Русский Север. Красота края в рассказах писателей - Казаков Юрий. Страница 13

Хотя память митрополита Филиппа и опустевшая усыпальница его имеют для посетителя преобладающее значение, но следует вспомнить и о другом деятеле, почивающем в ограде монастырской во дворе подле собора. Это Авраамий Палицын, келарь Троицкой лавры, один из самых выдающихся людей в годину лихолетия. Он был членом посольства, отправленного в Смоленск к Сигизмунду; во время движения к Москве Пожарского и Минина он с Дионисием, архимандритом Троицкой лавры, писал им грамоты и торопил прийти; Авраамий ездил в Ярославль для уничтожения раздоров и беспорядков в рати Пожарского, шедшей к Москве; он, наконец, был членом посольства, отправленного просить на престол молодого царя Михаила Федоровича. Авраамий умер в 1647 году в Соловках, в которых недобровольно прожил семь лет. От Палицына осталось сочинение «Летопись о многих мятежах», за время обладания столицею поляками, – один из любопытнейших источников для исследования Смутного времени. Палицыны происходили от знатного рода новгородских выходцев, прибывших в Москву в XIV веке и носивших имя от родоначальника своего, прозванного Палицей.

Следует упомянуть, что будущий патриарх Никон принял здесь, в Соловках, иночество и прожил несколько лет. Также принял здесь пострижение и бывший царь Казанский Эдигер. Одна из надгробных надписей на монастырском дворе гласит, что тут покоится кошевой атаман сечи, Кольнишевский, сосланный сюда «на смирение» в 1776 году.

В одной из башен монастырской стены, называемой Успенскою, помещается очень любопытный арсенал монастыря, с большим количеством деревянных стрел, копий, алебард, бердышей, кольчуг, пищалей и пушек. Посещавший этот арсенал вспоминает исторические факты, в которых монастырская жизнь принимала военную окраску. Этими бердышами и алебардами вооружались монахи в XV и XVI столетиях против шведов; из этого арсенала взято было оружие во время раскольничьего мятежа в XVII столетии, против царских войск. Когда в 1854 году бомбардировали обитель англичане и монастырь вооружался против них, то в арсенале оказалось 20 пушек разного калибра, 381 пика, 648 бердышей, и все это пошло в ход и послужило для вооружения. Главный начальник края поручил тогда одному из офицеров, Бруннеру, осмотреть побережье Белого моря и Мурмана, строить и вооружать батареи, но только местными средствами. Таким образом, при помощи монахов и богомольцев построено было несколько батарей и в Соловках; для защиты скотного двора на Муксалме, на который зарились англичане, устроено было для действий против десанта нечто вроде конной артиллерии в три орудия, ездовыми которой были богомольцы, прислужники, а командование поручено монаху, бывшему фейерверкеру; командир этот, в монашеской одежде, командовал молодецки. Орудия из-за монастырской стены глядели грозно, но взяты они были с бору да с сосенки. Одна пушка, отлитая при царе Алексее Михайловиче, найдена была в бане, где заменяла каменку для получения пара; в других орудиях была масса свищей и раковин; пришлось просверливать стволы. Вооружению монастыря помогали отставной коллежский асессор Соколов и отставной гвардии унтер-офицер Крылов. Следы бомбардировки имеются налицо в грудах бомб и ядер, в знаках на стенах и на иконах. Стреляли англичане плохо; лесистый островок заслонял монастырь, и большая часть бомб перелетала через и ложилась за ним в Святое озеро. В озере этом летние богомольцы считают долгом своим искупаться.

Следует напомнить несколько подробнее о раскольничьем мятеже, имевшем место в Соловках, так как это одна из любопытных страниц нашего Севера. Явное возмущение раскольничествовавших монахов началось при настоятеле Варфоломее и длилось ровно десять лет.

Огромное количество богомольцев посещают монастырь который уже век. Дней за десять до Троицына дня в Петербурге, на Калашниковой пристани, можно видеть отправление соловецких паломников. Пестрый народ этот помещается в одну, а нет – так и две соймы и двигается, буксируемый пароходом, вверх по Неве. Путь их рассчитан так, чтобы быть к Троицыну дню в Свирском монастыре, ко времени ежегодного перенесения мощей Св. Александра Свирского из одного храма в другой. Оттуда Свирью и Онежским озером двигаются они на Повенец, чрез Олонецкий горный кряж, Масельгу, кто пешком, верхом, в телеге, а иногда по пескам на санях, приходят они к Сумскому посаду на Белом море, где ожидают их карбасы или пароходы Соловецкого монастыря.

120 верст, остающиеся им до обители, в сравнении с пройденным путем кажутся им, конечно, недалекими. Едва только завидят они в море мелькающую точкой святыню монастырскую, как приветствуют ее общим коленопреклонением и молитвой. Эта минута могла бы дать богатейший сюжет картине живописца.

Когда-то еще недавно Соловецкая обитель служила местом ссылки; сюда ежегодно командировалась особенная военная команда в составе одного офицера и 20 рядовых из архангелогородского местного батальона для различных служебных нарядов. Великий Князь произвел этой команде смотр и остался доволен молодецкою выправкой и удовлетворительным снаряжением и обмундированием.

Так как цель командирования ее для содержания караула при тюрьме утратила всякое значение, за упразднением тюрьмы, то Его Высочество признал бесцельным дальнейшее пребывание команды на острове, и она возвращается к своему батальону. Архимандрит Мелетий, как комендант крепости сопровождая Великого Князя к команде, подал Его Высочеству почетный рапорт.

Первый день пребывания нашего в Соловках был посвящен замечательностям центральной обители, причем Великий Князь побывал решительно везде: в рухлядне, школе, в больнице, в мастерских, даже в тех кельях пекарей, в которых дышать жарко, даже в тех гостиницах, где неэлегантно; второй день был назначен на объезд и посещены: Живоносный источник, Сергиева пустынь на Муксалме, Секирная гора, Савватиева и Макарьевская пустыни и часовни. Дороги на острове очень хороши, и быстроходные монастырские лошадки мчали нас по ним очень весело. Лес южной части острова так зелен и красив, травы так густы и сочны, день был так тепл и ясен, что решительно не верилось близости Ледовитого океана. Но пройдет это короткое лето, и обитель покроется глубокими снегами, и отгородится она ото всего мира неприступными, навороченными осенним взводнем волн льдинами, станет тогда застывшая поверхность моря «ропачиста», и нет тогда с обителью сообщения, и отделена она от живых людей не меньше, чем умершие. Но прилетает в Благовещение чайка, час воскресения настает, и умершие возвращаются к жизни.

Глубоко светел и спокоен был вечер 17 июня, когда Его Высочество, отслушав у мощей Преподобных Зосимы и Савватия молебен, отслуженный соборне архимандритом Мелетием, и поклонившись со своими спутниками Святым Угодникам, под звуки всех колоколов монастырских, сквозь длинные ряды годовиков и народа, предшествуемый иконами и хоругвями, вдоль сыпавшихся цветов, ложившихся под ноги живым ковром, при духовном пении и криках «ура» сошел к пристани и отбыл на «Забияку». Всем чинам «Забияки» розданы были от архимандрита образки; утром на клипере монастырскою братиею отслужена была литургия. Мы снялись с якоря немедленно и взяли курс на запад, к городу Кеми.

Александр Энгельмейер. По русскому и скандинавскому северу

Путевые воспоминания [4]

По России. Вступление

Я выехал от себя из деревни (Рязанской губернии) 10 июня 1898 года. План моего путешествия был таков: проехать по Сухоне и Северной Двине до Белого моря, там посетить Соловецкие острова, объехать морским путем наш Мурман, берега Норвегии, отчасти Швеции и Дании, затем вернуться северною Пруссиею домой, заехав в Поланген – прелестное морское купальное местечко в Курляндии.

12 июня я был уже в Вологде, путь до которой описывать не стану. Дорога эта слишком известна нашей публике. О красавице Волге тоже не буду распространяться. Ее приходится переезжать едущим на Вологду и Архангельск в Ярославле…