Спартак - Лесков Валентин Александрович. Страница 20

Так шельмовал Цицерон Л. Квинкция, одного из главнейших вожаков партии Цетега, ведущую фигуру форума 74 года, полного разгула народных страстей.

А что происходило в то же время в Испании и Малой Азии, на театрах военных действий?

Глава пятая

ДЕЛА ЗАРУБЕЖНЫЕ

Весной 74 года, получив подкрепления из Италии в виде двух легионов, Помпей и Метелл из своих зимних лагерей вновь двинулись к Иберу. Серторий и Перперна с двумя армиями двинулись им навстречу. Стороны не успели еще помериться силами, как большое количество римлян-эмигрантов стало покидать армию Сертория и бежать к Помпею и Метеллу.

Столь удивительное для многих явление (Серторий находился на вершине могущества и имел огромную армию в 150 тысяч человек) объяснялось тем, что в Италии уже начались волнения рабов. И для всех сторонников Сертория, бывших италийских рабовладельцев без различия в групповых оттенках, встал вопрос: как отнестись к этому? Следует ли пойти на мир с партийными врагами — сулланцами для общей борьбы с мятежными рабами? Или надо предоставить возможность рабам бить своих партийных противников?

В результате дискуссий среди марианской верхушки в Испании начался раскол. Левое крыло, хотя и не без колебаний, высказалось за продолжение военных действий против сулланцев. Правое крыло требовало заключения немедленного мира с консервативной партией и возвращения з Италию для участия в войне с общим врагом — восставшими рабами.

Борьба групп в марианском сенате сопровождалась непрерывными интригами друг против друга, тайными переговорами с Помпеем и Метеллом, секретной перепиской с ведущими деятелями сената.

Там также не было единого мнения в отношении сергориапцев. За соглашение с ними стояли М. Красс и П. Цегег. Цетегу казалось легко найти общий язык с серториапцамн, как бывшему марианцу. Красс, как деловой человек и финансист, ни к кому не испытывал вечной ненависти и руководствовался во всем исключительно выгодой; выгода же прекращения войны с Серторием и сосредоточения всех сил государства против собственных мятежных рабов представлялась совершенно несомненной.

Но далеко не все в сенате хотели соглашения. Твердые сулланцы (Кв. Катулл, Кв. Гортензий и др.) высказывались — и очень решительно! — против мира с заклятыми политическими врагами. Их поддерживал безусловно со своей группой Помпей. Последнему вовсе не хотелось попасть в двусмысленное положение при заключении мира с Серторием, не хотелось ему и далеко идущих уступок.

Среднее положение занимала колебавшаяся группа консервативных реформаторов (Г. Котта, Л. Котта и др.).

Положение римского сената было, естественно, выгоднее. Он находился у себя на родине и представлял ее. Напротив, его противники, марианский сенат в изгнании, находились в положении врагов отечества.

И все-таки контакты между представителями двух сенатов и лагерей существовали. Эти тайные контакты (на одной стороне часто были дяди, на другой — племянники, на одной — отцы, на другой — сыновья) и многократные попытки к перетягиванию противников на свою сторону с 74 года начинают давать Помпею и Метеллу совершенно неоспоримый перевес.

Желая вернуться в Италию и принять участие в войне против собственных восставших рабов (перед классовым противоречием с рабами все другие противоречия отходили на задний план), представители правого крыла марианцев начали перебегать к врагу. Все попытки Сертория остановить поток беглецов оказались безуспешными. Тогда разгневанный полководец, упрекая своих соратников в неверности, отстранил их от обязанностей телохранителей. Серторий заменил их стражей из кельтибероз, а на высшие командные должности стал выдвигать известных своей храбростью и воинским умением испанских аристократов. В результате римские части по службе часто оказывались в подчинении у последних.

Эти перемены вызвали среди римлян-эмигрантов сильнейшее озлобление. Они считали несправедливым подвергаться обвинению в неверности из-за преступления, как они говорили, «немногих». К тому же их выводили из себя насмешки кельтиберов, всячески коривших их как людей, потерявших значение и доверие. Чувствуя себя в затруднительном положении, римляне-эмигранты все-таки не решались оставить Сертория: многие не надеялись на мир с сулланцами, а Серторий имел репутацию блестящего полководца и подтвердил ее многими победами. Поэтому значительное число марианцев правого крыла поневоле оставалось в лагере вместе с твердыми сторонниками Сертория.

Впрочем, у правого крыла имелось и много других оснований для неудовольствия. Им не нравился в целом весь политический курс Сертория, направленный на романизацию Испании и привлечение на его сторону местного населения. Этот курс Сертория базировался на проведении следующих мероприятий: 1) снижение налогов, 2) мягкое обращение с населением, чуждое всякой надменности и жестокости, 3) освобождение городов от постов (воины жили в зимних бараках в городских предместьях), 4) уважение местных обычаев (награждение солдат и офицеров цветным платьем, оружием, изукрашенным золотом и серебром, и пр.), 5) введение в испанском войске римской военной организации, 6) распространение о себе слуха как о посланце божества (с этой целью Серторий держал при себе белого оленя, якобы открывавшего ему волю бога), 7) забота о детях (детей аристократов учили в латинской школе в городе Оске).

Тайные и явные разногласия среди сторонников Сертория, безусловно, отражались на ведении боевых операций. Полководцы сената хотя и медленно, но успешно начали теснить врагов. Они отняли у серторианцев восточную Испанию, заняли города, служившие Серторию складами оружия, перенесли операции на верхнее и среднее Эбро.

Метеля, по-стариковски упорный, несмотря на прошлые неудачи (прежде он злился и говорил: «Да кто такой Серторий?! Он — дезертир войска Суллы, он — остаток разбитой армии Карбона!», потом за убийство Сертория обещал 100 талантов серебра и 20 тысяч плетров, а изгнаннику право вернуться в Рим), наконец-то поймал успех за крылья и разбил своего старого недруга Гиртулея, ближайшего соратника Сертория, наголову. Сам полководец пал в битве. Это печальное событие произвело огромное впечатление на всю Испанию. Верность многих городов поколебалась, и они один за другим стали сдаваться римским полководцам.

Была уже глубокая осень, когда Помпей осадил непокорную Палланцию, знаменитый в Испании город ваккеев, племени кельтиберов, очень культурный и богатый в недавнем прошлом золотом. Серторий заставил врагов снять осаду. Помпей поджег деревянные стены города (Серторий их потом восстановил) и удалился на соединение с Метеллом. Вскоре после этого Серторию удалось нанести римлянам поражение у местечка Калачур (верхнее Эбро). Убив 3 тысячи врагов, он отвел войска на зимние квартиры. Это сделали и Помпей с Метеллом. Кампания 74 года в Испании закончилась.

Оба сенатских полководца могли чувствовать себя вполне удовлетворенными ее результатами: лагерь противника, несмотря на некоторые успехи Сертория, разваливался на глазах, и это внушало большие надежды. Метелл, вначале недоверчивый, полностью признал своего младшего но возрасту коллегу. Действительно, Помпей показал во все эти трудные годы качества умелого политика и дипломата. Он обнаружил твердый ум, быструю сообразительность, такт и осторожность во всех делах, в боях — бесстрашие, замечательную физическую силу и выучку. Он умел находить общий язык с солдатами, с удовольствием исполнял вместе с ними физические упражнения, ел из солдатского котла и не жалел собственных денег на выплату жалованья. В этом молодом человеке, казалось, возродился Г. Марий, но стоявший не против сената, а за него.

За подготовку к новой войне с римлянами Митридат взялся вплотную с середины 75 года. На этот раз, умудренный опытом, он действовал иначе, чем прежде. «Он отказался от пестрых полчищ, от устрашающих разноязыких варварских воплей, не приказывал больше готовить изукрашенного золотом и драгоценными камнями оружия, которое прибавляло не мощи своему обладателю, а только жадности врагу. Мечи он велел ковать по римскому образцу, приказал готовить длинные щиты и коней подбирал таких, что хоть и ненарядно разубраны, зато хорошо выучены. Пехоты он набрал 120 тысяч и снарядил ее наподобие римской; всадников было 16 тысяч, не считая серпоносных колесниц. К этому он прибавил еще корабли, на сей раз без раззолоченных шатров, без бань для наложниц и роскошных покоев для женщин, но зато полные оружием, метательными снарядами и деньгами» (Плутарх).