Воля Небес (СИ) - Астахов Евгений Евгеньевич. Страница 24

— Значит, всё же не пойдёшь туда? — уточняет Зейн, ловко крутанув мечом. — Боишься, что я размажу тебя родовой техникой?

Не удостаиваю эту глупость ответом и молчу, пока мы не остаёмся наедине. Двор весьма просторный — отличная площадка для нашего поединка. Зейн никогда меня не простит и будет искать моей смерти любой ценой. Такой упорный и настырный человек, как он, понимает только силу. Хотя он даже осмелился бросить вызов Императору… Возможно, я недооцениваю его.

Однако даже при всей моей неприязни к нему я желаю честной битвы, где у него есть хотя бы шанс. Если мы выйдем на улицу, то на моём этапе Рубинового Феникса я просто размажу его, как уже было с Джихвэем.

Зейн замер напротив меня, сжимая меч в расслабленной руке. Его глаза горят яростным пламенем, а голос дрожит от едва сдерживаемой ненависти:

— Ты думаешь, я не знаю всей правды, Рен из Лесных Холмов? О нет, Император лично посетил эту проклятую тюрьму и поведал мне всё. Он пришёл сюда, к своим поверженным врагам, чтобы насладиться нашими страданиями, чтобы ещё раз провернуть нож в наших сердцах.

Противник делает шаг вперёд, его голос крепнет, наполняясь болью и гневом:

— Альдавиан рассказал мне, как мой сын, моя плоть и кровь, пал от твоей руки. Все эти россказни о его подвигах на Западе, о доблестной службе в Гвардии — ложь! Он погиб задолго до этого, а ты, ничтожный простолюдин, занял его место, присвоил себе его славу.

Он обводит мрачным взглядом стены тюремного двора, и горько усмехается:

— Знаешь, в чём самая большая ирония? Я ведь гордился им. Гордился, слыша о его свершениях, думая, что вырастил настоящего воина, достойного нашего клана. А оказалось, что всё это время я гордился тобой, убийцей моего наследника.

Опальный аристократ вновь обращает на меня полыхающий ненавистью взор и делает размеренный шаг вперёд, твёрдо держа на вытянутой руке клинок, направленный мне в сердце:

— Император смаковал каждую деталь, упивался моим отчаянием и бессилием. Он хотел, чтобы я знал всю правду перед смертью, чтобы мои последние мысли были о том, как я не уберёг сына, как не смог за него отомстить. Но он просчитался.

Голос собеседника опускается до свистящего шёпота:

— Я заставлю тебя заплатить за всё. За каждую каплю крови моего сына, за каждую слезу моей дочери. Тебе не скрыться от гнева отца, потерявшего своё дитя. Готовься к смерти, ибо сегодня ты отправишься прямиком в Подземное царство!

С этими словами Зейн бросается на меня в стремительно колющем выпаде. В его глазах пылает всепоглощающая жажда мести, застилающая разум. И я понимаю, что только один из нас покинет этот двор живым.

Мне вспоминается начало моего Пути. Я не использую оружие. Как и прежде, моё основное оружие — кулаки. Закалившееся физически тело от перехода на столь высокий этап и так даёт мне существенное преимущество. И дело даже не в этом. Зейн не выбирал бы против своего заклятого врага оружие, которым плохо владеет. И я не буду. Любое оружие, кроме кастетов, для меня будет балластом в этой битве.

Лезвие, свистя, рассекает воздух, проносясь мимо, когда я совершаю резкий кувырок. Зейн — умелый фехтовальщик, его комбинации причудливы и замысловаты. Порой кажется, что меч живёт своей жизнью. Он то изворотлив, как змея, то прямолинеен, как таран. Длинные комбинации сменяются градом однообразных колющих и режущих ударов, но их скорость и качество исполнения с лихвой компенсируют простоту.

Я отбиваюсь и нападаю. Кулаки, обмотанные сорванными с одеяния тряпками, бьют по плоской части лезвия, сбивают темп его атак, нарушают боевую песнь клинка. Не буду отрицать, что весьма искусную. Оппонент несколько раз достаёт меня вскользь, рассекая одежду и оставляя пару глубоких царапин.

В долгу не остаюсь и я, сближаюсь рывком. Немного непривычно двигаться без постоянного потока Ки, но я быстро адаптируюсь. Обходя выставленную защиту, делаю несколько резких прямых ударов в корпус, выбивая из него воздух. Врага пошатывает, а я заканчиваю свою комбинацию подсечкой. Он кувыркается и летит на землю, но, словно цирковой акробат, в последний момент выставляет свободную руку и отталкивается от земли.

Сближаюсь, но его меч, стрельнувший мне в лицо, не даёт нанести ещё один удар. Вертикальным взмахом он заставляет меня уклониться, выиграв себе время. И Зейн вновь уже стоит на ногах. Оружие за счёт дистанции всё же даёт ему преимущество, и битва без использования Ки отличается от тех, к которым я привык за последние годы. Прежде здорово выручали Длани Асуры, которые в досягаемости порой не уступали копью. Меч сильно склоняет чашу весов на его сторону, а ещё его искусство. Не все аристократы используют оружие просто для красоты.

Однако отточенная память художника позволяет мне запомнить каждое движение оппонента. Я начинаю выстраивать длинные серии, переводя бой, рассчитанный на инстинкты, в сложную игру разумов, в которой Зейн постепенно начинает проигрывать. Мы размениваемся ударами, но мне удаётся сводить последствия ранений к минимуму. Они проходят вскользь, однако их количество немаленькое, и если бой затянется, я могу и не выйти из него победителем. Обескровленный, потеряю силы и пропущу смертоносный укол.

Зейн стойко выдерживает мои прямые удары по корпусу, старательно избегая попаданий в голову. Противник прекрасно понимает, что один такой удар по лицу отправит его в забытье. Несмотря на возраст и разницу в массе, его тело отлично справляется. Правда, недолго. Выносливости не хватает, а я специально поражаю одни и те же места.

Особое внимание я уделяю печени, нанося туда серию мощных и точных ударов. Каждое попадание вызывает у Зейна острую парализующую боль, от которой он едва не сгибается пополам. Его дыхание сбивается, становится затруднённым из-за спазма диафрагмы. На краткие мгновения мышцы аристократа сковывает, лишая его возможности двигаться и уворачиваться от последующих атак.

Я безжалостно пользуюсь этими моментами слабости, обрушивая на противника град новых ударов.

Вот он уже хромает на одну ногу, вот плетью опустилась вторая, без меча. Неопытному бойцу может показаться, что тут такого? Однако вторая рука важна для баланса. Пусть Зейн перестраивается довольно быстро, но всё равно начинает делать ошибки всё чаще.

И наш поединок постепенно подходит к концу. Вот противник пропускает резкий, словно молот, удар по лицу и валится на спину. Пытается подняться, но падает вновь.

— Довольно! — бросаю я.

— Ну уж нет, — кривится Зейн. — Как я и говорил, живым отсюда уйдет только один… Если оставишь в живых, стражи отволокут меня в темницу. Снова будут пытать и ставить опыты. Они разбежались, как крысы, но стоит тебе уйти, выползут из своих нор и закуют в цепи. В те самые, что отнимают силы и не дают быть адептом.

Его голос дрожит от едва сдерживаемых эмоций:

— Так пусть лучше я умру свободным, чем снова окажусь в их лапах. И если мне суждено погибнуть сегодня, то я проклинаю тебя своей кровью. Пусть она отравит твои победы, превратит триумф в пепел, а все твои достижения обратятся прахом. Да не найдешь ты покоя ни в этом мире, ни в следующем.

Какие бы чувства он ни вызывал у меня, это не важно. Если я не хочу уподобляться ему или Альдавиану, то лучше…

Киваю и сжимаю кулак, когда он шепчет:

— Передай… передай Мэйлин, что я всегда любил её, несмотря ни на что. Пусть она знает, что её отец ушёл непокорённым.

Мой удар достигает такой мощи, что шея Зейна хрустит, а его голова неестественно откидывается назад. На миг в его глазах вспыхивает удивление, смешанное с болью и… облегчением? А затем взгляд стекленеет, и жизнь покидает его тело.

Противник падает на землю, как марионетка с обрезанными нитями. Из уголка его рта стекает тонкая струйка крови, но на лице застыло умиротворение человека, принявшего свою судьбу. Того, кто предпочёл смерть в бою унизительному плену и бесконечным пыткам.

Я стою над поверженным врагом, чувствуя, как горечь и сожаление смешиваются в моей душе. Несмотря на всю ненависть Зейна, на его жестокость и безрассудство, я не могу не уважать его решимость и готовность идти до конца. В его последних словах, обращённых к дочери, проступила искра того человека, каким он мог бы быть, не будь его сердце отравлено жаждой мести и гордыней.