Ветер странствий (СИ) - Ружникова Ольга. Страница 6

— Выпей — хоть согреешься! — Вит накинул на Леона запасной плащ. Тоже сырой.

Армия беспощадно точащих ветки капель сочится сквозь щели. Пикирует на уже и так промокших путников, на служащие подстилкой ветки. И на порох наверняка — тоже.

Хотя появись здесь враг — Леона сейчас можно брать голыми руками. Да хоть убейте! Только дайте сначала высохнуть и отогреться! И накормите чем-нибудь горячим…

Зашуршали прошлогодние листья — Вит пристроился рядом.

— Ничего, скоро ближайшая деревня. Там скирды с сеном будут.

Скирды — это хорошо. Скирды внутри сухие… Там не м-м-мокро и не х-х-холодно!.. Наверное.

— Мы в Аравинте, Леон! — Тервилль на своей земле действительно оживляется на глазах.

Вот только юный лорд для себя никакого повода скакать кузнечиком не видит. Третий день льет взбесившийся дождь — в этом хваленом, якобы теплом Аравинте! А Леон здесь без эскорта, без палатки, без нормальной еды! Не сухари же таковой считать. Размокшие! И столь же размокшее вяленое мясо.

Дождь барабанит по ветвям деревьев, по оставшейся позади реке, по промокшим веткам шалаша. Заливает костер, одежду, порох… прошлую жизнь!

Любоваться детской радостью Витольда невыносимо! Хочется наорать, брякнуть что-нибудь обидное, стереть с его лица эту кретинскую улыбку! Ирия в детстве улыбалась так же — когда обгоняла брата в лихой скачке «вон до того холма». Сестры больше нет, нет отца, нет и дороги в родной замок! Ничего уже нет.

Это Витольд возвращается домой. А Леону суждена лишь горькая участь вечного изгнанника! Отщепенца. Обреченного до конца дней своих тосковать о прежнем потерянном счастье! Об украденной у него жизни…

И вряд ли Леон хоть на миг сомкнет глаза в эту ночь. В такой-то промозглой сырости! И в холоде! Хуже только в тюрьме. Или в каком-нибудь северном монастыре…

…Очнулся он резко, внезапно, с захолонувшим сердцем.

И первое, что увидел, — бледное, встревоженное лицо Витольда. Ночи в Аравинте — темные и в Месяце Заката Весны. Чернильно-непроглядные. Так почему же друга видно так отчетливо? И что это за багровые отбле…

— Леон, проснись. Зарево над лесом. Совсем близко!

3

Дым на горизонте оптимизма не внушает. И как напоминание об очередной вине в гибели невинных людей, и как помеха в пути. Мародерам в плен не сдаются — сдаются военачальникам. А значит — дым придется объезжать. И не вмешиваться ни во что. Читай: не пытаться спасти мирных жителей. Потому что труп ставшего причиной войны принца должны видеть не только перепившиеся грабители.

И подтвердить, что видели.

Раскисшая дорога, серое небо, унылая морось дождя. И черные клубы дыма! В Ильдани часто жгли костры. И в Аравинте.

Ну чего застыл, езжай!

Путь до пылающей деревни показался раз в десять длиннее, чем от Ильдани до Лютены. Дым усиливается, а промозглый ветер доносит явственный запах гари. Конь встревоженно замотал головой — почуял соплеменников. Ничего, в деревню въезжать нельзя в любом случае, а издали его никто не услышит.

Вот только… рановато ты волнуешься, друг каурый в яблоках. А значит, ветер в лицо — не самый удачный вариант. Потому как означает — подъезжай, кто хочет, сзади.

Развернув коня, Грегори осторожно пустил каурого по своим следам. Конь забеспокоился сильнее. Так и есть, а жаль…

Враг — если это он — едет теперь навстречу.

4

«Враг» даже толком не маскировал следы. То есть пытался, конечно. Но во всём цветнике Кармэн в воительницы годилась одна Элгэ Илладэн. А Арабеллу отец не слишком-то и учил. Предпочитал тратить время на тренировки сына и той же Элгэ. Лучших. Потому что — какая из Беллы напарница Виктору?

Но на что годен сам Грегори — если за ним уже четыре дня след в след едет девчонка? Пусть не салонная барышня, но всё же — дочь герцога, воспитанная в мирном поместье.

За сыном лучшего полководца Эвитана. Олухом, совершенно зря удостоенным звания лейтенанта!

Потому и конь так расплясался — гривастую подружку узнал!

Белла — в мужском наряде, при шпаге и пистолетах. Волосы — под мушкетерской шляпой.

Выглядит решительной, уверенной и абсолютно несговорчивой. Темный и все змеи его!

Грегори едва не расхохотался — сам над собой. Впору поздравить себя с очередным «достижением». Вполне достойным предыдущих. Достойно их венчающим.

Ну что предпочитаешь, Грегори Ильдани? Сдаться эвитанцам вместе с девушкой? Или силой отконвоировать ее назад?

Есть еще третий путь — попытаться Арабеллу уговорить. Это совсем ненамного труднее, чем убедить Эрика Ормхеймского бросить к змеям войны и удалиться в арсениитский монастырь. Чтобы посвятить дальнейшую жизнь переводам философских трудов с мертвых языков.

А еще можно загнать туда же принца Гуго. Чтобы бросил пить и принял целибат. А до кучи — раскаялся.

— Грегори, прости, но обратно я не вернусь! — Белла наверняка сейчас дико гордится собой. Красивая, умная, смелая… И так долго ехала незамеченной! — И не пытайся меня переубедить.

— Не буду, — вздохнул Грегори. — Тем более что на слово я тебе не поверю…

Черные очи вспыхнули неприкрытой обидой. Копия материнских. В детстве Грегори был влюблен в Кармэн. В нее влюблялись все…

— … да и отправить тебя одну в часе езды от мародеров я не могу. Поэтому отвезу тебя домой сам.

Теперь два раскаленных угля не просто пылают. Белла вся превратилась в сплошное замешательство. В будущий вулкан. Вот-вот взорвется.

— Но…

— И уговаривать мне тебя некогда. Если не заметила — здесь, рядом, уже жгут деревню. Едем!

Арабелла, может, и продолжила бы изображать статую «героиня верхом на лошади». Но когда повод угодил в руки к Грегори — мигом очнулась. На сей раз в двух агатовых омутах плеснулась неприкрытая злость:

— Грегори, я поеду с тобой! Я всё равно убегу!

— У меня нет времени с тобой спорить! — он развернул-таки ее лошадь. Несмотря на злые, бессильные попытки девушки вырвать повод. — Мы едем назад. Немедленно.

— Это ты из-за Константина! — слезы брызнули градом. Злые слезы, злые глаза, красивое злое лицо. — Я бы всё равно за него не вышла! Потому и убежала… С тобой! Знаю: я — предательница, дура, дрянь, прости меня!.. Что мне сделать, чтобы ты разрешил поехать с тобой?

Отпустила поводья. Чтобы намертво вцепиться в его руку двумя своими. Отнюдь не слабыми.

— Куда — со мной⁈ — Грегори вдруг осознал, что кричит. Вполголоса и на полном надрыве. — Ты что, не поняла, куда и зачем я ехал? Или решила, я сбежать пытаюсь? Я собирался сдаться! А ты — куда? Туда же⁈

— Ты⁈ Сдаться⁈

— Так. Выходит, ты посчитала меня удравшим трусом? И решила сбежать за компанию?

Да замолчи, дурак! Заткнись и дай ей вставить хоть слово.

— Я думала, ты просто решил уехать!.. — Арабелла захлебнулась слезами. — Не сбежать! Уехать, чтобы нас перестали преследовать. Чтобы оставили в покое. При чём здесь т-трусость⁈ — борется с рыданиями она уже с трудом! Губы не слушаются.

Грегори, ты — бесчувственный чурбан, но так даже лучше. По крайней мере, не отбирает повод и послушно едет рядом. Без серьезных возражений.

— А з-з-зачем ты с-собирался с-сдаться?.. Они же… они же у-убьют т-тебя! Или п-потребуют, чтобы м-мы сдались — в обмен на т-твою ж-жизнь!.. И нам прид-дется…

— Я собирался не сдаваться, а застрелиться! — угрюмо буркнул бестолковый сын Арно Ильдани.

— Оп-пределись уже, наконец, что именно ты с-с-собирался! — окончательно разозлилась Арабелла. Аж слезы высохли. Разом. — Сдаваться, стреляться или сам их п-перестрелять. В одиночку!

— Что бы ни собирался — теперь об этом говорить поздно, — процедил Грегори. — Потому что мы едем назад.

Если их еще дождутся. Если станут дожидаться… И что тогда будет с ожидающими⁈

Единственная надежда на благополучный (относительно!) исход — попытаться прилично обогнать армию. Хоть на сутки. Пока ее голова жжет деревню (будем надеяться — уже оставленную жителями), а хвост плетется сзади.