Следующий раз - Леви Марк. Страница 12
Джонатан и Питер встретились ранним утром для пробежки в парке.
– Ну и вид у тебя! Ты проспал, кажется, половину суток, но все равно не отоспался, – сказал Питер Джонатану. – Или ты где-то шатался?
– Нет, просто не мог сомкнуть глаз. А как провёл вечер ты?
– Скучал в компании знаменитостей.
– Вот как? Ну и как она?
– Знаменито!
– Мне показалось то же самое.
Питер привалился к плечу Джонатана.
– Признаться, в последний момент я поменял программу, а все почему? Потому что ты не составил мне компанию. Мне бы попить кофе, я ведь тоже не спал…
– Прошу тебя, избавь меня от подробностей! – взмолился Джонатан.
– Ты в хорошем настроении, уже хорошо! Конкуренты соберутся с силами только к пятнице, так что в нашем распоряжении целая неделя, чтобы прибрать к рукам этот аукцион. Я бы тебя попросил нацепить улыбку пособлазнительнее для посещения нашей галеристки. Не знаю ещё, кому принадлежат эти картины, но её мнение будет определяющим. У меня сложилось впечатление, что она к тебе неравнодушна.
– Отстань, Питер!
– Я оказался прав: ты в превосходном настроении! – Питер с трудом перевёл дыхание. – Ты должен отправиться туда прямо сейчас.
– Извини, не понял…
– У тебя одно желание: вернуться поскорее к своей ненаглядной картине. Ну так беги!
– Ты со мной не пойдёшь?
– У меня уйма работы. Увезти полотна Рацкина в Соединённые Штаты – непростая задачка, за это ещё придётся повоевать.
– Вот и занимайся сам своим лондонским аукционом.
– Так не пойдёт, ты нужен мне здесь.
– Не пойму, в чём загвоздка…
– Когда вернёшься в номер переодеться, загляни в свой ежедневник. Если я ничего не путаю, в конце июня в Бостоне у тебя свадьба.
– Ты хочешь продать эти картины через месяц?
– Через десять дней мы закончим общий ката лог. Я ещё могу успеть.
– Ты отдаёшь себе отчёт, насколько несерьёзно это звучит?
– Знаю, это безумное пари, но у меня нет выбора! – пробормотал Питер.
– По-моему, ты не безумец. Дело обстоит гораздо хуже!
– Джонатан, эта статья поставила всех моих сотрудников на уши. Вчера они смотрели на меня, как на скорого кандидата в трупы.
– Да у тебя настоящая паранойя!
– Хотелось бы мне оказаться параноиком… – вздохнул Питер. – Нет, уверяю тебя, дела принимают плохой оборот. Этот аукцион может меня спасти, ты мне необходим, как никогда. Постарайся, чтобы этим твоим русским художником занялись мы! Если мы не попадём на торги, то мне уже не подняться, а вместе со мной и тебе.
На этой неделе в лондонском отделении «Кристиз» царила суета. Эксперты и продавцы, покупатели и оценщики проводили совещание за совещанием. Специалисты всех отделов не знали передышки с утра до вечера, составляя календари аукционов в филиалах по всему миру, изучая каталоги и распределяя между аукционистами крупные произведения. Питеру нужно было убедить коллег позволить ему увезти картины Владимира Рацкина в Бостон. Через месяц с небольшим ему предстояло пустить там с молотка целый ряд полотен XIX века, на что непременно откликнутся международные журналы, специализирующиеся на изобразительном искусстве. В его ремесле не полагалось нарушать графики. Питер знал, что его ждёт нелёгкая страда, но, оставаясь наедине с собой, иногда сомневался, сумеет ли взять намеченную высоту.
В десять с минутами Джонатан стоял перед дверями галереи в доме 10 на Альбермарл-стрит. Клара уже была на месте. Она видела в окно, как он вылезает из такси и переходит улицу. Через несколько минут он вышел из кафе напротив галереи с двумя картонными чашечками капуччино. Она открыла ему дверь. В 11 часов перед галереей остановился давешний фургон. Ящик со второй по счёту картиной водрузили на козлы посреди зала. Джонатан чувствовал, как в нём нарастает нетерпение, воспоминания теснили друг друга. Он сохранил ценное детское качество – умение искренне восхищаться. Сколько взрослых людей вокруг навсегда расстались с этим чувством! Джонатан обладал редкостной способностью восторгаться красками вечера, запахами, свойственными тому или иному времени года, улыбкой на лице незнакомки, взглядом ребёнка, жестом старика, простым сердечным движением, таящимся в повседневности. Невзирая на насмешки Питера, Джонатан дал себе слово, что всю жизнь останется верен обещанию, некогда данному им отцу: никогда не переставать изумляться.
Сегодня скрывать своё нетерпение ему было ещё труднее, чем накануне. Вдруг ожиданию чуда суждено продлиться, вдруг картина, о которой он столько грезил, не входит в эту коллекцию? Но нет, Джонатан верил в свою счастливую звезду.
Он наблюдал, как рабочие отрывают одну светлую планку за другой. С каждой доской, которую бережно принимал от них бригадир, сердце Джонатана билось всё сильнее. Клара, стоящая рядом с ним, скрестила за спиной пальцы: она тоже сгорала от нетерпения.
– Я бы предпочёл, чтобы они отодрали все деревяшки сразу. Уж очень хочется быстрее увидеть картину! – прошептал Джонатан.
– Я выбрала эту компанию именно за их обстоятельную неторопливость, – ответила ему Клара так же тихо.
В этот раз досок оказалось больше, и освобождение картины из деревянной клетки затянулось. Рабочие устроили перекур в открытом кузове своего фургона, чтобы отдохнуть на солнышке. Клара заперла галерею и предложила Джонатану вместе подышать свежим воздухом. Они побрели вдвоём по тротуару. Внезапно она остановила такси.
– Вы уже гуляли по набережной Темзы?
Они шли под деревьями вдоль реки. Джонатан отвечал на бесконечные вопросы Клары. Среди прочего она спросила, что побудило его стать экспертом по живописи, чем неосознанно приоткрыла окошко в его прошлое. Они сели на скамейку, и Джонатан рассказал, как однажды осенью отец в первый раз привёл его в музей. Он начал с описания размеров зала, куда они вошли тогда вдвоём. Отец выпустил его руку в знак того, что предоставляет ему свободу. Ребёнок замер перед одной из картин. Ему казалось, что человек на полотне посреди нескончаемой стены смотрит на него одного.
– Это автопортрет, – шёпотом подсказал отец. – Художник изобразил самого себя. Так делают многие живописцы. Знакомься: Владимир Рацкин.
Сперва ребёнок затеял с художником игру: прятался за колоннами, ходил по залу взад-вперёд, ускорял или замедлял шаг, даже пятился назад – взгляд художника всегда оставался устремлён только на него. Даже жмуря глаза, мальчик не сомневался, что «дядя с картины» не сводит с него глаз. Наконец он заворожённо приблизился к полотну и провёл перед ним много часов. Казалось, замерли все маятники на свете, соединились две эпохи – таким могучим было охватившее его чувство, порождённое взглядом с полотна. В свои 12 лет Джонатан дал волю воображению. Благодаря волшебным мазкам на полотне, опровергавшим все законы материального мира, глаза художника говорили мальчику, преодолевая десятилетия, мудрые слова, доступные одному ему. Отец сидел на скамье у него за спиной. Джонатан не мог отвести глаз от картины, отец – от сына, самого прекрасного своего творения.
– Если бы он не привёл вас в тот день в музей, как бы вы поступили со своей жизнью? – робко спросила Клара.
Отец ли, этот ли человек с мудрой, вечной улыбкой подвёл его к той небольшой картине на стене? Не слились ли в тот день их души? Джонатан оставил вопрос Клары без ответа и сам спросил, что её связывает со старым художником. Она улыбнулась, посмотрела издали на куранты башни Биг-Бен, встала со скамейки и подозвала такси.
– У нас ещё много работы, – сказала она.
Джонатан не настаивал: у них оставалось ещё два дня, а если ему улыбнётся удача, если пятая картина вправду существует, то и все три, чтобы наслаждаться обществом друг друга.
На следующее утро Джонатан уже привычно пришёл к Кларе, а рабочие доставили очередную картину. Потом рутина была нарушена: пока разбиралась деревянная клетка полотна, перед галереей остановился ярко-красный «остин-мини». Вылезший из него молодой мужчина понёс в галерею кипу бумаг. Клара помахала ему рукой и исчезла в задней комнате. Незнакомец молча разглядывал Джонатана минут десять, пока не появилась Клара в кожаных брюках и в блузке от модного портного. Джонатана заворожила исходящая от неё чувственность.