Тайна желтой комнаты - Леру Гастон. Страница 49

Зал разразился счастливым смехом. Все были рады появлению этого мальчика. Каждый ощущал, как огромная тяжесть свалилась с его совести. Даже дышать стало легче. Все сразу поверили, что он и в самом деле знает истину… что он поделится этой истиной с ними…

Однако председательствующий был в ярости.

– Ах вот как! Вы и есть Жозеф Рультабий, – молвил председатель. – Что ж, молодой человек, придется проучить вас – по крайней мере, впредь будете знать, что с правосудием шутки плохи… Пока суд примет решение относительно вас, я, пользуясь данной мне властью, оставляю вас в распоряжении правосудия…

– Но, господин председатель, я только об этом и мечтаю – быть в распоряжении правосудия… Я для того и явился сюда, чтобы отдать себя в распоряжение правосудия. Если мое появление наделало немного шума, прошу суд великодушно простить меня… Поверьте, господин председатель, вряд ли найдется другой человек, который питал бы столь же высокое уважение к правосудию, как я… Но что поделаешь, я вошел сюда, как мог…

И он засмеялся. А вслед за ним засмеялся весь зал.

– Уведите его! – приказал председательствующий.

Но тут вступился метр Анри-Робер. Он начал с того, что стал искать оправдания молодому человеку, доказывая, что им двигали самые лучшие побуждения, и дал понять председательствующему, как трудно обойтись без показаний свидетеля, который ночевал в Гландье в течение всей таинственной недели, а главное, того самого свидетеля, который обещал подтвердить невиновность обвиняемого и сообщить имя убийцы.

– Вы собираетесь назвать нам имя убийцы? – с сомнением в голосе спросил председательствующий.

– Но, господин председатель, я только за этим и пришел! – воскликнул Рультабий.

В зале раздались было аплодисменты, но энергичнее шиканье судебных исполнителей восстановило тишину.

– Жозеф Рультабий, – сказал метр Анри-Робер, – не значится в списках свидетелей, однако я надеюсь, что в силу данной ему власти господин председатель соблаговолит допросить его.

– Хорошо, – ответил председательствующий, – мы его допросим. Но сначала закончим…

Тут с места поднялся заместитель прокурора.

– Может быть, все-таки лучше будет, – заметил представитель прокуратуры, – если этот молодой человек сразу назовет нам имя того, кого он считает виновным в преступлении.

Председательствующий не без иронии согласился с этим предложением:

– Если господин заместитель прокурора придает хоть какое-то значение показаниям Жозефа Рультабия, я не возражаю, пусть свидетель сейчас же назовет нам имя «своего» убийцы!

Тут слово взял Рультабий.

– Уверяю вас, господин председатель, – воскликнул он своим высоким, звонким голосом, – уверяю вас, что, когда я назову вам имя убийцы, вы поймете, почему я не смог этого сделать раньше половины седьмого! Даю вам честное слово! Слово Рультабия!.. А пока я могу дать вам некоторые объяснения относительно убийства лесника… Господин Фредерик Ларсан, наблюдавший за моей работой в Гландье, может подтвердить вам, с каким тщанием изучал я это дело от самого начала и до конца. И пускай я придерживаюсь иного мнения, чем он, и убежден, что, арестовав господина Робера Дарзака, он арестовал невинного человека, господин Фредерик Ларсан, я уверен, не подвергает сомнению мои благие намерения и понимает всю важность наблюдений, не раз подкреплявших его собственные!

– Господин председатель, – сказал Фредерик Ларсан, – мне кажется, интересно было бы послушать господина Рультабия, тем более интересно, что мнения у нас с ним расходятся.

Это заявление полицейского было встречено одобрительным шепотом. Он принимал вызов. Поединок между этими двумя интеллектами, которые упорно искали решения трагической загадки и пришли к двум различным выводам, обещал быть любопытным.

И так как председатель безмолвствовал, Фредерик Ларсан продолжал:

– Итак, насколько я понимаю, мы согласны относительно удара ножом в сердце, который был нанесен леснику человеком, покушавшимся на жизнь мадемуазель Станжерсон; но раз уж мы расходимся во мнениях по вопросу об исчезновении убийцы в этот момент, любопытно было бы послушать, как Рультабий объясняет это бегство.

– Конечно, это было бы крайне любопытно, – заметил мой друг.

Весь зал снова разразился хохотом. Председательствующий тотчас же объявил, что, если подобный факт повторится еще раз, он незамедлительно приведет в исполнение свою угрозу и прикажет очистить зал.

– В самом деле, – сказал в заключение председательствующий, – понять не могу, что в таком деле, как это, может располагать к веселью.

– Я тоже! – вторил ему Рультабий.

Сидевшие передо мною люди стали запихивать себе в рот платки, чтобы не расхохотаться…

– Итак, – продолжал председательствующий, – вы слышали, молодой человек, что сказал господин Фредерик Ларсан. Как, по-вашему, удалось убийце бежать из этого злополучного угла?

…Рультабий метнул взгляд в сторону госпожи Матье, которая печально улыбнулась ему в ответ.

– Раз госпожа Матье согласилась признать, что питала определенный интерес к леснику…

– Обманщица! – воскликнул папаша Матье.

– Уведите папашу Матье! – приказал председательствующий.

Папашу Матье увели.

– Раз она сделала такое признание, – продолжал Рультабий, – я могу сказать вам, что по ночам она имела довольно частые беседы с лесником на втором этаже донжона, в комнате, некогда служившей молельней. Беседы эти стали особенно частыми в последнее время, а именно с тех пор, как папашу Матье приковал к постели ревматизм.

Укол морфия, предписанный по этому случаю, усмирял боль папаши Матье, давая ему возможность отдохнуть, а его супруге обеспечивал спокойствие на те несколько часов, когда она отсутствовала. Ночью госпожа Матье приходила в замок, закутанная в большую темную шаль, позволявшую ей скрывать свою личность и делавшую ее похожей на черный призрак, который тревожил временами ночной покой папаши Жака. А чтобы подавать знак своему другу, госпожа Матье позаимствовала у кота матушки Молитвы, старой колдуньи, обитавшей в лесу святой Женевьевы, его зловещее мяуканье; лесник тотчас же спускался вниз и открывал своей возлюбленной калитку. Когда же начались работы по ремонту донжона, свидания все-таки продолжались в бывшей комнате лесника, расположенной в том же донжоне, так как новая комната, которую на время предоставили этому незадачливому сердцееду в самом конце правого крыла замка, была отделена от жилища метрдотеля и кухни совсем тонкой перегородкой.

Итак, госпожа Матье только что покинула лесника, оставив его в добром здравии, когда случилось несчастье в том самом углу двора. Госпожа Матье и лесник, не имея более ничего сказать друг другу, вышли из донжона вместе… Обо всех этих подробностях, господин председатель, я узнал, изучив ранним утром следующего дня следы во дворе… Сторож Бернье, которого я поставил с ружьем за донжоном для наблюдения, о чем с моего разрешения он расскажет вам сам, не мог видеть того, что происходило на центральном дворе. Он появился там чуть позже, привлеченный револьверными выстрелами, и сам, в свою очередь, стал стрелять. Но вернемся к леснику и госпоже Матье, которых мы оставили в молчании ночи на центральном дворе. Они прощаются друг с другом, затем госпожа Матье идет к открытой калитке, а лесник отправляется в свою маленькую комнатку, образующую выступ в конце правого крыла замка.

Он был уже почти у двери, как вдруг услышал выстрелы; обеспокоенный, он возвращается назад; он уже почти дошел до угла правого крыла замка, когда чья-то тень метнулась к нему и нанесла удар. Он умирает. Труп его тут же подбирают люди, которые думают, что это и есть убийца, а на самом деле уносят всего лишь убитого. Что же тем временем делает госпожа Матье? Застигнутая врасплох выстрелами и заполонившими двор людьми, она съеживается во тьме, стараясь остаться незамеченной в глубине двора. Двор велик и, находясь возле калитки, госпожа Матье могла бы выскользнуть незаметно. Но она не ушла. Она осталась и видела, как уносили убитого. С сердцем, сжавшимся от вполне понятной тревоги, подталкиваемая тягостным предчувствием, она идет к вестибюлю замка, бросает взгляд на лестницу, освещенную фонарем папаши Жака, на ту самую лестницу, где лежит ее мертвый друг; она видит его и бежит прочь. Возможно, она привлекла к себе внимание папаши Жака. Во всяком случае, он настигает черный призрак, который уже не раз обрекал его на бессонные ночи.