Заговор патриотов (Провокация) - Левашов Виктор Владимирович. Страница 6
Краб отмахнулся:
— Это вы знаете, что Кандинский. И я знаю, потому как платил. А кто не знает, тому это просто мазня. Вот и наляпаешь такой же мазни.
— Лучше пойти в Академию художеств и купить у студентов их работы, — посоветовала Роза Марковна. — Не думаю, что они будут заламывать цены.
— Тоже верно, — одобрил Краб.
— И я, значит, должен буду охмурить эту даму из Гамбурга, чтобы облегчить вам переговоры? — уточнил Томас.
— Вник, — подтвердил Краб.
Моральные принципы, которыми в своей жизни руководствовался Томас, были достаточно эластичными и легко трансформировались под влиянием обстоятельств. Поэтому предложение Краба не вызвало в его душе протеста. Но он почувствовал, что если сейчас ответит согласием, то невозвратимо уронит себя в глазах не только этой старой падлы, но и самого Краба. Поэтому он ответил холодно и с достоинством:
— Ты предлагаешь мне то, что я умею делать и без твоих советов.
— Другие бабки, — заметил Краб.
— Не имеет значения. Это не дело. Это удовольствие. Или необходимость. А я пришел к тебе за советом о деле.
— Значит, нет? — спросил Краб.
— Нет, — подтвердил Томас.
— Роза Марковна, спасибо. Извиняйте, что побеспокоил зазря.
— "Извиняйте зазря", — брезгливо повторила Роза Марковна. — Вы бы еще добавили «бляха-муха».
— Прошу извинить, — поспешно поправился Краб и даже сделал такое движение, будто собирался привстать с дивана. — Благодарю вас за консультацию. Не смею более задерживать.
— Так-то лучше, — кивнула Роза Марковна, сползла со стола и направилась к выходу. С полдороги обернулась и вновь, как при знакомстве, как-то особенно внимательно посмотрела на Томаса.
— А вы мне понравились, молодой человек. И даже не совсем понимаю чем. Если смогу быть вам полезна — не стесняйтесь. Скажите, Альфонс Ребане — знакомо вам это имя?
— Альфонс Ребане? — переспросил Томас. — Нет.
— Может быть, это ваш дядя, дед или какой-нибудь родственник?
— Нет, — повторил Томас. — Никогда о нем не слышал. А кто он такой?
— Вы не знаете?
— Нет.
— Тогда и не нужно вам этого знать, — сказала Роза Марковна и вышла.
— Знаешь, сколько я ей плачу? — спросил Краб. — По четыре штуки баксов в месяц. Я ее переманил из Академии наук, когда там все накрылось. Ее блатовали в одну очень серьезную фирму, предлагали три штуки. Но я перебил. И она стоит этих бабок. Надо же, понравился ты ей. Ей мало кто нравится. Даже со мной разговаривает через губу. Ладно. Чего же тебе, блин, присоветовать? Ничего даже в башку не приходит.
— Да ничего и не надо, — легко отмахнулся Томас. — Не приходит — значит, не приходит. Давай дернем еще по одной, да я пойду, не буду отвлекать тебя от бизнеса.
— Погоди нарез?аться, это успеется, — остановил его Краб. — Нет, Фитиль, не могу я тебя так отпустить. Ты пришел ко мне за советом, оказал уважение. И как ты меня отмазал от сто сорок седьмой, это я тоже помню. Ладно, дам тебе наколку. На серьезный бизнес. На очень серьезный. Сделай вот что. Поезжай в Россию и купи там двухкомнатную квартиру. Где-нибудь в Рязани, в Туле, под Питером. Все равно где. Только не в Питере и не в Москве, там дорого. Хату купи самую дешевую. Потом дашь объявление в наших газетах, в русских: «Меняю двухкомнатную в России на двухкомнатную в Таллине». Вник?
— Не совсем, — признался Томас.
— Считать не умеешь. Двухкомнатная в Рязани или где там обойдется тебе штук в пятнадцать гринов. А на сколько потянет двухкомнатная в Таллине? На полтинник!
— Да кто же пойдет на такой обмен? — удивился Томас.
— Найдутся.
— Потребуют доплату.
— Не потребуют. Еще и спасибо скажут. Не въезжаешь? Совсем ты, Фитиль, плохой. Ты газеты-то хоть читаешь? Телек смотришь?
— Ну, иногда.
— Не то смотришь, — заявил Краб. — Заседания рийгикогу надо смотреть, а не голых баб. Скоро будут приняты законы о гражданстве и языке. В самых крайних вариантах. Понимаешь, о чем я?
— Не будут, — уверенно возразил Томас. — Наши рвутся в Совет Европы, а с такими законами Эстонию и близко к нему не подпустят.
— Рассуждаешь правильно, но по-мудацки. Как демократ. А политику у нас сейчас делают не демократы. Они только называют себя демократами. Сколько всего населения в Эстонии? Чуть больше миллиона. Так? А сколько из этого миллиона русскоязычных? Почти четыреста тысяч. Четыреста тысяч, Фитиль, вникни! И десять тысяч российских военных пенсионеров. Что такое десять тысяч российских военных пенсионеров? Это пятая колонна, Фитиль, если ты понимаешь, о чем я говорю.
Томас возмутился. Ему, Томасу, этот лапоть объясняет, что такое пятая колонна. Ему, Томасу, он читает лекцию, как профессор тупому студенту. И говорит настолько явно с чужих слов, что похож на балаганную марионетку. Господи милосердный, да за что же Ты подвергаешь меня такому унижению?
— Десять тысяч отставных капитанов, майоров и полковников — это, Фитиль, бомба, — самодовольно продолжал Краб и сигарой изобразил в воздухе бомбу, которая получилась похожей на брюкву. — В любой момент они могут превратиться в армию. Хорошо обученную и умеющую, блин, воевать. А оружия им Россия подбросит, за этим дело не станет. И от независимости Эстонии останется что? Правильно. Нужна нам эта головная боль? Потому и будут приняты такие законы, о каких я тебе сказал. С Советом Европы мы потом разберемся. А сейчас нужно выдавить из Эстонии максимальное число русских. И они побегут. Все, больше я тебе ничего не скажу. Остальное сам поймешь. Для кого-то это политика, а для кого-то — большой бизнес. Для очень серьезных людей, Фитиль. Ты можешь втихаря примазаться к этому бизнесу. Но о том, что я тебе сказал, не болтай. Вмиг шею свернут. А теперь давай вмажем и поехали ужинать. Гулять так гулять. За этими делами никакой жизни не видишь. Иногда я даже спрашиваю себя: а на кой хер мне все это надо? Но бизнес, Фитиль, это как ехать на велосипеде. Пока крутишь педали, едешь. Чуть перестал — все, жопой в луже.
Томас понимал, чем вызвано предложение Краба вместе поужинать. Тот считал, что облагодетельствовал старого приятеля ценным советом, и оттого чувствовал к Томасу искреннюю доброжелательность. Странные дела. Люди всегда благожелательны к тем, кому делают добро. А кому причиняют зло, тех ненавидят. Почему? Совершенно непонятно. Но это была данность, и ее следовало принимать как данность. Томас с благодарностью принял приглашение Краба.
Уже в черном шестисотом «мерсе», когда ехали в ресторан гостиницы «Виру», Краб еще раз кольнул Томаса своими глазками и заметил:
— Задумался. И знаю, о чем. Бабок у тебя нет. Но это твои проблемы, Фитиль. Я мог бы дать тебе под процент, но не дам. Малый ты неглупый, но не деловой. И пролететь можешь в два счета. И тогда мне придется включать счетчик и все такое. И не потому, что пятнадцать кусков — не баран накашлял. Дело в принципе. Если станет известно, что меня кинули хоть на один бакс, могут найтись желающие кинуть и на «лимон». А быть в бизнесе лохом — это, Фитиль, себе дороже. Так что, сам понимаешь.
Ужин, начавшийся в изысканном ресторане «Виру», закончился под утро в припортовых барах с дешевыми шлюхами, на которых Краб оказался почему-то падок, с какими-то иностранными моряками, которых Краб щедро поил. От его респектабельности не осталось и следа. Он гулял по полной программе, как мечтал, возможно, гулять в юности, но по соображениям экономии не мог, а теперь мог. Потом по непонятной причине произошло массовое мордобитие, и охранникам Краба пришлось немало потрудиться, чтобы вытащить хозяина и его гостя из всеобщей свалки. Томаса охранники привезли к его дому и свалили у подъезда, а хозяина транспортировали в его загородный особняк. С трудом продрав на следующий день глаза и похмелившись «Особой эстонской», Томас начал обдумывать деловое предложение, которым одарил его Краб. И чем больше думал, тем в большее волнение приходил.
Несложный расчет, произведенный Томасом на клочке бумаги, дал ошеломляющие результаты.