими зарешеченными окнами и дверьми, выходящими: одна – в прихожую, другая – в Желтую комнату.

3. Прихожая с незарешеченным окном и входной дверью, ведущей в парк.

4. Туалет.

5. Лестница, ведущая на чердак.

6. Большой и единственный камин во флигеле, предназначенный для лабораторных опытов.

Он был начертан самим Рультабием, и я отметил, что на нем обозначалось всё до малейших деталей, всё, что так или иначе могло бы помочь решению загадки, возникшей тогда перед правосудием. Ознакомившись с планом и пояснительным текстом к нему, читатели будут знать ровно столько, сколько знал Рультабий, когда в первый раз очутился во флигеле с твердым намерением отыскать истину, то есть, иными словами, ответить на вопрос, который в то время задавал себе каждый: каким образом убийце удалось бежать из Желтой комнаты?

Прежде чем подняться по трем ступенькам к входной двери флигеля, Рультабий остановил нас и неожиданно спросил у г-на Дарзака:

– Ну а мотив преступления?

– На мой взгляд, сударь, сомневаться на этот счет не приходится, – сказал в ответ жених мадемуазель Станжерсон с глубокой печалью. – Следы пальцев, глубокие ссадины на груди и на шее мадемуазель Станжерсон свидетельствуют о том, что злодей, явившийся сюда, пытался совершить ужасное преступление. Опытные эксперты, изучавшие вчера эти следы, утверждают, что их оставила та же рука, окровавленный след которой нашли на стене. Рука огромная, сударь, она никак не может уместиться в моей перчатке, – добавил он с едва заметной горькой улыбкой.

– Что касается руки, – прервал я его, – не может ли это быть след окровавленных пальцев мадемуазель Станжерсон, которая в момент падения наткнулась на стену и, падая, оставила увеличенный след своей окровавленной руки?

– Когда мадемуазель Станжерсон подняли, на ее руках не было ни капли крови, – ответил г-н Дарзак.

– Теперь уже окончательно стало известно, – заметил я, – что мадемуазель Станжерсон сама взяла револьвер папаши Жака, ведь это она ранила убийцу в руку. И стало быть, она опасалась чего-то или кого-то.

– Возможно…

– Вы никого не подозреваете?

– Нет… – ответил г-н Дарзак, глядя на Рультабия.

Тогда Рультабий сказал мне:

– Так знайте, мой друг, что следствие продвинулось несколько дальше, чем пожелал нам поведать этот скрытник господин де Марке. Теперь уже следствию известно не только то, что револьвер был оружием, которым воспользовалась мадемуазель Станжерсон в целях самозащиты. Оказывается, следствию сразу же стало известно оружие, которым воспользовались для нападения на мадемуазель Станжерсон. Это баранья кость, как сказал мне господин Дарзак. Почему господин де Марке окружает эту баранью кость такой тайной? Верно, надеется облегчить поиски агентам полиции. Не иначе. Он, надо полагать, воображает, что ее владельца отыщут среди парижского сброда, среди тех, кто известен своим пристрастием к этому преступному орудию, самому страшному из всех, придуманных природой… Да разве когда-нибудь узнаешь, что творится в голове у судебного следователя? – добавил Рультабий с презрительной усмешкой.

– Стало быть, в Желтой комнате нашли баранью кость? – спросил я.

– Да, сударь, – ответил Робер Дарзак, – у кровати. Но умоляю вас: не говорите никому. Господин де Марке просил нас соблюдать тайну. (Я поспешил успокоить его.) Это огромная баранья кость, головка которой или, точнее, коленный сустав был весь красный от крови из той ужасной раны, которую нанесли мадемуазель Станжерсон. Это старая баранья кость, которой, судя по всему, уже пользовались в подобных случаях. Так думает господин де Марке; он послал ее в Париж, на экспертизу в муниципальную лабораторию. Он в самом деле считает, что на этой кости остались не только свежие следы крови последней жертвы, но и старые, порыжевшие пятна высохшей крови, которые свидетельствуют о прежних преступлениях.

– В руках опытного убийцы баранья кость – страшное оружие, – заметил Рультабий, – причем оружие гораздо более надежное и верное, чем, например, тяжелый молоток.

– Собственно, негодяй и доказал это, – горестно сказал г-н Робер Дарзак. – Он нанес мадемуазель Станжерсон страшный удар в висок. Сустав бараньей кости точно совпадает с раной. Мне лично кажется, что эта рана была бы смертельной, если бы убийцу не остановил на полпути револьвер мадемуазель Станжерсон. Раненный в руку, он бросил свою кость и убежал. Но к несчастью, удар бараньей костью уже был нанесен и едва не оказался смертельным, а перед этим мадемуазель Станжерсон чуть не задушили. Если бы ей удалось ранить этого негодяя первым выстрелом, она избежала бы удара бараньей костью… Но к сожалению, она слишком поздно схватила револьвер, к тому же из-за борьбы первый выстрел оказался неудачным: пуля попала в потолок, и только после второго выстрела…

При этих словах г-н Дарзак постучал в дверь флигеля.

Вы, конечно, догадываетесь, что я буквально сгорал от нетерпения – так мне хотелось попасть туда, где было совершено преступление. Я весь дрожал и, несмотря на огромный интерес, который представляла собой баранья кость, злился про себя, что наш разговор затягивался, а дверь все не открывалась.

Но вот наконец дверь открылась.

На пороге стоял мужчина, в котором я сразу признал папашу Жака.