Тайна желтой комнаты - Леру Гастон. Страница 45

Затем Рультабий направляется к нам, чтобы узнать… наконец-то узнать… но, прежде чем уйти из комнаты, задерживается у стола… Там, на полу, лежит сверток… огромный пакет… Откуда взялся этот пакет и почему он лежит здесь, возле стола?.. Развязав обертку, Рультабий склоняется над содержимым… Бумаги… бумаги… фотографии. Он читает: «Новый электроскоп – дифференцирующий конденсатор… Основные свойства промежуточной между весомой материей и невесомым эфиром субстанции…» Нет, вы только подумайте, что за бред, какая злая ирония судьбы: в тот час, когда убивают его дочь, профессор Станжерсон вновь обретает все эти ненужные теперь бумаги, которые он завтра же собирается бросить в огонь!.. В огонь!.. В огонь!..

Наутро, последовавшее за этой ужасной ночью, мы вновь увидели г-на де Марке, его секретаря, жандармов. Всех нас подвергли допросу, за исключением, конечно, мадемуазель Станжерсон, которая была почти в бессознательном состоянии. Мы с Рультабием, договорившись обо всем заранее, рассказали лишь то, что хотели рассказать. Разумеется, я ни словом не обмолвился ни о моем пребывании в темном чулане, ни об истории со снотворным. Короче, мы умолчали обо всем, что могло бы навести на мысль, будто мы ожидали чего-то в этом роде, а также о том, что могло навлечь подозрения на мадемуазель Станжерсон: не дай бог, кто-нибудь подумает, что она ждала убийцу. Несчастной, быть может, придется поплатиться жизнью за тайну, которой она окружала убийцу… Разве имели мы право сделать эту жертву напрасной?.. Артур Ранс рассказывал всем с самым естественным видом – настолько естественным, что я был просто поражен, – будто в последний раз он видел лесника около одиннадцати часов вечера. Тот, по его словам, приходил к нему в комнату, чтобы забрать его чемодан, который должен был отнести рано утром на вокзал в Сен-Мишель, и задержался, разговорившись с ним будто бы об охоте и браконьерстве! Артур Уильям Ранс и в самом деле собирался наутро покинуть Гландье, отправившись, по своему обыкновению, в Сен-Мишель пешком, поэтому он-де решил воспользоваться утренним путешествием лесника в маленькое селение, дабы избавиться от своего багажа. Если верить его рассказу, то именно этот багаж и нес «зеленый человек», когда я увидел его выходящим из комнаты Артура Ранса.

А что прикажете думать, если г-н Станжерсон подтвердил сказанное им, добавив, что накануне вечером он не имел удовольствия видеть у себя за столом своего друга Артура Ранса, так как тот около пяти часов окончательно распрощался и с ним, и с его дочерью. Сославшись на легкое недомогание, господин Артур Ранс попросил принести к нему в комнату просто чашку чая.

Следуя указаниям Рультабия, сторож Бернье сообщил, что в ту ночь лесник попросил его якобы помочь ему выследить браконьеров (благо лесник все равно не мог уже опровергнуть этого), что они назначили друг другу свидание неподалеку от дубравы и что, так и не дождавшись лесника, он, Бернье, сам решил отправиться ему навстречу… Войдя через калитку во двор и очутившись у донжона, он вдруг увидел какого-то человека, со всех ног бежавшего с другого конца двора к углу правого крыла замка; в ту же минуту послышались револьверные выстрелы, – верно, стреляли в беглеца; в окне галереи показался Рультабий; он заметил сторожа с ружьем в руках и крикнул, чтобы тот стрелял. Бернье тут же выстрелил, ведь он держал свое ружье наготове… и был уверен, что задел беглеца; он даже думал, что убил его, думал до тех пор, пока Рультабий, осмотрев тело как бы подкошенного ружейным выстрелом человека, не сказал, что тот был убит ударом ножа; впрочем, по словам Бернье, он вообще ничего не мог понять во всей этой невероятной истории, потому что если найденный труп не был трупом беглеца, в которого все стреляли, то сам-то беглец должен же был где-то находиться. А в этом крохотном углу двора, говорил Бернье, где все мы собрались вокруг трупа, просто не было места ни для кого другого, будь то живой или мертвый, иначе мы непременно увидели бы его!

На это судебный следователь возразил, что, когда все мы собрались в этом углу двора, ночь была такой темной, что никто из нас не смог разглядеть лица лесника, и, чтобы узнать его, нам пришлось отнести его в вестибюль… В ответ папаша Бернье сказал, что пускай мы не заметили никого другого – ни живого, ни мертвого, – не разглядели в темноте, но если там все-таки был кто-то, то мы непременно наступили бы на него, настолько тесно в этом углу двора. Ведь, в конце-то концов, не считая трупа, нас было пятеро там, и странно, что кто-то мог бы ускользнуть от нас… Единственная дверь, выходившая в тот угол двора, была дверью в комнату лесника, и дверь эта была заперта. А ключ от нее нашли в кармане у лесника…

Но так как из рассуждений Бернье, на первый взгляд казавшихся вполне логичными, вытекало, что человека, который, несомненно, умер от удара ножом, убили будто бы из огнестрельного оружия, следователь не придал особого значения его словам. И уже к полудню всем нам стало ясно, что в глубине души следователь был уверен, будто мы упустили беглеца, а вместо него на том месте обнаружили труп, который к нашему делу не имел никакого отношения. В его глазах труп лесника был уже совсем другим делом, и он без промедления собирался доказать это. Вполне возможно, что это новое дело соответствовало тому представлению, которое за несколько дней сложилось у него о нравах лесника – о его похождениях, о недавней интриге, которую он завел с женой хозяина харчевни «Донжон», а кроме того, об известных ему громогласных смертных угрозах папаши Матье в адрес лесника, ибо в час пополудни папаша Матье, несмотря на свои ревматические жалобы и протесты жены, был арестован и под надежной охраной отправлен в Корбе. Однако ничего компрометирующего у него так и не нашли, и тем не менее угрозы, высказанные им накануне в присутствии проезжих людей, сообщивших об этом судебным властям, скомпрометировали его куда больше, нежели, допустим, нож, послуживший орудием убийства «зеленого человека», если бы таковой вдруг обнаружили спрятанным у него в тюфяке.

Все мы были удивлены и ошеломлены ужасными и необъяснимыми событиями, а тут, словно для того, чтобы повергнуть нас в еще большее изумление, в замок прибыл Фредерик Ларсан, который уехал сразу же после того, как встретился со следователем, и теперь возвращался в сопровождении железнодорожного служащего.

В этот момент мы с Артуром Рансом находились в вестибюле, рассуждая о возможной виновности или невиновности папаши Матье. (Повторяю, говорили об этом только мы с Артуром Рансом, Рультабий же, казалось, думал совсем о другом, мысли его витали где-то в необъятных далях, его, видимо, ничуть не занимал наш спор.) Следователь с судейским секретарем расположились в маленькой зеленой гостиной, где Робер Дарзак принимал нас, когда мы в первый раз приехали в Гландье. В гостиную только что вошел папаша Жак, вызванный следователем; г-н Робер Дарзак вместе с г-ном Станжерсоном и врачами находились наверху, в спальне мадемуазель Станжерсон.

Так вот, Фредерик Ларсан вошел в вестибюль вместе с железнодорожным служащим. Мы с Рультабием тотчас же узнали этого служащего по его светлой бородке.

– Смотрите-ка, железнодорожный служащий из Эпине-сюр-Орж! – воскликнул я и вопросительно взглянул на Фредерика Ларсана, который, улыбаясь, ответил:

– Да, да, вы правы, это железнодорожный служащий из Эпине-сюр-Орж.

Вслед за тем Фредерик Ларсан попросил жандарма, стоявшего у двери в гостиную, доложить о себе судебному следователю. Папаша Жак тотчас же вышел оттуда, а Фредерика Ларсана вместе со служащим пригласили к судебному следователю. Прошло некоторое время, может быть, минут десять. Рультабий сгорал от нетерпения. Дверь гостиной отворилась, жандарм, которого вызвал судебный следователь, вошел в гостиную, затем вышел оттуда, поднялся вверх по лестнице и снова спустился. Распахнув дверь гостиной, жандарм сказал следователю: