Авдотья, дочь купеческая (СИ) - Алферова Наталья. Страница 29

— Дай Бог, успеть всё забрать, — сказал староста и тоже пояснил: — Сейчас мы доедем до Перуновой поляны, а оттуда к поселению только пешком по тропке можно дойти.

Просека вывела путников к большой круглой поляне, посреди которой стоял дуб, надвое расщеплённый попавшей в него когда-то молнией. На краю поляны находились телеги, коляска, лошади. Люди сгрудились около дуба, а возле самого ствола стояли Ворожея, два убелённых сединами старца в длинных, похожих на рясы полотняных рубахах. Рядом крутился Евсейка. Он первым заметил всадников и закричал:

— Вот, барыня матушка, и я на что-то сгодился!

Дуня с Глашей спешились и пошли к язычникам через расступавшуюся перед ними толпу. Перво-наперво Дуня поклонилась и сказала:

— Доброго здоровьица тебе, Ворожея и вам, старейшины. Большая нужда привела к вам, просить приюта.

Один из волхвов, опиравшийся на посох, с вырезанными на нём змеями, ответил:

— Большая беда и люд разный соединяет, и богов. Про то, что пожалуете, мне накануне видение было. Не зря перстень с колосом носишь, сам Велес в видении за тебя просил. Сказал, течёт в жилах твоих кровь Ярослава, Мудрого князя. Что же, милости просим в наше городище. Евсейка, веди наших гостей. Телеги на полянке оставляйте, не тронут их ни зверь, ни птица лесная. А чужакам сюда и вовсе ходу нет.

Толпа зашевелилась, притихшие, словно слегка напуганные женщины с детьми и старики двинулись по тропинке вслед за Евсейкой. Отец Иона тоже со всеми пошёл, окинув волхвов настороженным взглядом. В ответ встретил такой же. И служитель нового Бога, и жрецы старых одинаково опасались за влияние своё на умы паствы.

— Ненависти во взорах нет, уже хорошо, — шепнула подруге Глаша, заметившая этот обмен взглядами.

Оставшиеся мужики принялись освобождать телеги, собираясь за оставленным в деревне добром и скотиной.

— А вы что же устраиваться не идёте? — спросила Ворожея, приветливо глядя на Дуню с Глашей.

— У врагов колдун сильный есть, он в нашем имении может поселиться. Нужно следы везде замести, — пояснила Глаша.

— Колдун, говорите, — произнесла Ворожея и сняв с руки плетёные из бисера браслеты с причудливым узором, протянула подругам: — Наденьте. Эти обереги дар ваш усилят. Я тоже вдоль просеки до тропы прогуляюсь, чары усилю. Бережёному сама Мокошь судьбу ровнее сплетает.

То ли православные молитвы помогли, то ли старые заговоры, но и припасы, и скот удалось из Покровки вывезти без помех. Тщательно убрав все следы, Дуня с Глашей, направились в городище язычников. Глаша, улучив минутку, отправила магическую весточку Михайле Петровичу: «В имении враг. Мы живы. Укрываемся в лесу».

Глава двадцать вторая. Чёрный колдун императора

Карета, запряжённая четвёркой лошадей, с гербом на дверках, медленно двигалась по просёлочной дороге. Лёгкая тряска отзывалась дикой болью в голове единственного пассажира. Генерал Жан Андош Жюно, герцог Абрантес, командующий Вестфальским корпусом следовал к выбранному для временного размещения имению. Карету командующего сопровождали два эскадрона гусар и рота егерей-карабинеров.

Приступ настиг генерала после того, как, разместив основные части, он намеревался отправиться к месту будущего штаба. О поездке верхом пришлось забыть. Внутри кареты, обитой тёмной тканью, с плотно задёрнутыми чёрными шторами обычно интенсивность боли снижалась. Так было бы и на этот раз, если бы не ухабы. Так и ехал генерал, проклиная русские дороги, русские овраги и болота, русскую кампанию и русских в целом. На очередной яме он не выдержал и, с огромным усилием сосредоточившись, вызвал адских гончих. Два огромных чёрных пса с горящими алыми глазами материализовались внутри кареты и сели по бокам от хозяина. Генерал опустил руки на их головы с клыкастыми пастями, сбрасывая боль. Каждый такой вызов сокращал срок его жизни, потому пользовался этой своей способностью, только в моменты крайней необходимости.

Генерал Жюно с облегчением закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья, боль ушла, оставив место мыслям и воспоминаниям. Он вновь увидел разъяренного императора, в ушах зазвучали его слова, переданные очевидцами: «Если бы я был Жюно, то лучше бы пустил себе пулю в лоб».

Только заступничество друзей, напомнивших Наполеону о более чем двадцатилетней службе, о былой отчаянной храбрости генерала, о прозвище, данном когда-то самим императором бесстрашному соратнику: Жюно-буря, спасли от отстранения командованием корпусом. А ведь Жюно нацелился на маршальский жезл, и получил бы его. Но с самого начала русской кампании он, сильнейший маг империи, столкнулся с силами непонятными и древними. Дороги словно специально запутывались, заставляя по полдня ехать в неправильном направлении, артиллерия отставала, увязая в непонятно откуда взявшейся грязи, небольшие болота становились непроходимыми, а кустарники вдоль оврага казались русскими редутами.

Вестфальцы не успели к взятию Смоленска, и не смогли отрезать пути отхождения русским частям. «Жюно упустил русских, из-за него я теряю кампанию», — эти слова Наполеона, которые тоже передали Жюно, он не принял близко к сердцу. Генерал предпочёл свалить свою неудачу на заместителей: бригадных генералов, на ошибки артиллерии, чем сообщить, что здесь, на русской земле есть древняя сила, превосходящая его магию.

Генерал Жюно ценил звание Главного мага империи выше, чем герцогский титул, полученный за взятие Лиссабона. Прозвище, данное простыми солдатами: Чёрный колдун — грело его самолюбие.

Мысли генерала переключились на прошлое. Почему-то вспомнилось, как он с отцом и старшими братьями на ярмарке подошли к гадалке. Гадалка, увешанная бусами и амулетами, тогда сильно его испугала. Направив на маленького Жана крючковатый палец, закатила глаза и изрекла глухим, словно шедшим из утробы, голосом:

— Высоко поднимешься. Трижды отвернётся от тебя Смерть. Первый раз ты получишь дар, второй — усилишь, третий — сможешь вызывать помощь из Преисподней.

После этих слов она уронила голову себе на грудь и заснула. Жан увидел, что это не ведьма, а обычная старуха. С тех пор он уже больше никого и ничего не боялся. Отец его, зажиточный торговец, к словам гадалки отнёсся серьёзно. Отправил младшего сына получать образование, раз уж тому предстояло стать важным господином.

В первый раз Смерть отвернулась двадцать лет назад, когда юного Жюно, волонтёра Национальной гвардии, настигла сабля австрийского кавалериста, едва не раскроив череп. Тогда впервые пробудилась магия. Но не магия, а отвага и бесстрашие продвигали Жюно вперёд.

Спустя шесть лет возведённый в лейтенанты Жюно-буря воевал под началом Наполеона в Итальянской кампании. Лишь шесть сабельных ударов в голову от австрийских улан смогли выбить храбреца из седла. Смерть отвернулась во второй раз. Магия усилилась многократно, но расплатой за сильный дар стали приступы головной боли.

Ещё раз уже генерал и герцог почувствовал дыхание Смерти полтора года назад, когда во время перестрелки на аванпостах пуля угодила ему в лицо, пройдя наискосок, сорвав кожу на лбу, раздробив нос и выйдя через щёку. Смерть отвернулась в третий раз, а генерал получил умение вызывать адских гончих. Расплатой, в дополнение к приступам, стали редкие видения. Из одного такого видения, генерал узнал, что каждый вызов псов Преисподней забирает год его жизни.

Он прибегал к помощи адских гончих во время последней кампании несколько раз. Но псы лишь вывели его обратно, когда корпус заблудился, а около болота лишь беспомощно крутились вокруг себя.

Карета стала ехать заметно ровнее. Генерал, ощутив, что приступ отпустил, выглянул из-за шторки. Они въезжали в ворота поместья, видимо того, в которое он накануне отправил племянника. Показалось странным, что тот его не встречает. «Ничего нельзя поручить, — раздражённо подумал генерал. — Нужно было забрать мальчишку на воспитание, как только брат изъявил желание, отдать его на службу. Глуповат, трусоват, в одном лишь похож на меня: влюбляется в неподходящих женщин».