Спартак - Лесков Валентин Александрович. Страница 47

Вот это уникальное письмо, написанное в начале 70 года (оно почти вплотную примыкает ко времени восстания Спартака и по дате написания старше любого известного письма Цицерона!):

«Тимархид, акценз Верреса, шлет привет Апронию

1. Будь осторожен во всем, от чего может пострадать слава наместника. Ты энергичен и красноречив. Денежные средства у тебя есть. Забери в свои руки новых писцов и служителей: руби, бей Л. Волтея (легата нового наместника Л. Метелла. — В. Л.), который пользуется огромным влиянием. Если Л. Волтей будет на твоей стороне, сделать все остальное тебе будет нетрудно. Л. Метелл и Л. Волтей убеждены, что ты разорил земледельцев. Им прожужжали уши, говоря, что ты был в сговоре с пропретором. Скажи ему о мошеннических проделках земледельцев; с помощью богов мы заставим их попотеть.

2. Ты должен снискать себе любовь членов когорты (Л. Метелла. — В. Л.). Что кому нужно, то ты ему сули. Ведь всегда все получают желаемое, если за них просишь ты.

3. Ты знаешь, Л. Метелл — умный человек, но у Л. Метелла есть отрок — сын…

4. Я хотел бы, милый брат, чтобы ты верил своему братишке».

Таково короткое, но деловое и яркое письмо Тимархида, говорящее об уме лукавом и хитром, о блестящем знании людей.

7. Г. Клавдий из Палатинской трибы, опытный юрист. Это по его адресу Цицерон прошелся следующим образом: «Видите вон этого курчавого брюнета, который смотрит на нас так, как будто хочет сказать: „Ну, не умница ли я?“ В руках у него таблички; он пишет, дает советы и сидит бок о бок с ним. Это и есть Клавдий, который в Сицилии был комиссионером, толмачом, ходатаем по делам; можно сказать, что он считался товарищем Тимархида».

8. Кв. Корнифиций, секретарь и писец Г. Верреса, с его помощью составивший состояние, будущий народный трибун 68 года.

9. Волузий, гадатель.

10. Валерий, глашатай.

11. Корнелий (Артемидор из Перга) — врач, «научивший его некогда, как ему лучше всего ограбить храм Дианы в его родном городе».

12. Тлептолем, ваятель из воска, и Гиерон, живописец, — два брата, оба греки, давние знакомые Г. Верреса. Это о них оратор пустил остроту: «Были лишь святотатцы-греки, ставшие негодяями давно, Корнелиями недавно».

13. А. Валенций, переводчик, «бездельник и бедняк», «которым он пользовался обыкновенно не для переводов на греческий язык, а для грабежей и удовлетворения своих грязных желаний».

14. Л. Волкаций Тулл (отец) — большей частью «откупщик»; его сын Г. Волкаций Тулл будет позже легатом в войсках Цезаря.

15. Летилий, «знаток родной письменности», письмоносец Г. Верреса.

16. П. Невий Турпион, «отъявленный негодяй», «его шпион и ищейка, самый подлый из всей этой компании кляузников, осужденный за нанесенное кому-то оскорбление в пропретуру Г. Сацердота».

17. Секстий, ликтор, выполнявший у Г. Верреса роль палача.

18. Л. Карпинаций, глава откупщиков пастбищ в Сицилии. Поначалу он взял неправильную линию относительно наместника и враждовал с ним, но, получив несколько уроков, одумался, приложил усилия, вошел к Г. Верресу в милость, оттеснил соперников на задний план и «считался чуть не вторым Тимархидом, но он был еще опаснее, так как давал под проценты деньги тем, кто о чем-либо торговался с Верресом».

К этим людям Г. Веррес вскоре прибавил новых, выбранных из самих сицилийцев.

19. Клеомен, богач из Сиракуз; его жена, красавица Ника, пришлась по сердцу наместнику, большому ценителю женской красоты.

20. Доким, сицилийский откупщик, муж Терции, второй любовницы Верреса; наместник отнял ее у мужа-флейтиста Родия.

21. Эсхрион, откупщик, фиктивный муж третьей любовницы Г. Верреса Пипы; «об этой женщине писалось много стихов над судейским креслом и над головою самого пропретора».

22. Феомнаст, сицилиец, занимался изъятием у городов предметов искусства, а также откупами.

23. Дионисодор, сицилиец, во всех делах выступал как коллега Феомнаста.

24. Агатин, знатный сицилиец, и Дорофей. С ними обоими Г. Веррес быстро подружился, прельстившись Калли-дамой, женой второго и дочерью первого.

Вот каковы были окружавшие Г. Верреса люди! Вот кто составлял его так называемую преторскую когорту! Именно с ними подверг он Сицилию неистовому разграблению, которое приводило в такой ужас Цицерона! «Вы видите, судьи, — взывал оратор, — какой громадный пожар, зажженный откупщиками, уничтожил в его пропреторство не только поля, но и всю остальную собственность землевладельцев, и не только их имущество, но и права, обеспечивающие их свободу и гражданство. Вы видите, как одних привешивают к дереву, других бьют и секут, третьих держат под караулом в публичном месте, четвертых заставляют стоять за столом пирующих, пятым выносят обвинительный приговор врач и глашатай пропретора, между тем как собственность всех их все-таки уносится, насильно берется с их полей. И это называется властью римского народа, законами римского народа, его судами над его вернейшими союзниками, ближайшей к столице провинцией? Ведь это такая гнусность, на которую не решился бы даже сам Афинион, если бы он победил! Нет, судьи, куда беглым рабам, при всем их своеволии, до его испорченности!»

Так говорил Цицерон на процессе, и в словах его не было преувеличения.

Прибыв в Сицилию, Г. Веррес обосновался в Сиракузах, «самом большом из греческих городов и самом прекрасном в мире», в городе, который «со всех сторон, и с суши, и с моря, представляет очень красивое зрелище». Верный себе, Г. Веррес быстро нашел общий язык с прекрасными сиракузянками, «руководившими им в течение всех лет его наместничества».

Политика, которую он проводил в течение первого года своего правления, сводилась к следующему. Он активно грабил всех, кто получал наследства, разбирая их дела в собственную пользу. Принимал несправедливые иски, выжимая из «виновных» деньги путем штрафов и третейских судов. Торговал местами сенаторов в сицилийских городах. Заставил сицилийцев внести большие деньги в его кассу на постановку статуй ему самому, его мальчику-сыну и Верресу-деду, находившемуся в Риме. Отменил знаменитый местный праздник «марцеллии» и ввел вместо него — в свою честь! — «веррии». Занимался всеми видами махинаций, связанных с поставками в Рим хлеба. Отнимал у сицилийцев в свою пользу предметы искусства, самые редкостные и дорогие. Сам он называл такого рода предприятия своим «любимым занятием», его аристократические друзья — «слабостью» и «чудачеством», а сицилийцы — «разбоем»! За бесценок он заставил владельцев продать ему огромное количество прекрасно убранных триклиниев со всей обеденной обстановкой (ее он разместил по всем столовым у себя в Рим о и в многочисленных италийских усадьбах). Во многих богатых домах Сицилии для Верреса по его приказу ткали драгоценные пурпурные ковры. На острове Мелит, неподалеку от Сицилии, для него изготовляли, а потом и продавали с большим барышом дорогие женские платья. Чтобы принудить сицилийские откупные компании из римских всадников к подчинению (те ворочали миллионами и вовсе не хотели идти к наместнику на побегушки!), Веррес создал собственную откупную компанию по сицилийским десятинам во главе с Апронием, своим лучшим другом. Римские всадники пытались найти на Верреса управу в Риме, сначала в сенате, затем у народа.

Г. Веррес в ответ обратил против них страшное оружие, вложенное в его руки обстоятельствами: он стал утверждать, что его противники — «бежавшие из Испании серторианцы или тайные пособники пиратов». После такого обвинения разговор был короткий: в тюрьму их, на плаху!..

Расправа с недовольными приняла у Г. Верреса самые широкие размеры. «Стоило кому-нибудь не понравиться ему своими речами или своей физиономией — тотчас его бросали в каменоломни». По этому очень опасному пункту обвинения Гортензий и Веррес пробовали протестовать, но Цицерон нанес им ужасный удар, предъявив журнал сиракузских каменоломен. «Вы видите, — восклицал он, — как римских граждан, подобно стаду животных, гнали в каменоломни, — вы видите, какое множество наших сограждан было скучено в этом позорном месте; теперь ищите пометок об их выходе оттуда! Их нет. Стало быть, все они умерли? Если бы даже ты (Веррес. — В. Л.) и мог сказать это в свое оправдание, тебе бы не поверили. Но ты и этого сказать не можешь: в этой самой грамоте стоит слово, которого Веррес, как человек необразованный и неряшливый, или не заметил, или не понял — именно: «Наказаны смертью, казнены!»