По Кабакам и Мирам - Лесин Евгений. Страница 9

Добрые люди опешили. Во-первых, Главный Экзамен сдан, чего уже не случалось с заезжими и чужими давно, а во-вторых, Лукас разошлась не на шутку. Еле уняли мужики, попы и хасиды разбушевавшуюся девку. «А ты, – кричит она одному попу, – Когда последний раз крест свой наперстный чистил? Совсем тут обленились без меня? Получай в морду, гад! А ты, собака, почему рясу в сапоги заправляешь? Почему между ремнём и пузом кулак просунуть можно? На вот тебе этим кулаком, на ещё!» Только самогоном и успокоили.

Сидим, пьём с православными, Лесин говорит томно:

– А здесь… э… миленько.

Лукас тоже угомонилась, только вяло стучит время от времени табуреткой по лысине близлежащего пьяного русского мужика. Хасидам улыбается, попов за кресты дёргает, стаканы об иконы бьёт, пустые бутылки грозит каждому в зад запихать. Каждому не получилось, конечно. Первым трём (а очередь сразу большая выстроилась – эротики мужикам не хватает, на все готовы) ещё запихала, а четвёртую не стала.

– Потому что она недопитая ещё. Мы её с собой заберём.

– Прощайте, православные! – Лесин поднял над головой руки в приветственном жесте олимпийца-победителя, – Вступайте в банду Волочкова и Басковой, там хоть поебётесь по-человечески в туннелях метро.

– Жида не выпускайте! – закричал откуда-то из недр кабака стрелец-вышибала, но непонятливые наши собутыльники на него же и накинулись. Хорошими они оказались ребятами.

Глава седьмая.

Спорт-бар «Убежим от инфаркта – к инсульту»

Вышли мы из «Кабака всех святых». Идём, бутылку четырьмя руками держим – бережём. Слегка качаемся.

А вокруг – все качаются!

Но только как-то неправильно. Один штангу качает, другой гири, третий приседает, четвёртый подтягивается. А вокруг – турники, брусья, кольца… И все прямо на улице. Прямо на тротуарах. То есть идёт человек и по дороге на спортивные снаряды натыкается. То в длину прыгнул, то в высоту, то возле дорожного знака «10 отжиманий на кулаках» остановился – отжимается. На перекрёстке очкарик сидит за шахматной доской. Фигуру прохожий передвинул – дальше пошёл. По дороге снуют не машины, а велосипедисты, бегуны, спортивные ходоки…

– Чего стоите? Не положено! Знака такого нет, чтобы тут стоять! – бьёт нас по спине клюкой старушка.

– А по морде кому? – ласково интересуется Лукас, но старушка уже клюку свою раскрыла, как подзорную трубу, и оказалось, что это не клюка никакая, а шест для прыжков в высоту. Прыг – и зловредная бабка уже на третьем этаже, в окне улыбается, цветочки поливает.

– С дороги! Зашибу! – пропыхтел нам в спины здоровенный мужик, впряжённый в вагон с какой-то диетической гадостью. – Это полоса для грузовых бегунов!

Мы, конечно, отпрыгнули, посмотрели себе под ноги: и точно. Асфальт под нами на полосы расчерчен, и на каждой полосе нарисован то бегун, то бегун с прицепом, то велосипедист, а то вообще голая баба. Но это её кто-то из озорства нарисовал, не считается.

– Чего стоим, кого ждём! – чуть не сбила нас с ног рослая воспитательница с олимпийским флагом, воткнутым в пышную причёску. За ней, накрепко привязанные к нетолстому канату, болтались детсадовцы средней группы. Бежали, как могли, а которые не могли – волочились по асфальту.

– Истинно спартанские условия! – восхитилась Лукас. – Если бы нас так воспитывали, я бы уже была чемпионом мира по бодибилдингу!

– А я бы ещё в детстве умер, – вздохнул Лесин и сунул бутылку за пазуху.

Огляделись мы ещё раз, и поняли, что лучше бежать, чем идти: а не то опять поймают, скрутят, заставят какой-нибудь экзамен сдавать. Там уж избиением жида не ограничишься: придётся подтягиваться, отжиматься, пистолетик делать. А мы пьяные и слабые. Даже на минетик и то не способны, не говоря уже о спортивном или половом ориентировании.

Так что бежим, задыхаемся, спасаем свою жизнь и здоровье. Там и сям стоят автоматы с бесплатной газированной водой. Чтобы получить воды, надо всего-то ничего: поднять пятидесятикилограммовую чугунную плиту, перекувырнуться через неё, сделать шпагат – и пей себе, сколько влезет. Около аккуратных пешеходных переходов с пятицветными (в форме олимпийских колец) светофорами люди падают на землю и отжимаются, пока нужный сигнал не загорится.

– Слушай, – пыхтит Лукас, – тут ведь и на велосипедах какие-то гады едут, может и нам как-нибудь?

– Больные, наверное, их тут велосипедами морят… ну то есть лечат.

– Давай скажем, что мы больные, а то силы мои на исходе!

Через пару шагов, за поворотом, как раз пункт проката велосипедов замаячил перед нами, так мы к нему, как к круглосуточному кабаку, случайно на необитаемом острове обнаруженному, кинулись.

– Вам куда? – вежливо спросил нас атлет в смешных пятицветных трусиках, ведающий выдачей велосипедов.

– До Кремля! – брякнула Лукас (для солидности).

– До Кремля отсюда – пять километров, – строго ответил атлет. – Так добежите.

– А мы уже от Кремля поедем туда, куда надо! Во Владивосток, в смысле. – нашёлся Лесин. – Начинается земля, как известно, от Кремля!

– Ну вы чудные! – подивился атлет. – Там же, рядом с Кремлём, самый лучший пункт проката велосипедов, а у нас так, средненький.

– А у меня в том пункте проката бывший муж работает! Я не могу его видеть, сердце разрывается! – заявила Лукас и вцепилась в ближайший велик. А за соседний Лесин ухватился.

– Ладно, доходяги, езжайте, – улыбнулся атлет. Пощёлкал по кнопкам своего портативного компьютера, нацепил на нас какие-то датчики.

– Будете снижать скорость, получите удар током, – пояснил этот тренер от инквизиции. – Остановитесь раньше времени – сигнализация сработает, и вас тут же, без выяснения причин, в спортбат упекут.

Нам, конечно, послышалось: спортбар. Но умом, увы, понимали: спортбат. Спортивный батальон, лагерь спортивной смерти. Физкульт личности и олимпийский холокост.

– А если в туалет понадобится срочно? Тоже нельзя останавливаться? – пугается Лукас.

– Можно. Нажмите на кнопку «три» и сохраняйте мочу до конца поездки. Счастливого пути!

На велосипеде ехать – это, конечно, совсем не то, что бежать пешком. Но и тут у спортивных садистов свои подводные камни зарыты: если не крутить педали изо всех сил (а они ещё какими-то специальными хитрыми механизмами заклиниваются, чтобы труднее вертеть было) – подлый датчик током лупит, как подорванный. Несёмся, сломя голову, в толпе таких же оголтелых. Вот уже и Кремль проехали, и пять стадионов, и сто двадцать спортзалов, два спорткомплекса и восемь бассейнов «Москва» и десять бассейнов имени бассейна «Москва». Около последнего не выдержали – свалились в мягкую зелёную траву. Тут же жмём спасительную кнопку «три», чтобы сигнализация не сработала.

– Не мешало бы выпить, – хрипит Лесин.

Из бассейна имени бассейна «Москва» доносятся радостные крики купальщиков и довольные стоны купальщиц, брызги летят во все стороны. А чуть правее, какой-то переулочек кривой виднеется, и по нему никто не бежит, никто не отжимается рядом, и атлетически сложенных милиционеров не видно. Только десяток плакатов и указателей: «Если упал – отжимайся, сволочь», «Бегом от инфаркта к инсульту», «Велосипед – спортивный снаряд, а не средство передвижения», «Не болтай у спортснаряда, болтун – находка для неспортивного гада» и так далее. А чуть в глубине – подозрительно знакомая дверь, вроде как у пирожковой. Подползли мы поближе (идти уже не могли – ноги по самые груди отнялись, руки еле слушаются, голова, впрочем, ясная – и это особенно страшно) – а над пирожковой вывеска болтается, криво гвоздями прямо к кирпичной стене прибитая. Последние буквы спортсмены на снаряды растащили, только следы от них остались, что ж, читаем, что осталось: «Пирожки горя». Даже на ноги поднялись, так нас эта надпись очаровала.

– Ну, если у них тут спорт – счастье, то я за пирожки! – говорит Лукас и уверенно открывает дверь. – Ну-ка, несите нам сюда ваши пирожки!

Внутри – душно, накурено, пахнет перегаром. По стенам висят свастики. За стойкой бара стоит Гитлер и радостно нам улыбается.