Звездная пыль - Лещенко Владимир. Страница 2

И с этими словами он разорвал истекающую соусом тушку пополам — в этот миг Питер ощутил боль, буквально пронзившую его сердце.

— И вообще, что ты так волнуешься? — фыркнул Барбекю, обгладывая маленькую ножку. — Большое дело — какая-то крыса! Вот если бы, скажем, я обеспечил… тьфу, — обесчестил твою сестру или, не дай все святые, оскорбил твоих предков… Впрочем, что это я тут оправдываюсь? Ты кто — мусорщик? Вот и иди занимайся своим мусором. Кру-гом! — скомандовал Барбекю, отправляя в рот очередной кусок хомячатины.

…Питер шел по нижнему бортовому коридору родного звездолета, и его душили слезы. Перед глазами, сменяя друг друга, вставали воспоминания: Князь Мышкин, весело кувыркающийся на травке в крошечном зимнем саду «Туш-Кана»; Князь Мышкин, устроившийся на плече Питера, ласково тыкаясь ему в шею холодным носиком; Князь Мышкин, под смех матросов уморительно умывающийся передними лапками…

Пошатываясь, Питер зашел в механическую мастерскую — ее хозяин, старший механик Холио Эглисиус, имел привычку не запирать дверь, когда уходил по каким-то делам.

И тут взгляд его упал на тяжелый глюонный регулятор, лежавший на верстаке, в обшарпанном футляре. Этот инструмент был предназначен для того, чтобы регулировать в режиме ручного управления тахионный двигатель. Тяжелый, полупудовый механизм на пятнадцати камнях, с корпусом, изготовленным методом электростатической фрезеровки из сверхчистого хрома, с монокристаллическим узконаправленным излучателем стабилизационного поля, вставленным в заостренную головку. Пережиток глубокой древности, времен ненадежной кремниевой электроники и кораблей, управляемых штурманами-экстрасенсами. Всего лишь тяжелый кусок металла…

Словно сомнамбула, Питер протянул руку, извлек регулятор из футляра. Рубчатый пластик рукояти как влитой сидел в ладони.

К счастью (если к данному случаю применимо это выражение), в коридоре ему не попался никто из товарищей, кто задал бы себе вопрос: а куда это идет обер-мусорщик, вооружившись тяжеленной железкой, да еще с таким выражением лица?

Беспрепятственно Питер прошел чуть ли не полкорабля и вновь оказался у дверей капитанской каюты. Спрятав прибор за спину, он вошел.

Увиденное вновь наполнило его болью.

На тарелочке лежала горстка тонких косточек, уже дочиста обглоданных, увенчанная маленьким черепом. Капитан, сидевший к нему спиной, выбирал с блюда кусочком хлеба последние капли соуса.

Барбекю повернулся в его сторону.

— Что надо? — грубо спросил он, обратив к Питеру лицо, на котором блестели жирные губы.

Вместо ответа О'Хара сделал несколько быстрых шагов, отсекая капитана от двери в жилые помещения, где, как он знал, капитан хранит табельный лазер, и одновременно доставая из-за спины глюонный регулятор.

И вот теперь-то Эммануил Барбекю начал что-то понимать.

— Послушай, Питер, давай поговорим как цивилизованные люди! — затараторил капитан, жалко пытаясь заслониться от приближающегося О'Хары фарфоровым блюдом. — Я понимаю, возможно, я был не прав… Питер, я прошу прощения! Питер, я заплачу тебе… Сколько хочешь, заплачу! Питер, не надо! Пи-итееер!!!

На какую-то долю секунды Питер замер, но вновь перед его взором возник жалобно плачущий Князь Мышкин, вырывающийся из безжалостных пальцев прожорливого кулинара-новатора, распинающих его на разделочной доске… И еще почему-то лицо одного из бесследно пропавших матросов — симпатичного весельчака-толстяка Серхио Маччо.

Регулятор в руках О'Хары взлетел вверх и со всей силой опустился на голову капитана Барбекю. Потом еще раз. И еще. И еще…

2. Правосудие и справедливость

Питер вынырнул из черного глухого сна без сновидений оттого, что кто-то тряс его за плечо.

Он открыл глаза.

Над ним, на фоне низкого потолка карцера, склонилось обрюзгшее, красноносое лицо старшего капрала-надсмотрщика.

— Давай, что ли, Петрик, вставай, — прибыли… — словно извинясь, бросил он.

Всё поняв, Питер неспешно поднялся и всунул ноги в тюремные штиблеты.

Капрал щелкнул кнопкой пульта, и браслеты силовых наручников на руках О'Хары ожили, налившись тяжестью и соединившись вместе.

Питер вновь поглядел на маячившего у входа тюремщика и неторопливо шагнул через порог. Капрала этого, приносившего ему еду во время полета, Питер уже успел неплохо изучить. Он знал, что тот — эмигрант с отдаленной планеты Краковяк, случайно занесенный на Ивангоэ прихотливой судьбой, и поступил в тюремную стражу только потому, что ни на что больше оказался не годен в этом высокотехнологическом мире. Питер успел выслушать его неоднократные и горькие жалобы на долю-злодейку, небольшую зарплату, злую жену, непослушную дочь, а также узнать, что тюремщика зовут Ладислав Дупа.

Пока они шли узким полутемным коридором, чьи стены отсвечивали неокрашенным металлом, Питер невольно вернулся памятью к тому дню, когда окончательно решилась его судьба.

Процесс «Среднегалактический союз против Питера О'Хары», тянувшийся уже пятый месяц и долженствующий завершиться сегодня, почти с самого начала привлекал к себе внимание прессы и общества.

Вначале транспортный прокурор возбудил уголовное дело по статье «Убийство в состоянии сильного душевного потрясения средней тяжести», за которое Питеру грозило максимум лет пять в одной из орбитальных тюрем.

Но компания, обозленная потерей одного из лучших капитанов, подключила своих юристов, те настрочили кучу жалоб, и в результате дело было переквалифицировано в «Убийство злостное, с элементами хулиганства».

(Десять-пятнадцать лет на каторжных рудниках в астероидном поясе, после которых выжившие становились дряхлыми полуслепыми импотентами.)

Однако, раскрутившись, дело приобрело большой общественный резонанс — и в самом Среднегалактическом союзе, и за его пределами.

У здания суда возникли пикеты любителей живности, с плакатами, на которых были увеличенные фото хомяков различных видов и расцветок.

Профсоюз космоплавателей устами своего шефа (как раз приближались выборы, и нужно было лишний раз показать, что профбоссы не зря проедают профвзносы) потребовал снисхождения для своего члена, грозя чуть ли не всеобщей забастовкой.

Самая популярная и самая отвязная молодежная газета планеты — «Ивангойский комсомолец» (название, к слову сказать, пришло из такой седой древности, что никто не знал его смысла) разразилась статьей на целую страницу. Название звучало так: «Предки совсем оборзели — жрут хомяков!»

Против покойного капитана Барбекю было возбуждено уголовное дело сразу по трем статьям: «Жестокое обращение с животными», «Умышленное уничтожение чужой собственности» и «Злоупотребление служебным положением без корыстных целей» (в ходе расследования выяснилось, что хомяк был зажарен на корабельном камбузе в нерабочее время). Дело, правда, было сразу закрыто — за смертью обвиняемого.

Дальше — больше. Целых две недели Судебная палата препиралась с прокуратурой по вопросу: считать ли Князя Мышкина диким животным или домашним?

Потом еще две недели выясняли: есть ли у Питера доказательства законного приобретения хомяка в собственность, и если нет, то не приобрел ли он его преступным путем?

Потом столько же времени власти выносили частное определение в адрес таможенных и санитарных служб, и правления компании «Спейсфрок», допустивших провоз без надлежащих документов и санитарного паспорта «существа живого, малоразмерного, одна штука». (Именно так в официальном акте осмотра места происшествия был характеризован трагически погибший хомяк.)

Дело переносили из городского суда — по порту приписки «Туш-Кана» — в космический, ибо убит был всё-таки капитан, затем из космического — в планетарный и наконец в Верховный Суд Среднегалактического союза.

Больше того, его дело должен был рассматривать наряду с присяжными Главный электронный судья. Это был чудом доживший до сего дня представитель когда-то большого семейства юрискомпьютеров, искусство изготовления которых было утрачено вместе с гибелью мира Джер, сгоревшего во вспышке сверхновой, и его старались не беспокоить без нужды. Но тут казус был действительно необычным.