Сталин и заговор Тухачевского - Лесков Валентин Александрович. Страница 24

Так думал о «грандиозной операции» Гейдриха очень осведомленный человек, который сам работал в конкурирующей организации (отсюда явное чувство неприязни, не исчезнувшее даже в 1963 г., когда статья автором была опубликована!) — в немецкой военной разведке того времени.

Правда, в его рассуждениях есть свои недостатки, и они сразу бросаются в глаза:

1. Необходимые данные по организации Красной Армии и ее командному составу Гейдрих мог собрать быстро. При его возможностях, создававшихся положением, это не составляло большого труда, а энергии и честолюбия ему было не занимать. Квалифицированные консультации он мог получать от русских белогвардейцев (их имелось достаточно в Германии, Чехословакии, Франции). Часть белогвардейцев уже давно находилась на службе у нацистов, выполняя тайно их поручения (князь Авалов и др.).

2. С руководством Красной Армии «партийные инстанции» нацистской партии (Гитлер, Гесс и др.), конечно, не могли иметь прямой связи: такие контакты исключались в силу непримиримой враждебности идеологий. Но почему не могли устанавливаться тайные контакты через зарубежного посредника оппозиционными элементами, враждебными Сталину (и в армии, и за ее пределами)? Ведь известное изречение гласит: «Враг моего врага — мне друг»!

3. А почему нельзя было найти подход к государственным деятелям Чехословакии? Чехословакия — маленькая страна, с сильным немецким влиянием, со значительным в то время немецким меньшинством. Гитлер имел здесь свою агентуру уже давно, на всех общественных уровнях.

4. Если весть о подготовке Гейдрихом секретной операции против верховного руководства Красной Армии не достигла ушей руководства военной разведки рейхсвера, то это говорит вовсе не о том, что такая операция не готовилась, а потом не проводилась! Просто секретность операции находилась на очень высоком уровне! А вызывалась эта секретность двумя обстоятельствами: во-первых, сама военная разведка подозревалась в измене фюреру (так позже и оказалось!), а во-вторых, страшная «резня», произошедшая в советском военном руководстве, внушила Гитлеру и Гейдриху большие надежды на проведение в ближайшем будущем аналогичных успешных операций.

Как смотрел Шпальке, крупный работник немецкой разведки, на личность Тухачевского? Он оценивал его фигуру с двух точек зрения: 1) по качествам характера и карьере, 2) по отношению к Германии и ее противникам. По первому пункту его суждение таково: «Честно признаюсь, что личность Тухачевского, несмотря на необычайно быструю карьеру в Красной Армии (или скорее всего именно из-за этого), с самого начала казалась подозрительной. Будучи молодым офицером (старшим лейтенантом или капитаном), он служил в царском гвардейском полку, после революции одним из первых офицеров, я бы не сказал, что открыл в себе революционные убеждения, а только тогда открыто заявил о них, когда подобное поведение ничем не грозило. (И было даже выгодно. — В.Л.) Он перешел на сторону Красной Армии и сделал для бывшего гвардейского офицера фантастический взлет на высший командный пост в Красной Армии, сделавшись вторым по рангу после наркома обороны Ворошилова. Эта скорая карьера допускает предположение, что он помимо прочих талантов принес с собой и чрезвычайную способность подстраиваться, позволившую ему обойти стороной неисчислимые рифы в водовороте революции, добраться до поначалу неприступного поста.

Он, разумеется, был одним из тех офицеров, для которых один упрямый полковник нашел хотя и примитивное, но меткое определение: «Высоко интеллигентен, но не без изъянов в характере». (Там же, с. 37.)

«В голове этого очень честолюбивого человека, возможно, проносились картины победоносного возвращения на родину корсиканца, а сам он верил, что ему суждена роль, подобная роли Бонапарта». (Там же, с. 38.)

Суждение Шпальке не теоретическое. Он лично встречался с Тухачевским на военных маневрах рейхсвера в 20-е годы, разговаривал с ним, слушал его беседы с другими, беседовал о нем с другими коллегами. Немецким генералам Тухачевский нравился: своими специальными познаниями, светскими манерами. Но офицеры более низкого ранга оценивали его более сдержанно. Многолетний сотрудник Шпальке, которого тот очень ценил, полковник Мирчински, отозвался о Тухачевском отрицательно. Он характеризовал его «как чрезвычайно тщеславного и высокомерного позера, человека, на которого ни в коем случае нельзя было положиться». (Там же, с. 38.)

Относительно второго пункта, подойдя к делу с патриотических позиций (несмотря на господство Гитлера!), Шпальке, естественно, не хочет опасной войны Германии с Россией. В этом смысле он сторонник «русской партии» среди военных, вместе со своим шефом по разведке генералом Штюльпнагелем, казненным Гитлером в 1944 г. за участие в заговоре и покушении на него. Поэтому перемена отношения Тухачевского в вопросе о прежнем союзе вызывает у него открыто враждебное отношение. «Тухачевский, — пишет он, — превратился в рупор тех офицеров, которые больше ничего и слышать не желали о прежнем многолетнем сотрудничестве с германской армией». (Там же, с. 38.) «Поездка в Лондон, а еще больше остановка в Париже задала нам в Т-3 (Ведомство военной разведки. — В.Л.) загадку. Советский Союз представляет на коронации (в Лондоне) маршал, потом этот Тухачевский, знакомый нам своими недружественными речами, едет еще и в Париж! Короче говоря, ничего хорошего за этим мы не видели. Мы в первую очередь опасались, что наши все еще более или менее хорошие отношения с Красной Армией совершенно нарушатся. Тухачевский в Лондоне и Париже — сигнал, дававший пищу для размышлений». (Там же, с. 38.) И еще в одном месте он вполне определенно высказывается на этот счет: «У Тухачевского, с его аристократической польской кровью, можно было предполагать гораздо больше симпатий к Парижу, нежели Берлину, да и всем своим типом он больше соответствовал идеалу элегантного и остроумного офицера французского Генштаба, чем солидного германского генштабиста. Он пошел на дистанцию к Германии, был за войну с Германией на стороне западных держав». (Там же, с. 38.)

Относительно причин гибели Тухачевского Шпальке был вполне согласен с мнением Кестринга, немецкого военного атташе в Москве, тоже являвшегося членом «русской партии» в немецком рейхсвере. (В 1937 г. Кестринг даже выступил с официальным протестом перед Наркоматом обороны по поводу слухов, связывавших его имя, как «фашистского генерала», с тайными переговорами Тухачевского и его заговором, чего на деле не было, так как он всегда лояльно относился к советской стороне, что не составляло ни для кого секрета.) Писал Шпальке так: «Кестринг усматривал в устранении Тухачевского конец внутриполитической борьбы за власть, во время которой Сталин ликвидировал своих действительных или мнимых противников. Мы присоединились к этой хотя и примитивной, но по сути, видимо, правильной оценке, ибо в отношениях с нами — и особенно с Кестрингом — со стороны русских никаких изменений не замечалось». (Там же, с. 37.)

Здесь надо еще раз подчеркнуть, что вопрос о подлинных политических и военных симпатиях Тухачевского остается открытым. Официальные поездки Тухачевского в Лондон и Париж, составляющие якобы «загадку», являлись поручением, следовательно, он проводил там официальную (а не личную!) точку зрения. Поэтому официальные речи о его личных взглядах ничего не говорят!

Теперь следует еще раз посмотреть на фигуры тех, кто возглавлял в сфере разведки антирусскую партию и направлял тайную деятельность против СССР. Главенствовали двое. Из них первый имел твердую и тайную ориентацию на Англию, а второй — на любое указание Гитлера. Люди эти — Канарис и Гейдрих.

Противники считали Фридриха Вильгельма Канариса (1887-1945) инициатором самых подлых преступлений гитлеровского режима, друзья — вдохновителем антифашистского движения в Германии, человеком, погибшим смертью героя и патриота. Находятся и такие люди, которые называют Канариса предателем, обвиняют его в том, что он несет прямую ответственность за поражение Германии в минувшей войне.