Любовь, которая убивает. Истории женщин, перешедших черту (СИ) - Моц Анна. Страница 14

Входить в здание суда (будь то суд по семейным делам, Королевский суд Англии и Уэльса или мировой суд) всегда волнительно. Над входом в Королевский суд висит герб с девизом британской монархии Dieu et mon Droit. Проходя под ним, всегда остро чувствую восторг и ответственность. Каждый раз я испытываю благоговейный трепет перед мощью судов наряду с осознанием собственной роли в судебном процессе. Я понимаю пределы того, что я вправе обоснованно заявить и насколько суд может полагаться на мои показания. Я также понимаю, что рискую показаться более уверенной в своих доказательствах и ответах на вопросы, чем есть на самом деле, ведь любой психолог старается честно проанализировать сложную ситуацию, в которой остается множество неизвестных и непознаваемых факторов.

Не все дела такие, какими кажутся на первый взгляд, – даже те, в которых было ужасное насилие или недосмотр. Иногда результаты психологической оценки удивляют, вселяя надежду там, где, казалось бы, ее нет. Судебного психолога просят рассматривать как статичный риск, основанный на доказанных фактах, так и динамический: он может меняться с течением времени в зависимости от обстоятельств, а также условий вроде будущей психотерапии. Иногда родитель, которого изначально определяют как угрозу для ребенка или как неспособного о нем позаботиться, может избавиться от такого ярлыка. Искреннее желание, грамотная психотерапия и поддержка порой меняют жизнь человека, и его начинают считать заботливым, безопасным и надежным взрослым. Для кого-то это означает окончательный уход от жестокого партнера, получение достойного жилья и доступа к профессиональной помощи для того, чтобы воспитывать ребенка. Для других это лечение психических заболеваний и избавление от наркотической или алкогольной зависимости. Участие государства через социальные службы, первоначально воспринимавшееся как навязчивое и бесцеремонное, может стать долгожданным источником поддержки.

Психолог также должен помнить о важности рекомендаций, которые его просят дать после оценки. Экспертный отчет, представляемый в суд, поможет определить судьбу нескольких человек, и эти изменения могут быть положительными или отрицательными. Не раз мне снились кошмары, в которых дети обвиняли меня в том, что я отправила их обратно к жестоким родителям или, наоборот, разлучила с теми, кто их любил и заботился, пусть и не был идеальным. Разве я не увидела, что мама врала? Разве я не понимала, что жестокое обращение будет и в детском доме? Знаю ли я, каково это: не иметь ни близких, ни дома?

Решения по этим нюансам и неизвестным моментам принимаются в зале суда. Иногда мне приходится отвечать на вопросы судьи и адвоката. Судебные разбирательства по вопросам опеки выявляют не только весь ужас жестокого обращения с детьми со стороны тех, кто должен заботиться о них, но и трудности, которые могут возникнуть при принятии решений с долгоиграющими последствиями – тех, которые отвечают интересам ребенка и являются справедливыми по отношению к родителю. Последнее тоже крайне важно учитывать, однако потребности ребенка стоят на первом месте. Эта обязанность суда подкрепляется трагическими историями, когда дети получали серьезные увечья или умирали после того, как их возвращали на попечение взрослым, которым было оказано чрезмерное доверие.

Представление доказательств и перекрестный допрос по экспертному отчету бывают трудными. В процессе вы встречаетесь лицом к лицу с теми, кому давали оценку, с теми, чьи действия вы судили, а теперь у этих людей появилась возможность судить вас. Нередко они наблюдают за вами с мрачным выражением лица, сидя в зале суда, пока вы даете показания. Серьезность обстановки и присяга заставляют психолога подвергать сомнению собственный анализ и выводы, задаваясь вопросом, насколько справедливо делать акцент на том или ином моменте или насколько уверенно можно давать рекомендации. Иногда бывает, что другие специалисты (судьи или эксперты с солидной репутацией) придерживаются точки зрения, которая сильно отличается от вашей, в отношении конкретного человека или обстоятельств дела.

За свою карьеру я давала устные показания в судах по семейным делам в рамках более чем 50 дел. В этой главе я расскажу о двух случаях, которые произвели на меня самое большое впечатление. В обоих делах тщательнейшим образом рассматриваются женщины, которые плохо обращались со своими детьми. Порой складывалось впечатление, что под судом оказалось само их материнство. Один случай выдвинул на первый план сложность решения по вопросам опеки в ситуации, когда мать явно совершала серьезные насильственные действия, но при этом также существуют смягчающие обстоятельства и перспектива изменения человека. Второй случай показал, что ни одно дело такого рода никогда не оценивается как объективная сумма его частей. Напротив, существует целая паутина предубеждений, окружающих одну из самых эмоциональных тем в жизни: что значит быть матерью и кто этого заслуживает.

Психолог не должен заранее делать выводы о пациенте, но всем нам свойственно иметь определенные ожидания от человека, о котором вы много читали еще до первой встречи. Саффир – мама двух маленьких сыновей, самой ей 20 с небольшим. Меня попросили дать ей психологическую оценку после того, как дети пострадали и от физического насилия, и от пренебрежения с ее стороны. Я предполагала, что встречусь со сдержанной, отстраненной и защищающей себя девушкой. Это было свойственно тем женщинам в ее возрасте, с которыми мне доводилось иметь дело. Я сидела напротив огромного количества женщин, которые оказывались в подобных ситуациях: их обвиняют в серьезных преступлениях или несоблюдении родительских обязанностей, но сами они выглядят как напуганные девочки. Уйти из помещения они не могут, поэтому кажется, будто они пытаются спрятаться внутри собственного тела.

Саффир же изменила все элементы этого архетипа. Она была девушкой крупной, спортивного телосложения, которое сочеталось с добрым и великодушным характером. Она светилась и была эмоционально открыта. Взгляд ее был прямым, ясным и сосредоточенным – она не пыталась скрыть грусть или стыд. Она двигалась грациозно несмотря на множество слоев одежды, скрывавшей ее тело. Саффир быстро и оживленно ответила на мои первые вопросы – те, которые так часто наталкиваются на каменную стену несговорчивого пациента или подозреваемого. Как всегда, я рассматривала вероятность, что мной манипулируют: в начале нашего разговора она отметила, что я прекрасно умею слушать – и видно, что мне не все равно. Но мне было трудно избавиться от первого впечатления, что теплота и интерес Саффир – подлинная часть ее личности.

Я еще больше в этом убедилась, когда девушка стала рассказывать о сыновьях – четырехлетнем Оуэне и двухлетнем Джоэле. Как правило, родители, которые предстают перед судом по вопросам опеки, описывают детей одним из двух способов. Первый – в крайне негативных выражениях, подчеркивая плохое поведение ребенка, из-за которого они якобы вынуждены были поступать так, как поступали. Второй – рассказ об идеальных детях, которые никогда не плачут, не жалуются и не просыпаются посреди ночи («золото, а не ребенок» и «люблю безумно»). Оба подхода играют против родителя, который по какой-то причине не хочет честно взглянуть на произошедшее: он или создает нереалистичный и сентиментальный образ детей и родительства в целом, или полностью отрицает применение силы по отношению к невинному ребенку, видя в нем некого злоумышленника. Саффир не поддавалась ни одной из этих крайностей. Она просияла, когда я задала настолько открытый вопрос, насколько это возможно. Это был вопрос матери, детей которой нашли на улице в холодную погоду в грязной одежде. Было заметно, что они недоедают, а на худых телах виднелись синяки.

– Расскажите мне о мальчиках. Какие они? И что у вас как мамы получается с ними лучше всего? – спросила я.

Ответ оказался длинным и включал в себя описание характеров ребят, их потребностей и различий. По ее словам, Оуэн был веселым, общительным и энергичным. Это искатель приключений, которому нравится играть, ему интересно все, а самое любимое занятие – бегать или играть в футбол. Джоэл же более спокойный. Это «мечтатель», которому нравится слушать сказки и наблюдать за игрой домашних кошек. У каждого была любимая игрушка, которая была с ними всегда. Оба могли начать капризничать во время купания, если вода была хоть чуточку горячее или холоднее. Саффир переживала, что Джоэл, более рассудительный из них двоих, посчитает обстановку в яслях слишком суетливой и даже пугающей. Старшему брату там нравилось, и он должен был скоро пойти в начальную школу.