Торнан-варвар и жезл Тиамат - Лещенко Владимир. Страница 30

Спустя год с небольшим весь двор только и говорил о том, как какая-то смазливая поломойка была вдруг возвышена по непонятному капризу Когиты до старшей камеристки, а потом выдана замуж за не самого бедного купца – с не самым, между прочим, плохим приданным. Затем были и другие – дочки бедных дворян и слуг, вдруг ни с того ни с сего возносившиеся очень высоко и получавшие земли и титулы. Иноземные куртизанки и авантюристки, блиставшие при дворе – не имевшие покровителей, но при этом не знавшие нужды в деньгах. И надо ли говорить, что Когита была весьма частой гостьей у местных торговцев живым товаром, временами покупая по десятку рабынь одновременно.

У нее было твердое правило – не иметь дела с замужними женщинами, кое-кто из особо брезгливых представителей знати даже спешил выдать своих наследниц замуж, если ему казалось, что Когита проявляет к ним повышенный интерес. Были, конечно, и досадные неприятности – чья-то дочь вроде бы пыталась отравиться, одну из служанок вроде бы нашли повесившейся. А полгода назад произошел скандал с министром двора, отказавшимся без объяснения причин включить свою внучку в свиту принцессы, несмотря на ее настойчивые просьбы. Дело кончилось отставкой и опалой – за оскорбленную Когиту вступился отец.

– А что отец? Князь то есть, – спросил Торнан. – Он знает?…

Взрыв смеха был ему ответом.

– Глупенький ты наш! – ласково ухватила его пальцами за нос Тейя. – Ну кто же ему скажет? Никто же не враг сам себе!

– Подумай: что будет? – с нотками явного превосходства над неотесанным варваром произнесла Энна. – Он не поверит, да еще прогонит с глаз долой. А потом, он же не вечный: когда принцесса займет место отца, она ведь не пожалует того, кто попробовал рассказать о ней правду. Ведь дураков нет!

– И вообще, – привалилась к нему упругой грудью Тейя, – хватит о Когите! Поговорим… Нет, говорить не будем!…

– …А что говорит мудрость фоморов относительно расположения звезд в момент рождения и их влияния на людские судьбы?

– Ерунда все это, – сообщил Чикко. – Для сбора трав или некоторых гаданий еще есть разница – собраны они при ущербной луне или при полной, или в какой именно час начинается камлание. Но прошу прощения, человеку безразлично, как стояла какая-то звезда в миг, когда он впервые закричал. Тем более что со временем звезды меняют свой ход на небесах.

– Что вы говорите?! – изумился старик. – Но мудрость учит, что звезды неподвижны и прикреплены к хрустальной сфере…

– Чья мудрость, позвольте узнать? – Чикко не скрывал ехидства. – Вот мудрость моего народа говорит, что за то время, пока он существует, звезды четыре раза меняли свой ход, а солнце дважды вставало там, где заходит.

– Не может быть… – Глаза старца налились восхищением и неверием. Фомор решил, что, видимо, его судьба сегодня – просвещать местных чародеев насчет мудрости его племени, и тихонько вздохнул.

Вот уже два часа он развлекал старого сморчка, таскавшего его по дворцу. Небось Торнан уже занимается какой-нибудь придворной дамой, и наверняка не одной. Марисса блаженно спит, или, может, тоже развлекается… с каким-нибудь гвардейцем. А он должен выслушивать излияния придворного мага. Старого болвана, на взгляд шамана, не стоило допускать даже до лечения волов и ослов, но, видать, у местного начальства свои резоны.

– А не будет ли уважаемый чародей с Пиридианских островов так любезен поведать скромному служителю искусства гадания и магии эти легенды? – вкрадчиво осведомился маг. – Это стоит записать!

– Ну отчего же нет…

Но тут Чикко увидел нечто такое, что напрочь выбило у него из головы всякие соображения насчет древней мудрости и легенд.

По освещенному факелами двору шла молодая женщина с корзиной белья. И какая женщина!

Ростом и статью она не только превосходила Мариссу, но и вполне могла бы потягаться с самим Торнаном. Ее золотистые волосы были коротко и неровно обрезаны и давно не мыты, а всю одежду составляла хламида сурового полотна. Но что с того? Ноги умопомрачительной длины, бедра невероятной пышности, тонкая талия, груди фантастической высоты, рвущие ветхую ткань и так восхитительно колышущиеся при каждом шаге… Правда, шею разглядеть было непросто – широкий кожаный ошейник с ушком для цепи закрывал ее до половины.

– Кто это? – спросил Чикко, прервав излияния старца.

– Это? Это рабыня, – сообщил слегка оторопевший маг, даже слегка встревоженный – нет ли тут какого-нибудь подвоха и не содержит ли вопрос чужеземного шамана некоего скрытого смысла?

Про себя Чикко назвал мудреца старым ослом.

– Кажется, откуда-то с севера, чуть ли не из норглингов, – продолжал тот. – Да, точно, из норглингов, хотя я могу и ошибаться: в конце концов, я не обязан знать всех придворных рабынь…

– Тогда прошу прощения. – Фомор все еще смотрел в арку черного хода, куда скрылась рабыня. – Я бы хотел с ней побеседовать – говорят, женщины с Драконьей земли знают некую особую магию… – И торопливо зашагал к хозяйственному крылу княжеского дворца, оставив старика в недоумении.

Как без труда выяснил Чикко, прачками тут заведовал младший кастелян Грос Тунор, в этот поздний час не спавший. Он даже был рад гостю, появившемся в его одиноких покоях. Узнав что перед ним шаман, Грос пожаловался на боли в спине, и тут же ему была обещана завтра же скляночка с чудодейственной мазью. Довольный кастелян, узнав, что взамен от него потребуется очень немногое – всего лишь предоставить чужестранцу ночь с какой-то рабыней, – охотно пошел ему навстречу, попутно рассказав, откуда она взялась.

Девицу звали Удруна, и она действительно происходила из норглингского племени орелгов – самых диких и кровожадных из всех тридцати девяти племен, населяющих холодные фьорды и скалы. И была она, наверное, единственной рабыней этого племени в этой части Логрии, и уж точно – в Темии и окрестностях.

Рабы-норглинги попадались не так редко – в конце концов, после каждого отбитого набега оставалось некоторое количество пленников. Но девушки у них в походы не ходили (в отличие, скажем, от темнокожих хебов из южных пустынь и харьятток с востока), так что этим путем они в плен попасть не могли.

Особо отважные и жадные купцы плавали изредка по Вентийскому морю в гавани Драконьей земли, но одна заковырка – своих женщин норглинги на сторону не продавали. Наоборот, были не прочь прикупить чужих, ибо владеть рабынями и наложницами было весьма престижно в этом диком краю.

Оставалась еще возможность захватить северных женщин в набеге на земли норглингов, но храбрецов, что отважились бы на такое, история Логрии не помнила. Последний раз пытались провернуть что-то подобное даны – лет сто назад, но после этого тамошний король остался без войска.

Однако судьба сыграла с Удруной злую шутку, из тех, что эта ехидная старуха так обожает шутить. Ее семью вместе с прочими односельчанами сманил какой-то эрл из срединных марок норглингских земель, чьи владения опустошил мор. Корабль угодил в шторм, редкий в это время года, был унесен к югу и после недельной борьбы с волнами выброшен на берега Логрии, в Эдарии.

Надо ли говорить, как тамошние жители, не раз страдавшие от беспощадных пиратов, обрадовались, когда в их руках оказалось больше полусотни беспомощных врагов! Поначалу даже хотели устроить неслыханное – всех пленников принести в жертву богам, совершив таким способом тризну по всем убитым норглингами предкам. Но в конце концов жадность победила, и тех, кто еще был жив, распродали. Тогда-то Удруну и купил тамийский купец и как великую редкость подарил своему князю.

Между рассказом управляющий вызвал дежурного сержанта караула. Что-то сказал ему, и вскоре в дверях появилась, вызвав радостное возбуждение у фомора, пресловутая Удруна.

– От работы ты освобождена на сегодня и на завтрашнее утро, – сообщил Грос. – С тобой хочет поговорить гость нашего князя.

Чикко еле дотерпел до отведенной ему комнатки в нижнем этаже заднего крыла. Всю дорогу он вел Удруну за руку, наслаждаясь ощущением могучего запястья в своей не очень большой ладони. Но стоило ему переступить порог, как он ощутил некоторую растерянность – столь роскошных и больших женщин у него прежде не бывало.