Торнан-варвар и жезл Тиамат - Лещенко Владимир. Страница 59

А когда молчали и в убежище становилось так тихо, что они слышали только потрескивание углей, всхрап уснувших конец, и сопение дремлющего Чикко…

Марисса сидела по другую сторону костра. Она задумчиво смотрела в угли, колеблющемся свете костра по лицу девушки пробегали глубокие тени.

– О чем грустишь? – негромко спросил он.

Она вздрогнула, словно от окрика.

– Прости, не могу сказать. Тайна.

– У тебя есть тайны? Великие секреты Богини? – пошутил он.

– У всякого свои тайны, – неопределенно бросила она. Но я свою не выбирала.

– Ну тогда раскрой ее.

– Не могу, – сурово и решительно сообщила она.

– Ты в своем праве… Глаза у него слипались. Он хотел продолжить разговор, сказать что-то еще, но силы оставили его.

Они вышли в путь еще затемно. Луна уже уходила за ледники, но снег переливался голубоватым, подсвеченный невидимой за хребтами бледной зарей.

Марисса время от времени пускала коня рысью, и им с Чикко приходилось догонять ее. Светало. Снега, светло-серые под Луной, наливались багрянцем, а потом вдруг воссияли алмазами в ставшем глубоко синем небе.

Когда над горами взошло солнце, они прошли миль десять. От яркого солнца слезились глаза, при этом холод не становился меньше.

«Интересно, – подумал Торнан, – почему, бесс возьми, солнце в горах не греет?»

Темная горная тайга была похожа на ту, что он видел в юности, но деревья здесь росли другие – низкорослые, искривленные, корявые, похожие на клубки змей. Лиственницы и ели, березы и сосны – все изуродовано ветрами и морозом.

Долину усеивали громадные валуны. В трещинах камня росли клочья высохшей травы и мха, стланик расползался по валунам. Снег был тверд, слежавшийся наст мог порезать коням ноги, если бы не особые горные «сапоги», предусмотрительно купленные в той же деревне, что и скакуны.

Все это напоминало Торнану Северную Пустыню, куда в двенадцать лет он ходил вместе с дядей в набег на досаждающих им оленных борандийцев.

День выдался мягкий. В лучах янтарного солнца даже камни осыпей сверкали как самоцветы. Над головами путников, среди острых утесов и черных обрывов, виднелись фирновые поля и глетчеры, а небо над льдистыми гранями высочайших пиков было таким синим и высоким, что порой Торнану чудилось, будто на нем и впрямь, как говорили легенды, видны звезды.

Когда Марисса спешивалась, чтобы осторожно провести коня по краю нежданно разверзшейся впереди трещины или воронки, Торнан тотчас следовал ее примеру. Чикко же, точно важный господин, сидел на коне и тем не менее преодолевал препятствия чуть ли не быстрее друзей. Видать, подумал Торнан, дар лошадника помогает.

В середине дня они сделали короткий привал и доели вареное мясо маленькой пятнистой серны, подстреленной третьего дня Мариссой.

После очередного поворота очам их открылась исполинская чаша, обрамленная каменными кручами. Озеро Неро – одна из легенд среднего Рихея. Высоко над индиговыми просторами тонкого льда разбегались призрачные следы воздушных вихрей, и рядом с путниками висели легчайшие перистые облака. Со снежных высот стекали каменные реки морен, вершины и хребты укрылись туманом. Раза два-три Торнану померещился у самой границы лесов тающие вдали дымные столбы.

Над скалистыми склонами скользили тени облаков.

Озеро было глубокое и такого яркого синего цвета, что дух захватывало. Марисса так и ахнула от восторга. Ослепительно сапфирная гладь озера простиралась перед ними, как зеркало, а вокруг круто вздымались горы. На берегу стояла глубокая тишина, звук человеческого голоса бессильно тонул в ней, будто камешек в омуте. Видя ее реакцию, Торнан усмехнулся, не сводя глаз с озера, указал рукой вверх, где зубцы вершин представали во всем своем великолепии.

– Без малого двенадцать лет назад я был в этих местах, когда утекал из Восточного предела, – сообщил он. – Было похолодней, чем сейчас, у меня вот-вот должен был издохнуть конь, и смерть точила на меня свою косу. Но тогда я, глядя на эту красоту, забыл обо всем.

Марисса и даже Чикко, только что не открыв рот в восхищении, смотрели туда, где вершины гор сливались с облаками и громоздились синие уступы, а внизу блестело озеро.

Большая, красивая, дикая страна напоминала ожерелье, созданное божественным кузнецом и брошенное на зеленый бархат степей и лесов Логрии. Серые и синие скалы – оправа. Холодные озера и ледники – алмазы и сапфиры. Снега – драгоценные кораллы. Изумруды – альпийские луга; малахит горных лесов…

Величественные каменные глыбы и низкие тяжелые тучи, осыпи и бурные реки, прогрызающие вечный камень.

И как же опасна была эта красота!

Не без самодовольства Торнан думал, что ни Марисса, ни Чикко, хоть и маг, в этих горах не выжили бы. Ведь кто, кроме Торнана, подсказал бы им, что нельзя жевать снег, когда мучает горная жажда в разреженном воздухе – воспалится рот, сводя с ума болью и жаром. Кто объяснил бы, что сапоги на ночевках нужно класть себе под голову – потому что иначе они задубеют на ночном холоде и поутру ты будешь, проклиная все на свете, втискивать ноги в ледяное, твердое как камень кожаное голенище, чтобы вечером увидеть, как чернеют пальцы и ступни… Никто бы не показал им, как сложить и ловко разжечь «длинный», медленно горящий костер, или что если настругать лучин, то можно, паля их одну за другой, обогреть даже самодельную палатку из шкуры мохнатого горного быка. Кстати, и купил эту шкуру именно Торнан. Опыт юности и походов в Белые Пустоши не пропал даром – так же как выручал он его в первом походе через горную страну.

…К перевалу они сначала поднимались легко.

Но потом им пришлось карабкаться на вершину скалы, на западной стороне их встретили осыпи, замерзшие водопады и сыпучий снег. Камни обросли инеем, казалось, не таявшим целые века.

Туман понемногу уходил, открывая окрестности. Вокруг был все тот же пейзаж – черные базальтовые скалы, заснеженные долины, заледенелые реки и кривые сосны, изуродованные яростными горными ветрами. К северу и востоку простирались гранитные пики, и взгляд Торнана переходил от вершины к вершине, ища вершину Хура, самой высокой по легендам горы Логрии, видимую в ясную погоду даже из Меридо, что за пять сотен миль от дальних отрогов хребта.

В своем первозданном холодном и гордом величии вздымались горы, отсвечивающие синью старинного чистого серебра. У кромки вечных льдов и снегов, на острых гранях утесов висели облака, словно зацепившиеся за камни в своем воздушном– беге. Вниз по склонам сбегали полчища мохнатых елей.

Ветер вышибал слезы из глаз, руки мерзли даже в толстых, двойной вязки рукавицах.

Где-то шумела река. Горные реки, бывает, не замерзают даже в сильнейшие морозы – такова сила бегущей воды, что ломает даже скалы. А может, в нее вливаются горячие ключи, питаемые подземным жаром.

Склоны гор расстилались впереди, сверкая ослепительным великолепием. Вершины, камнепады, морены, ледники, снежники… Как вчера и сегодня. И будет завтра.

За прошедшие недели они прошли примерно половину пути через горную страну. Будь сейчас другое время года, они, может быть, уже преодолели бы Рихей, но их скакуны не могли быстро двигаться по извилистым и крутым горным тропам, да еще в мороз.

Поправив ятаган, Торнан подозрительно осмотрел нависшие с обоих сторон долины угрюмые скалы, как будто там, за каждым из камней, затаилось по дюжине врагов. Улыбнувшись этой неуместной мысли, он потянулся и вдохнул полной грудью холодный горный ветер. Свежий, пахнущий снегом воздух взбодрил его; северянин с наслаждением почувствовал, как застарелая усталость выветривается, унесенная этим ветром, мышцы, онемевшие от бесконечной скачки, наливаются силой. Однако неуловимое ощущение опасности, повеявшее над ущельем, заставило его насторожиться. Торнан вновь принялся втягивать в себя ледяной воздух, но на этот раз уже не наслаждаясь, а принюхиваясь, словно волк на тропе. Постепенно лицо его вытягивалось в напряжении.