Торнан-варвар и жезл Тиамат - Лещенко Владимир. Страница 39

Осень в Картагуни – невеселое время года. Сильные ветра запирают суда в гавани, закрывая дорогу на восток и юг. Мокрый ветер, приходящий с запада, не унимается, дуя днем и ночью. Ветер этот, называемый григэл, буквально сводит с ума.

Постоялый двор, где они остановились, был местом тихим и приличным. Драк тут не происходило, да и публика была для драк неподходящей – много немолодых и важных людей с деньгами и положением, кулаками да мечами еще в юности отмахавшие свое. Певцы услаждали гостей балладами и поэмами, а не непристойными куплетами. И служанки тут были вполне себе чистенькие и опрятные – не грех с такой даже самому солидному купцу поиграться. И не станет она вульгарно клянчить у него наутро монету, удовольствовавшись тем, что даст ей доброхотно клиент. И не станет хозяин отбирать честно заработанного – напротив, еще и приплатит, чтобы блюла себя и не валялась с матросами да биндюжниками.

Степенные посетители «Приюта» коротали вечера за неспешной, уважительной беседой, из которой порой извлекали весьма любопытные и небесполезные для себя сведения.

Вот и сейчас говорили они о вещах важных.

– …Значит, вольные города пытаются восстановить заброшенные западные шахты. Разумно – ведь новый император Альбы может разорвать прежний торговый договор. Конечно, на месте вольных городов я бы не стал ссориться с Катриром и Актиром, но кто, спрашивается, указ этим выскочкам – они и без того посматривают в сторону империи. Подумали бы хоть о том, что старый император доживает свое, а новый неизвестно как себя поведет и когда еще укрепится у власти…

– Да, будет скверно, если прекратятся поставки с имперских рудников. Есть конечно, еще и Мелвия, но ведь они сдерут втридорога…

Торнан почти не слушал. За проведенные в «Усладе обжоры» дни он вдосталь познакомился со слухами о видах на урожай маслин и ценах на зерно и металл, о пошлинах и привилегиях, о заносчивости Старых городов и наглости Новых, о том, что император Альбин вот-вот помрет, а наследника-то у него как не было, так и нет. А еще – о безопасных караванных тропах через Большой Рихей, которые вроде бы еще не нашли, но скоро найдут, о войне, которая неизбежно случится, ибо… плюс к тому, и вдобавок… но тем не менее ее не будет, потому что… и потому, и еще потому…

Застрять без денег в незнакомом городе далеко от родных мест – что может быть хуже?

Только застрять без денег в Картагуни.

И именно это приключилось с ними.

Попади они сюда недели на три раньше, все могло бы обернуться по-другому. Но они прибыли в торговую столицу Запада, когда пепелище на месте лавки менялы, на имя которого Мариссе был выдан вексель, уже было расчищено, его бренные останки погребены по местному обычаю в волнах морских, а наследники только-только приступили к разбору дел…

Когда же Торнан предложил обратиться за помощью в местный храм Тиамат, Марисса сообщила две неприятных вещи. Во первых, у настоятеля Коргианского соборного храма были какие-то контры с настоятелем местным. А во-вторых и в-главных – что-то со здешней обителью, по мнению друзей Анизы, было не так, и возможно, тут засели агенты непонятных врагов. Во всяком случае, именно тут останавливалась пропавшая экспедиция Эльдари-Лага.

Знай они, что все так обернется, конечно, избрали бы для остановки менее богатый постоялый двор, но накладка с векселем обнаружилась лишь на второй день, когда было заплачено за две недели вперед. А в Картагуни было заведено так, что выплаченные деньги можно было вернуть разве что через труп хозяина. Почему? Уж такой тут был обычай.

Хоть в местах этих испокон веков жили промышлявшие морем люди, история нынешнего Картагуни насчитывала не столь уж и много лет – семь сотен от силы. Во времена великих бедствий (не Великого Бедствия, а просто очередной большой войны, пятьсот лет спустя), в эту почти пустынную – десяток рыбачьих деревушек да старые, почти заброшенные развалины порта – бухту Эгирийского моря пришли люди, бежавшие из разных мест Логрии. Некоторые продолжили бегство, уплыв на кораблях за пределы обитаемых земель, да и вообще, как говорят некоторые, за пределы человеческого мира. Другие решили, что убежали достаточно далеко. Там, где холмы и болота помогают успешно отбивать натиск врагов, переселенцы выстроили земляной вал. Причем так выбрав место, что если враг не научится плавать, то порт позволит снабжать крепость припасами хоть до скончания времен.

Прошли века. Тьма отступила во тьму, земляную крепость сменила каменная. И самые древние башни ее были намного младше города. Потом сюда пожаловали вездесущие в те времена торговцы из Великого Сура, что стоял по другую сторону южных морей и рассылал свои круглые вместительные корабли под пурпурными парусами во все концы мира. Смуглокожие чернобородые купцы и ростовщики без войны и осады подмяли город под себя за каких-то двадцать лет и дали этой гавани нынешнее имя.

Потом рухнул Великий Сур, сметенный очередным нашествием. А поселение беженцев стало не просто большим торговым городом, но центром богатой и немаленькой страны.

От прежнего времени остались лишь жители окрестных селений – потомки аборигенов сей местности, косо посматривавшие на картагунийцев и по сию пору. Они, как и предки, добывали розовый и золотистый жемчуг – лучший в Логрии, ловили рыбу и каракатиц. Говорили, что тут до сих пор соблюдается древний, вроде как забытый обычай – в самую короткую ночь в году бросать в море на съедение акулам юную девушку, чтобы морские духи не оставили милостями.

Впрочем, Картагуни был знаменит, конечно, не жемчугом, а людьми, ибо жители его считались самыми ловкими и жадными торгашами во всей Логрии – хоть западной, хоть восточной. На этот счет было сложено много пословиц. К примеру: «Скажи мертвому картагунийцу, сколько нужно заплатить могильщику – встанет и сам яму выроет». Или: «Картагунийцы за золото отца на кобеля променяют». Или же: «Картагуниец и с дерьма сливки снимет». И наконец: «Не стереги коня от харьятта, жену от айхана и кошелек от картагунийца: все равно не устережешь». Справедливости ради следовало сказать, что сами картагунийцы на это особо не обижались, обычно отвечая: «Зато у нас на улицах нищих нет и с голоду никто не помирает».

Об этом Торнан и думал, когда поднимался в комнату, уже почти обжитую ими.

Он обнаружил Чикко, явно намеревавшегося уходить.

– Ты куда?

– Схожу, сыграю на бегах, – пояснил фомор.

– Ты чего? – Торнан покрутил пальцем у виска. – Лучше уж в отхожее место эти деньги выбрось. Ты что, гадальщиком заделался? Или… тебе кто-то верное имя назвать пообещал? – усмехнулся ант.

– Да нет, дружище, – улыбнулся Чикко, – тут дело посерьезнее. Есть у меня одно умение: с конями я могу говорить…

Торнан удивился – выходит, за три года знакомства он далеко не все узнал о приятеле.

– Ну все равно, – усомнился он. – Даже если специально не следят, то все равно с десяток магов на ипподроме будет. Почуют ведь…

– Нет, друг Торнан, не почуют – не магия это.

– А что ж тогда?

Чикко помолчал, пошевелил губами.

– Это – Дар, – проникновенно сообщил он.

– Так чего ж ты всякой чихней занимался тогда? – совершенно искренне удивился Торнан. – Нет, у нас, конечно, скачки редко бывали, но все же ты ведь озолотиться мог.

– Не все так просто, – печально кивнул Чикко. – Даром злоупотреблять нельзя. Это уж как повелось – если не для себя, то можно сколько угодно. А вот если корысти ради – быстро пропадает.

И он оставил спутников, уже предвкушавших, как потратят деньги.

Вернулся Чикко пару часов спустя, и лицо его яснее всяких слов говорило о результатах.

– Плохи наши дела, – сообщил он с порога.

– Что такое? – в один голос спросили Торнан и девушка.

– Запрещены, оказывается, бега. По указу шеффета Бендокира уж лет пять как запрещены. «Поелику сие издевательство над благородными животными, должными нести воинов в битву и путников в дороге и пахать землю для пропитания народа, а не потешать бездельников…» – процитировал он вышеупомянутый указ. – Так прямо на воротах цирка и выбито. Теперь там базар устроили.