Заговор патриотов (Провокация) - Левашов Виктор Владимирович. Страница 52

— Нет, — сказала она. — В семье достаточно одного пьющего.

Томас глубоко задумался.

— Ты мне нравишься, Рита Лоо, — поделился он с ней итогом своих раздумий. — Да, нравишься. По-моему, ты хитрая штучка, но в тебе что-то есть. И если ты будешь говорить просто и понятно, мы поладим. Про какую семью ты сказала?

— Про нашу.

— Про нашу. Это очень интересно. Разве я сделал тебе предложение? Раньше я за собой такого не замечал.

— Сделаешь.

— Заранее дезавуирую!

Она усмехнулась. И снова как-то очень обидно.

— Ты не знаешь, от чего отказываешься.

— Почему не знаю? — обиделся Томас. — Я видел.

— Не все можно увидеть глазами.

— Рита Лоо! Я просил тебя говорить понятно! Глазами можно увидеть все! А чего нельзя увидеть глазами, того вообще увидеть нельзя! Потому что нечем.

Она засмеялась:

— Томас Ребане, я тебе завидую. Тебе столько еще предстоит узнать!

За дверью послышался какой-то шум. Томас насторожился и на всякий случай убрал бутылку за кресло. Шум стих. Томас еще послушал, потом вполголоса спросил:

— Ты, случайно, не знаешь, эти люди, там... — Он неоп-ределенно кивнул в сторону гостиной. — Что они делают?

— Сейчас? Не знаю. А вчера они вытаскивали твоих гостей и грузили в лифт.

— А они... кто?

— Твоя охрана. Только не спрашивай, для чего человеку нужна охрана. Она нужна, чтобы его охранять. Особенно если этот человек — национальное достояние. А теперь иди, — попросила она. — Я от тебя слегка угорела. Мне нужно привести себя в порядок, у меня сегодня много дел. Мы еще успеем наговориться. У нас впереди целая жизнь.

— Ты в этом уверена? — озадаченно поинтересовался Томас.

Она улыбнулась:

— Я на это надеюсь.

Томас не успел осмыслить ее слова. В дверь постучали.

— Войдите, — сказала Рита почему-то по-русски.

На пороге появился невысокий молодой человек. Кажется, тот, кто выходил в холл с пистолетом в руке. Сейчас на нем был серый пиджак букле, и кобуры с пистолетом не было видно.

— Доброе утро, Рита, — сказал он. — Извините за беспокойство. Привет, Фитиль. Уже два раза звонил какой-то человек. Некий господин Мюйр. Он хочет с тобой встретиться. Говорит, что хорошо знал твоего деда. Во сколько ему приехать?

— Ни во сколько! — твердо отказался Томас. — Я не знаю никакого Мюйра. Если он знал моего деда, пусть напишет воспоминания и пришлет мне. Я ознакомлюсь.

— Он сказал, что у него есть важная информация. Важная для тебя.

— Мне не нужна важная информация. У меня и так много важной информации. Мне нужно время ее обдумать.

При упоминании фамилии посетителя Рита Лоо, как отметил Томас, нахмурилась, потом ненадолго задумалась, но тут же изобразила доброжелательность.

— Дорогой, ты не можешь отказываться, — промурлыкала она. — Ты не принадлежишь себе. Ты принадлежишь всей Эстонии. Передайте господину Мюйру, что господин Ребане примет его, как только приведет себя в порядок, переоденется и позавтракает. Надеюсь, дорогой, двух часов тебе хватит. Значит, в четырнадцать часов.

— Скажу. И еще. Твой водитель спрашивает, когда тебе понадобится машина.

— У меня есть водитель? — удивился Томас.

— Есть.

— А какая машина?

— "Линкольн". Лимузин, белый.

— Понимаю, — сказал Томас. — У меня есть пресс-секретарь. У меня есть белый «линкольн». С водителем. У меня есть охрана. Вы, да?

— С каких пор мы на «вы»? — удивился молодой человек. — Потряси головой, Фитиль!

Томас потряс. И вспомнил.

— Я тебя узнал! — радостно известил он. — Ты — Муха. Точно? Ты бросил в бандитов мою водку. Очень метко бросил. Я бы так не смог. У меня бы не поднялась рука. Привет! Откуда ты взялся?

Молодой человек с недоумением посмотрел на него и укоризненно покачал головой:

— Тяжелый случай. Завязывай, Фитиль, с выпивкой. Точно тебе говорю тебе: завязывай. Ты сам потребовал, чтобы мы тебя охраняли.

— Нет, — подумав, проговорил Томас. — Я не требовал.

— Ты сказал, что боишься покушения. Со стороны русских экстремистов.

— Нет, — уверенно сказал Томас. — Я этого не говорил.

— А если вспомнить? Напрягись. Ты говорил это Янсену.

Томас еще подумал и повторил:

— Нет. Я не мог этого говорить. Потому что об этом никогда не думал. А раз не думал, то и не говорил.

— Господа, вы не могли бы продолжить беседу в другом месте? — вмешалась Рита Лоо. — Олег, проводите Томаса в его спальню. А водителю передайте, что машина будет нужна мне. Как, вы сказали, зовут человека, который хочет встретиться с Томасом?

— Мюйр. Матти Мюйр. Вы его знаете?

— Может быть. Таллин — маленький город. У нас все знают всех.

Пресс-секретарь. Из Женевы. Белый «линкольн». Водитель. Охрана. И какая! Трое русских ребят, которых целый день не могли захватить вся полиция и все Силы обороны Эстонии. И не захватили бы, если бы он, не подумав, не привез их в сторожку под Маарду, о которой знал Юрген Янсен.

И полный гардероб костюмов. Три. Нет, четыре. И еще черный фрак. Или это смокинг? Если сзади фалды, то фрак. У смокинга фалд нет. Да, фрак.

Томас стоял в своей спальне и размышлял о том, что быть внуком национального героя Эстонии — это, оказывается, совсем не плохо. Спальня была такая же, как у Риты Лоо, только не белая, а в золотистых тонах. И такая же мебель. И такая же многоспальная кровать. И к ней тоже примыкала ванная. Черная.

Да, неплохо. Даже хорошо. Вот только сам герой немножечко не того. Но, как сказал один эстонский писатель: «Эстония маленькая страна, поэтому ей приходится заполнять свой пантеон разным говном». Он сказал не совсем так, но типа этого.

И чем же за все это придется платить?

Томас был не из тех, кто портит себе нервы проблемами до того, как они возникли. В конце концов, все люди смертны. И если все время об этом думать, что это будет за жизнь? Это будет не жизнь, а ожидание смерти.

И все-таки была какая-то неуютность.

Да что же этим долбаным национал-патриотам от него нужно?

И еще одна мысль не давала Томасу покоя. Где он мог видеть Риту Лоо? Отчего ему знакомо ее лицо? Почему при попытке вспомнить словно окатывает какой-то прохладой? Неживой. Музейной.

И он вспомнил. И похолодел. И снова его прошибло липким потом — тем потом, от которого обмывают покойников.

Он вспомнил, где видел это лицо.

В Эрмитаже.

Да, в Эрмитаже!

У Риты Лоо было лицо музы истории Клио.

Или наоборот.

Опять достала!

X

Человеку, который хорошо знал национального героя Эстонии штандартенфюрера СС Альфонса Ребане и у которого, как он сказал по телефону, была важная информация для его внука Томаса Ребане, было семьдесят девять лет, но больше семидесяти восьми ему не давали. Об этом он сообщил мне сам:

— В молодости, когда мне было шестьдесят два года, мне иногда давали шестьдесят три. Но это было давно. Сейчас я выгляжу моложе своих лет.

Он был маленький, сухонький. Серая велюровая шляпа надета набекрень, лихо. Тонкая полоска жестких седых усов словно приклеена над губой. Возрастные пигментные пятна на восковом малоподвижном лице, а глаза живые, цепкие. Длинный зонт с изогнутой рукоятью в маленькой, затянутой в черную кожаную перчатку руке. При этом он не опирался на него, а как бы слегка поигрывал им, как франт тростью. В другой руке — небольшой серый кейс. Серое теплое пальто. Вокруг шеи вязаный шарф. Упакован и отовсюду подоткнут, чтобы не дуло.

Господин Матти Мюйр.

Поскольку на этом этапе оперативной комбинации, в которую нас втравил начальник оперативного отдела Управления по планированию специальных мероприятий генерал Голубков, нашей задачей было контролировать все контакты Томаса Ребане и фиксировать все, что происходит вокруг него, я счел необходимым присутствовать при его встрече с господином Мюйром.

В Эстонию мы ехали не работать, а развлекаться, поэтому не взяли никакой аппаратуры, без которой современный человек чувствует себя словно лишенным одного из органов чувств — иногда зрения, а чаще слуха. Артист купил в киоске в холле гостиницы чувствительный диктофон, мы пристроили его в предназначенном как раз для таких деловых встреч кабинете в апартаментах Томаса. Но разговор мог пойти на эстонском языке, а расшифровка и перевод на русский — это время. Поэтому за четверть часа до встречи я спустился в холл гостиницы и начал присматриваться к входящим. Для начала мне нужно было перехватить Мюйра, а потом найти повод, чтобы каким-нибудь естественным образом подключиться к его беседе с Томасом.