Заговор патриотов (Провокация) - Левашов Виктор Владимирович. Страница 68

Муха поаплодировал. Томас скромно поклонился и подошел к бару, так как решил, что пятьдесят граммчиков «Мартеля» он заслужил. И даже, пожалуй, сто. Да, сто. И все. Все, пока не будет сделано дело.

Краб покатал во рту сигару и озадаченно проговорил:

— По-моему, Фитиль, ты гонишь пургу. Только никак не въеду зачем.

— Никакой пурги, — возразил Томас, опускаясь в кресло и закуривая «Мальборо». — Скажу тебе больше. Я уже решил, по какому округу выставлю свою кандидатуру. По Вяйке-Ыйсмяэ. Это таллинские «Черемушки», — объяснил он Мухе. — Самый большой район города.

— Вяйке-Ыйсмяэ? — переспросил Краб. — Да тебя там закидают тухлыми яйцами! Там же половина русских, а вторая половина им сочувствует. А ты, блин, внук эсэсовца, если помнишь.

— И все-таки Вяйке-Ыйсмяэ, — повторил Томас. — Именно потому, что я внук Альфонса Ребане. Я тебе скажу, Стас, в чем тут фишка. Но только между нами. Пока об этом не должен знать никто. Придет время, узнают все. А сейчас — молчок. Дело в том, что весь район Вяйке-Ыйсмяэ стоит на моей земле.

— Как?! Что значит — на твоей земле?

— То и значит. Эту землю перед войной купил мой дед. А я его законный наследник.

— Твою мать. А я уши развесил. Ладно, Фитиль, отдыхай. А я пойду, некогда мне разводить ля-ля-тополя со всякими алкашами.

С этими словами Краб бросил в пепельницу недокуренную сигару и выбрался из низкого кресла.

— Не спеши, Стас, я еще не все сказал, — остановил его Томас.

— С меня и этого хватит. Потом как-нибудь доскажешь. Летом, летом.

— Сядьте, господин Анвельт, — посоветовал со своего дивана Муха. — Сидите и слушайте. Когда вам разрешат уйти, тогда и уйдете.

— Это кто мне приказывает, бляха-муха? — взъярился Краб. — Скажи своей шестерке, Фитиль, чтобы придержал язык. Тут ему не Россия, тут его быстро окоротят!

Произошло движение воздуха, и Муха, только что сидевший на диване, уже стоял перед Крабом. В руке у него был пистолет. Он уперся стволом в лоб Крабу и вдавил его в кресло.

— Вот так и сиди. Сиди и кури.

— Почему ты так с ним разговариваешь? — удивился Томас.

— Он знает.

— Что я, блин, знаю?! — возмутился Краб.

— Не знаешь? Даже не догадываешься? — не поверил Муха. — Ладно, потом объясню.

Из кабинета вышла Рита Лоо, на ходу убирая в сумочку стопку листков.

— Что тут происходит? — поинтересовалась она, уловив некоторую напряженность в атмосфере гостиной.

— Мы беседуем, — объяснил Муха.

— А что это у вас в руках?

— Это? А! Это пистолет Макарова. Привык, знаете ли, вертеть что-нибудь в руках. Это помогает мне в разговоре. И очень способствует взаимопониманию.

— Познакомься, Рита. Господин Анвельт, президент компании «Foodline-Balt», — отрекомендовал гостя Томас. — А это мой пресс-секретарь Рита Лоо. Стас не верит, что весь район Вяйке-Ыйсмяэ стоит на моей земле. Ты видела купчую — скажи ему об этом.

— Да, видела.

— Ты не просто ее видела. Ты держала ее в руках и читала. Правильно?

— Да, держала в руках и читала. Зачем ты спрашиваешь?

— Чтобы ты ответила.

— Ответила. И что?

— Пока ничего. Ты подготовила текст моего интервью агентству «Рейтер»?

— Да.

— Так покажи.

— Когда выйдет, тогда и посмотришь. Мне нужно его еще перепечатать и успеть сбросить по факсу в Лондон.

— Но там все правильно? — строго спросил Томас.

— Успокойся, все правильно. Ты не видел листка, который оставил Мюйр? Ксерокопия. Ты понимаешь, о чем я.

— Разве его нет в кабинете?

— Нет. Я все обыскала.

Муха извлек из нагрудного кармана пиджака сложенный вчетверо листок и показал Рите.

— Вы не о нем говорите? Он лежал на телевизоре, я взял, чтобы не завалялся.

— Как он оказался на телевизоре?

— Понятия не имею. Может, Артист смотрел и оставил?

— Ладно, бегу, — кивнула Рита, убирая ксерокопию в сумочку. — Водитель не вернулся?

— Пастух звонил, он отвез Мюйра домой. Сейчас подъедет, подождите, — предложил Муха.

— Некогда ждать. Возьму такси, — решила Рита.

— А зачем тебе эта ксерокопия? — заинтересовался Томас.

— Пригодится. Бай-бай, господа. Чао, дарлинг.

Она послала Томасу воздушный поцелуй и поспешила к выходу. Муха пошел ее проводить.

— А ты не верил, — укорил Томас Краба. — Это моя невеста. Она держала купчую на Вяйке-Ыйсмяэ в своих руках. Совсем недавно. А с ней было еще семьдесят пять купчих. Теперь ты понял, почему я так уверенно говорю, что меня изберут подавляющим большинством голосов? Я пообещаю в случае моего избрания не брать арендную плату за землю. И я тебе говорю: за меня проголосуют все!

Из холла появился Муха и вернулся на свой диван.

— Все в порядке? — поинтересовался он. — Клиент спокоен?

— Мы близки к взаимопониманию, — заверил Томас.

— На кой ты мне все это рассказываешь? — спросил Краб.

— А ты не понял? Я хочу, Стас, чтобы ты финансировал мою предвыборную кампанию.

— Я? — удивился Краб. — С каких хренов?

— Потому что я тебе доверяю. И не сомневаюсь, что ты оправдаешь мое доверие.

— А мне-то какой с этого навар?

— Здрасьте! Серьезный бизнесмен, а не врубаешься в элементарные вещи. Ты сам говорил, что вам нужен свой депутат в рийгикогу. Я и буду этим депутатом. Я, Стас, очень выгодное вложение капитала. Ты вникни! Я буду лоббировать нужные тебе законопроекты. А иначе не буду. Иначе буду требовать повышения таможенных пошлин на продукты питания, чтобы поддержать отечественных производителей. И твой бизнес накроется медным тазом. Я тебе дело предлагаю. И всего за пятьдесят тысяч баксов.

— За сколько?! — переспросил Краб. — За пятьдесят кусков «зелени»?!

— Ну да, — подтвердил Томас. — Потом, возможно, понадобится еще. Но пока только полтинник. Правда, срочно. Лучше сегодня.

— Сегодня?

— Сегодня.

— А до завтра не подождешь?

— Могу. Но лучше сегодня.

— Ну, хватит! — отрезал Краб. — Пошутили и хватит. И скажи своему аргусу, чтоб не хватался за пушку. У них в России, может, так и ведутся предвыборные кампании, а у нас они так не ведутся. Мы все-таки, блин, Европа. И у нас, блин, демократия!

— Значит, не хочешь быть моим спонсором? — огорчился Томас.

— Не хочу.

— Ты хорошо подумал?

— Хорошо.

— Нет?

— Нет.

Томас разочарованно развел руками.

— Тогда придется зайти с другой стороны. Видит Бог, я этого не хотел. Но ты меня, Краб, вынудил.

— Я тебе не Краб, а Стас Анвельт!

— Нет, — сказал Томас. — Ты был для меня Стасом Анвельтом до того, как сказал «нет». А сейчас Краб. И я буду разговаривать с тобой, как с Крабом. Я не хочу этим тебя унизить. Я просто возвращаю наши отношения на некоторое время назад.

— Кончай финтить! Базарь по делу!

— Это и есть дело. Все мы, Краб, бываем говном. Такова жизнь. Кто больше, кто меньше. Кто чаще, кто реже. Но это, к сожалению, неизбежно.

— Говори за себя, — посоветовал Краб. — За себя я могу сказать сам. Если ты бываешь говном, то это твои дела.

— А ты — нет?

— Нет!

— Ты заставляешь меня говорить вслух неприятные для тебя вещи. Я надеялся, что ты и без слов поймешь. Не хочешь понимать. Придется сказать. Мы оценим ситуацию со стороны. Взглядом незаинтересованного наблюдателя. Вот Муха и будет этим наблюдателем. Представь себе такую картину, — продолжал Томас, обращаясь к Мухе. — Один человек отмазывает другого от тюрьмы. Он бьется со следователем, как гладиатор. И в конце концов побеждает. И идет на зону в гордом одиночестве, но с сознанием исполненного долга. На целых полгода!

— Гонишь понты! — перебил Краб. — Если бы ты меня не отмазал, то получил бы до четырех лет!

— Но и ты получил бы вместе со мной до четырех лет. По статье сто сорок семь, часть вторая, пункт "а": «мошенничество, совершенное группой лиц по предварительному сговору». И вместо того чтобы налаживать свой бизнес, валил бы лес в Коми АССР, столица Сыктывкар, где конвоиры строги и грубы. И как же за это отблагодарил меня мой напарник? Сначала он дал мне гнилой совет заняться российской недвижимостью, из-за которого я только чудом не налетел на все свои бабки. А потом и того больше. Он кинул меня на мою хату. Кинул самым вульгарным, хотя и по форме изощренным образом. Я говорю про историю с компьютерами, я вам про нее рассказывал, — пояснил Томас. — И как после этого назвать такого человека? Если он не говно, то кто? Я спрашиваю тебя: кто? Оцени беспристрастно, как богиня правосудия Немизида.